Адвокат амазонки

Борохова Наталья Евгеньевна

– А ты? Что обязался сделать ты? – спросила Елизавета, чувствуя, что у нее пересохло во рту.

– Я должен был подарить ей легкую смерть...

* * *

Дубровская смотрела на пруд, над которым летали бабочки и стрекозы, и думала о том, как странно устроена жизнь. Еще вчера, в это время, она лихорадочно перетрясала свой гардероб в поисках вещи, способной сделать ее привлекательной для человека, который ей был очень дорог. А сегодня она сидела с этим человеком в парке, и ей была невыносима сама мысль о том, что он может коснуться ее рукой, может называть ее Лизой, словно друг или близкий родственник. Бойко убил Веронику, и теперь она воспринимала этот факт просто, словно догадывалась о нем уже давно.

Существовала сделка, в которой Елизавете посчастливилось стать третьей стороной. Она честно выполнила свой долг, освободив из-под стражи убийцу в белом халате. В конечном

счете все получили что хотели. Она – гонорар. Виталий – квартиру и вожделенную свободу. Вероника – смерть.

– ...Она очень боялась боли, – рассказывал Бойко ей, как своей сообщнице. – Ее пугали не только внешние перемены, которые неизбежны при таком заболевании. Ее страшила мысль о том, что совсем скоро она может оказаться беспомощной, прикованной к постели, никому не нужной. Она стала подбирать ко мне ключи сразу же после того, как увидела меня в своей палате. Сначала она, естественно, хотела знать свой прогноз. Но, к несчастью, обстоятельства были не на ее стороне. Болезнь держала ее мертвой хваткой. Оставалось только молиться и ждать. Конечно, Вероника использовала все возможности, ведь она бешено цеплялась за жизнь. Но ни операция, ни последующая химиотерапия не дали результатов. Но впереди было самое страшное. Очень скоро она не смогла бы существовать без обезболивающих препаратов. Боли были еще несильные, но Вероника уже сходила с ума при мысли о том, что скоро она превратится в полубезумное существо, живущее от укола до укола. Свой план она изложила мне, еще находясь в больнице. «Я – состоятельная женщина, – говорила она, – и я хочу уйти из жизни достойно. Тебе нужны деньги, и ты получишь их, как только выполнишь все, что требуется. Мне нужна легкая смерть». – «Мадам, – говорил я, как галантный кавалер, – вы не знаете, о чем просите. Эвтаназия у нас запрещена по закону. Боюсь, мне не на что будет тратить ваши деньги, находясь в тюрьме». – «Ты – болван, если упускаешь такую возможность, – отвечала она. – Можно подумать, к тебе часто обращаются с подобной просьбой». – «Почему бы вам не озадачить своей проблемой заведующего Стрельмана? – спросил я. – Мне кажется, что он – человек практичный». – «Он уже довольно стар и труслив, чтобы решиться на авантюру», – хмыкнула она. Тогда я оставил Веронику при ее заблуждении. Но она не думала оставлять меня. Обещания Песецкой становились все более соблазнительными, и я понимал, что долго не продержусь. Мне трудно было противостоять мрачной решимости этой женщины. «Назовите свою цену», – требовала она, и я помимо своей воли начал производить в уме расчеты. «А если меня поймают?» – спросил я ее как-то раз. Она ничем не выдала своей радости, ведь я сделал самое сложное – принял решение. «Если все сделать умно, никто ни о чем не догадается», – сказала она. «Тогда ты должна выйти за меня замуж», – произнес я. Она долго не сопротивлялась. Думаю, что брак для нее ничего не значил. Было лишь одно препятствие – ее названый жених, этот павлин Непомнящий, который время от времени появлялся в больнице. Слава богу, он не оказался слишком стойким и, услышав от меня несколько красочных рассказов о том, как будет протекать болезнь, испугался не на шутку. Вероника выполняла свою часть работы. Слезами и истериками она довела его до того, что он стал появляться в больнице, только чтобы соблюсти некие правила приличия. Правда, мы недооценили его. Ярослав не сдался даже тогда, когда узнал о регистрации нашего брака с Вероникой. Он слишком хорошо знал ее и абсолютно не доверял мне, поэтому так и не смог поверить в чистоту наших помыслов. Думаю, в конечном счете это нас и сгубило. Именно Непомнящий написал заявление и потребовал расследовать обстоятельства гибели Вероники. Но я забежал вперед...

Наша семейная жизнь протекала спокойно. Я, как мог, помогал Нике. Все-таки я врач. Конечно, не было никаких ужинов при свечах и слез на полу ванной, но мы жили мирно, как люди, связанные одной целью. Ника написала завещание, признав меня единственным своим наследником. Мы уже обсудили детали ее ухода из жизни, и Вероника сама одобрила один из предложенных мной вариантов. Ее вполне устраивало то, что она отойдет в иной мир во сне. Она сама предложила мне сделать это во время одного из моих суточных дежурств. Это могло стать для меня чем-то вроде алиби. Я корю себя за то, что поступил опрометчиво с флаконами и шприцем. Нужно было оставить на них отпечатки Вероники, что было бы естественно в той ситуации, но я перестарался. Отсутствие необходимых следов в некоторых случаях само по себе является доказательством. Я не учел это, но ведь я не являлся закоренелым преступником.

