Адвокат дьяволов
Шрифт:
Когда в 1991 году, в ходе первой избирательной кампании президента России, еще никому не известный Владимир Жириновский, отвечая на вопрос телеведущей московского канала о членах семьи и детях, вдруг заявил, что его сын — подлец, это вызвало шок. Шокирована была телеведущая — пожилая женщина, задававшая аналогичные вопросы всем кандидатам в президенты, шокированы были и сами кандидаты, рассказывавшие перед этим, сколько у каждого из них детей, какие они все хорошие и чем занимаются.
Но Жириновский, казалось выпаливший это слово спонтанно, под впечатлением каких-то своих свежих переживаний, на самом деле знал, что говорит. Десятки миллионов людей, смотревших ту
Владимир Вольфович конечно же всех надул: его сын был и есть вполне нормальный молодой человек, который уже тогда работал, поступил учиться и впоследствии стал надежным помощником своего отца. Чего, к сожалению, не скажешь про детей его тогдашних соперников, присутствовавших в телестудии.
Но не об этом речь. Это лишь яркий пример того, что желают видеть и слышать многие миллионы людей, которые следят за политическими дебатами. То же самое можно сказать и о тех из них, кто любит посещать заседания судов или хотя бы смотреть их постановочное, приглаженное и упрощенное воплощение на телеэкране.
Впрочем, есть люди (и таких, видимо, немало), которые и эти постановочные, телевизионные судебные процессы воспринимают всерьез, как настоящие. К примеру, я сам слышал, как в 2010 году один из подсудимых по громкому делу, связанному с убийством и бандитизмом, требовал допустить в зал суда журналистов с видеокамерами, мотивируя это тем, что «по телевизору же показывают такие процессы с участием суда присяжных»!..
Да, люди любят смотреть судебные процессы, и вовсе не для повышения своих юридических знаний. Их привлекают там чужие страдания, боль и чужое горе. И, видя все это, зрителям кажется, что их собственное горе, их личные страдания не такие уж и большие, а боль вполне можно и перетерпеть.
Но я не стану рассказывать душещипательные истории, наполненные страданиями и горем потерпевших, подсудимых и их родственников. Я расскажу то, что, как правило, остается за рамками интересов публики и прессы и что происходит чаще всего тогда, когда ни тех ни других в зале судебных заседаний обычно не бывает.
Я расскажу о свидетелях.
Свидетели бывают разные: бывают темные, бывают ясные.
Вот такого ясного свидетеля и пригласил я как-то раз в суд для дачи показаний по одному из самых резонансных дел, рассматриваемых в 2005–2006 годах в Иркутске.
И фамилия у него была подходящая — Ясный. Точнее, то был его творческий псевдоним, так как свидетель являлся тогда (и является поныне) одним из самых популярных в регионе музыкантов. И хотя по паспорту он — Игорь Несынов, но большинство людей знают его как певца и композитора Игоря Ясного.
Никакого криминального аспекта в наличии псевдонима у моего свидетеля не было и нет! Но в это упрямо не хотел верить один из гособвинителей на том процессе, некто Сергей Плохотнюк — еще сравнительно молодой, но почему-то уже с трудом соображающий и плохо выражающий свои мысли прокурорский работник. Те, кто его знал поближе, говорили, что, возможно, это последствия чрезмерного употребления пива. Но я в это не верю. Хотя в любом случае с такими данными и с такой фамилией — Плохотнюк (или Плахотнюк, что в общем-то не намного лучше) — он вряд ли будет генеральным прокурором.
Весь процесс со стороны гособвинения фактически тащил на себе его более опытный и старший по званию коллега. Но иногда Плохотнюк тоже открывал рот.
Итак, после того, как Игорь Ясный ответил на все вопросы защиты, Плохотнюк и взял слово. Коротко подстриженный, с торчащим вперед чубчиком, нахмуренным лбом и юношеским румянцем на щеках, гособвинитель с полминуты пыжился, но потом все-таки спросил:
— Скажите, свидетель, вас когда-нибудь вызывали в милицию?
— Да, — сказал Ясный.
Плохотнюк заерзал на стуле:
— Расскажите.
Здесь надо пояснить, что Игорь Ясный — интеллигентный, спокойный и, я бы даже сказал, очень мягкий человек. Он родился и вырос в Таллине, в семье известных художников, получил консерваторское музыкальное образование, как музыкант и певец работал со многими популярными советскими и российскими артистами. Но по своему мягкому, застенчивому характеру Игорь напоминает мне моих питерских друзей-музыкантов, для которых музыка и дружба — понятия святые. Такое впечатление, что все они следуют трем заветам Валерия Брюсова и, несмотря ни на что (ни на возраст, ни на научно-техническую революцию, ни на изменения в стране и в мире), продолжают «поклоняться искусству, только ему, безраздумно, бесцельно»… И вот такой человек стоял в качестве свидетеля в зале Иркутского областного суда и отвечал на вопросы гособвинителя Плохотнюка.
— Итак, — повторил Плохотнюк, — расскажите, зачем вас вызывали в милицию?
— Да, было такое… — стал вспоминать Ясный. — Примерно полтора года назад. Ко мне в студию приехали два полковника милиции. Или подполковники, не помню. И спросили: «Это вы Игорь Ясный?» — «Да, — отвечаю, — это я. А что такое?» — «Вы, — говорят, — должны проехать с нами».
Привезли в ГУВД, завели в кабинет. А там — генерал. Ну, их самый главный начальник. Он приказал тут же подать чай, кофе, коньяк там, закуску какую-то принесли. Пригласил он меня за стол и говорит: «Игорь Иванович, а не вы ли написали песню «За мужскую дружбу»?»— «Да, — отвечаю, — есть у меня такая песня». — «Игорь Иванович, — он мне, — а вы не разрешили бы нам, нашему милицейскому хору, исполнять эту песню?» — «Да ради бога, — отвечаю, — берите! Пойте на здоровье. Я буду даже рад».
Мы тут же с ним выпили по чуть-чуть, ради такого дела и за знакомство. Поговорили немного о жизни, и все. Меня отвезли назад в студию…
Выслушав это, Плохотнюк еще более нахмурился. Судья и все мы, защитники и подсудимые, смотрели на расстроенного гособвинителя и ждали, что он будет делать дальше.
Подумав с минуту и полистав для вида бумаги, Плохотнюк выдавил из себя второй вопрос:
— А еще был случай, чтобы вас доставляли в милицию? — Он с надеждой посмотрел на свидетеля: — Когда-нибудь…
— Ах да! — воскликнул тот. — Было. Точно, был еще один случай…
Плохотнюк даже расправил плечи.
— Можете рассказать?
— Конечно. Но это было уже позже. Приехали ко мне в студию два полковника. Или подполковника. Но уже другие. Говорят: «Вы Ясный? Проедемте с нами. Тут недалеко».
Приезжаем в ГУВД, заводят в кабинет к тому же генералу. Ну, он меня, конечно, встречает уже как старого знакомого. Тут же принесли чай, кофе, коньяк… И он мне рассказал, что их хор занял с моей песней первое место на конкурсе милицейских хоров. Кажется, в Екатеринбурге. И, значит, поблагодарил меня, а я его поздравил. Посидели, выпили, поговорили. Хороший такой, солидный дядька…