Адвокат инкогнито
Шрифт:
– Брось, ты слишком придираешься, – заметила Виктория, выводя машину на проспект. – Женщины рассказали только то, что знали. А то, что они отнеслись тебе с некоторым предубеждением, легко понять. Для них ты – человек, надругавшийся над женщиной. Уж не ждешь ли ты от них объективности?
– А хотелось бы, – пробурчал Аркадий. – Я уже начинаю ощущать себя парией. Такое впечатление, что меня уже без суда заклеймили.
– Хитрые вопросы нужно задавать не свидетелям, а твоей подружке. Но до нее пока не дошел черед. Думаю, Дубровская отлично справится со всем.
– Никакая она мне не подружка! – мгновенно ощетинился
– Не вздумай повторить то же самое в суде, – насмешливо произнесла Виктория. – Это полностью совпадает с обвинениями в твой адрес.
Они замолчали, и до дома никто из них не произнес ни единого слова. Виктория была занята своими мыслями. Аркадий по-прежнему дулся, считая, что его никто не понимает. Декабрьский ветер швырял в стекло колючий снег и выл, словно заранее предвещая финал невеселого дела…
Виктор и Дубровская встретились в кафе ближе к вечеру. Они уже наладили контакт и время от времени пересекались для того, чтобы обсудить некоторые сведения, которыми их снабжал детектив. Обычно к ним присоединялась Виктория, но сегодня она приехать не смогла, сославшись на усталость.
– Неужели что-то произошло? – забеспокоился Виктор, узнав, что подруга его юности осталась дома.
– Все идет в рабочем порядке, – пожала плечами адвокат. – Не хорошо, не плохо. Но Аркадий Александрович уже еле справляется с приступами паники. А это был только первый день. Не представляю, что будет с ним потом.
– А чего он, черт подери, ожидал? Слов благодарности или приветственной речи прокурора?
– Не нужно строго его судить, – мягко попросила Дубровская. – Уголовный процесс – серьезное испытание, и не каждому удается вести себя достойно. Соболев просто очень боится осуждения. Ему уже довелось пару суток просидеть в заключении, и это произвело на него сильнейшее впечатление. Всю свою жизнь он общался лишь с людьми определенного круга: со студентами и профессорами. Но обвинение в изнасиловании выдернуло его из тепличной атмосферы, в которой он находился до сих пор, и поставило в один ряд с мошенниками, ворами и убийцами. Такое нелегко переварить.
– Думать нужно было раньше, – назидательно заметил Виктор. – Прежде чем ложиться неизвестно с кем в койку. Должно быть, я выгляжу как зануда?
– Есть немного, – с улыбкой признала Дубровская.
– Просто мне трудно быть объективным. Я встретил и полюбил Викторию раньше, чем он, и имел все шансы стать ее мужем. Меня не приняли ее родители, посчитав, что их наследница заслуживает лучшего. Хуже всего, что она сама оказалась послушной дочерью и позволила надеть на себя фату, пряча следы слез. А теперь по иронии судьбы я помогаю сохранить брак, который некогда посчитал предательством. Она говорила, что была счастлива с ним. У них двое детей. Разве это не оправдание моих усилий?
– Мне тоже так кажется.
– Вот только у меня нет уверенности в том, что Аркадий и в самом деле невиновен, как утверждает Виктория, – со вздохом заметил мужчина, переходя к делу. – Боюсь, в сундуке нашей подопечной нет никаких скелетов.
– Детективу так ничего и не удалось узнать? – В голосе Дубровской звучало разочарование. Она, как и Виктория, полагала,
Виктор покачал головой:
– Похоже, лаборантке впору баллотироваться в президенты. Все чисто. Никаких порочащих связей. Никаких пятен в биографии. Все прозрачно и прозаично. Она из простой семьи. Родители умерли, но при жизни ничего плохого не совершили. Обычная семья, каких тысячи. Софья окончила школу, поступила в институт…
– Так у нее высшее образование? – встрепенулась адвокат, вспомнив анкету потерпевшей.
– Нет, институт она бросила на третьем курсе. Ушла в академический отпуск – что-то связанное со здоровьем. Потом нашла работу на кафедре, где трудится до сих пор. Все.
– Все? – с сомнением переспросила Дубровская. – Ушам не верю. Похоже, ваш детектив не особенно глубоко копал. Не может биография человека уложиться в три строчки.
– Мне тоже так казалось, но судите сами. – Виктор вынул из кармана исписанный лист. – Кислова даже адрес не меняла, по-прежнему проживает в квартире своих родителей. Никогда не была замужем. К уголовной ответственности не привлекалась. Жертвой преступлений ей тоже не доводилось быть, так что ваше предположение о том, что ее когда-то изнасиловали и теперь она пытается взвалить на Соболева чужую вину, трещит по швам. Ничего подобного не было.
– Ну, а сейчас? Чем она живет сейчас? – не унималась адвокат. – Такое впечатление, что вы рассказываете мне про древнюю старуху.
– В том-то и дело, что все чисто. Ее жизнь проста, как тетрадный лист: дом – работа – дом. У нее нет подруг. Ни одной. Отношения с коллегами она поддерживает только на работе. Никаких вечеринок, встреч за полночь. У нее нет любовника. Живет одна, даже не держит дома животных.
– Все равно как-то странно, – упрямо твердила Дубровская. – Еще не старая женщина и – ни подруг, ни друзей. Неестественно.
– Ну почему же? Я как раз не вижу тут ничего странного. Просто женщина живет замкнуто. Кто ее за это осудит?
– Вы говорите, не ходит на вечеринки… – размышляла вслух Елизавета. – Но ведь на день рождения Виктории Соболевой она все же пришла. При том, что не знала ни именинницу, ни ее мужа.
– Ее на самом деле пригласил профессор Крапивин – попросил составить ему компанию.
– Ага! Значит, он и есть ее тайный любовник! – воскликнула адвокат.
– Исключено, – развел руками Виктор. – У профессора есть жена, взрослые дети, и сам он, судя по рассказам студенток, волочится только за молоденькими девушками. Женщины в возрасте его уже не возбуждают. Кислову он использует как прислугу: пойди, принеси, закажи, убери, подай… В тот день он попросил ее купить имениннице цветы и письменный набор на стол. У него даже сохранились чеки.
– Все равно тут что-то есть, в этой самой пустоте, – не сдавалась Дубровская. – В нашем мире человек не может жить, не оставляя следов. Вот вы, например, узнали, почему она бросила институт?
– Я же говорил, из-за болезни. Она долго лежала в больнице, а потом не нашла в себе сил и желания закончить учебу. Такое встречается сплошь и рядом.
– А что за болезнь у нее была?
– Понятия не имею. Но какое это имеет значение? – изумился Виктор. Его уже начала утомлять настырность адвокатессы. – Кисловой было тогда чуть больше двадцати. Какой нам смысл знать подробности?