В назначенный день я сделал ей инъекцию. Мне это не составило труда, ведь я врач, и, бог знает, сколько инъекций сделал за всю свою жизнь. Вероника умерла без страданий. Жаль, но я не подозревал

тогда, что мои страдания только начинаются...

Он замолчал, пожевывая травинку.

– Теперь, как я понимаю, Алена останется с пустыми руками, – с горькой усмешкой заметила Дубровская. – Ведь она не участвовала в вашей сделке.

– Пусть ее судьба тебя не волнует. Алена получит вознаграждение, ведь она выполнила свою часть работы. Кстати, именно она передала тебе деньги, когда я находился в изоляторе. Теперь ты понимаешь, что она не могла себе позволить встретиться с тобой лично. Алена и мой дневник для меня были страховочными вариантами.

– Но неужели твоя практичная Вероника не дала никаких распоряжений насчет своей дочери?

– Насчет дочери? – удивился Виталий. – Ты о чем? А... Неужели ты еще не поняла, Алена не была дочерью Вероники. Так что даже по закону я чист перед ней в плане обязательств.

– А где же дочь Вероники? – поразилась Дубровская. Ей казалось, что она сейчас пытается обнаружить в коробке сюрприз, но, открывая ее, находит внутри только еще одну коробку, в которой прячется еще одна, затем еще...

– А шут ее знает, – пожал плечами Виталий. – Почему мне должно быть это интересно, ведь сама Вероника вспомнила о ней только однажды, сказав в сердцах: «Это мое наказание за то, что я отказалась от дочери». Я узнал об этом только в общих чертах. Даже перед лицом смерти Песецкая не думала каяться.

– Значит, Алена...

– Только второсортная актриса, которая так и не смогла устроиться ни в одну труппу. Но мне кажется, свою роль в суде она сыграла безупречно.

– Но как же внешнее сходство? – пробормотала Лиза, озадаченная до крайности. – Как вам удалось этого добиться? Алена показалась мне как две капли воды похожей на мать: прическа, цвет глаз, манера говорить. Ведь это убедило присяжных. Да не только присяжных! Сам Ярослав Непомнящий не почувствовал подвоха. А этот ее жест... – Лиза провела пальцами вдоль лица, словно поправляя выбившийся локон. – Это выглядело так естественно!

Виталий самодовольно улыбнулся:

– Хорошая работа, не правда ли? Краска для волос, цветные линзы, ну и утомительные тренировки творят чудеса. Алена изучила фильм с участием Песецкой так, что могла с закрытыми глазами сыграть любую сцену. Пусть в жизни ей не слишком везло на главных героинь, но за эту свою роль в суде она получила бы «Оскара».

С этим Дубровской было трудно не согласиться.

– Ну же, Лиза, неужели ты до сих пор считаешь меня хладнокровным убийцей? – сказал он, улыбаясь ей, словно ничего не произошло. – Я только лишь выполнил свое обязательство по сделке. Если хочешь знать, я считаю выполненную мной миссию священной. Ведь мне удалось освободить от страданий обреченную на смерть женщину. Она все равно умерла бы. Только благодаря мне это произошло легко и безболезненно. Разве наша вина в том, что мы не живем в цивилизованной стране, где это можно решить законно? Там такую инъекцию может произвести любой семейный доктор, купив в аптеке специальный набор препаратов. В нашей стране все предпочитают закрывать глаза на проблему. Больные люди вынуждены резать себе вены и вешаться, не рассчитывая получить спасительный укол.

– Не строй из себя гуманиста, – заметила Лиза, с трудом удерживая в себе рвущийся наружу гнев. – То, что ты сделал, не имеет никакого отношения к эвтаназии. Тобой руководила корысть, желание поправить свое материальное благополучие за счет обреченной на смерть женщины.

– Да. Но я заслужил эту квартиру, – возмутился Виталий. – Кто, как не я, ухаживал за Вероникой, подносил ей воду и даже убирал рвоту! Я честно отрабатывал свою часть обязательств, и это ты не можешь не признать.

– Я охотно признаю, что ты – чудовище, – сказала Дубровская. – Мне очень жаль, что тебя оправдали.

– Ну, и что ты собираешься делать с этим? – насмешливо спросил Бойко. – Пойдешь напишешь заявление? Насколько я знаю, за такое тебя легко лишат адвокатского статуса. Ты готова потерять профессию?

– А ты неплохо изучил закон, – сказала Дубровская, горько усмехаясь.

– Я готовился основательно, подружка, – хмыкнул он. – Мне нужно было просчитать все варианты. Думаешь, мне хотелось так, за здорово живешь, попасть в тюрьму?

– А твой дневник, как я теперь понимаю, был только сочинением на заданную тему?

– Что-то вроде того, – гордо ответил Виталий. – Знаешь, я всегда был неравнодушен к литературному творчеству. Жаль только, с живописью мне не везло. Я так и не научился рисовать. Те наброски, что ты видела, не мои. Их сделал по просьбе Алены один знакомый художник. Удивительно, но они сработали!

– И сколько мне сюрпризов еще предстоит узнать? – осведомилась Лиза. – Значит, не было никакой матери, больной раком? Твои родители живы и счастливо живут в пригороде, даже не подозревая, что их сын сочиняет про них мелодрамы?