Адъютант палача
Шрифт:
Мнится мне, что периодически эмоции прежнего Юзека берут верх над более старшим разумом вселенца, и я начинаю делать глупости. Вот зачем было размахивать револьвером перед пьяным учителем? То, что шляхта ещё не утратила свой гонор и периодически ведёт себя откровенно по-свински — мне известно. Только это касается более низкой и провинциальной прослойки. Высокородная часть поляков и полонизированных русских, давно считают себя просвещёнными европейцами. Что не мешало им держать крестьян в крепости, или получать выкупные платежи, но внешне они стали выглядеть иначе. Это какой-нибудь русский князь может по старинке дать в рожу, для нас, графов Поклевских — это уже моветон. Хотя многие помещики, вплоть
Характерно, что по старинке продолжали издеваться над православным и униатским населением. Коренных поляков давно не трогали. И всё это под надзором русских властей, которые старательно закрывали глаза на любые зверства. Хотя, в центральной России было не лучше. Но как можно было не воспользоваться ситуацией, перетянув на свою сторону всё крестьянство? Глупость или вредительство? У меня нет объяснений для подобной политики.
А здешний генерал-губернатор — так вообще самый настоящий враг империи и престола. Я перед отъездом собрал информацию из других источников, и пришёл в самый натуральный ужас. Назимов считался другом поляков, адептом их культуры, и сделал для исторических врагов излишне много поблажек. И, самое главное — даже не думал этого скрывать. Не удивлюсь, что и тайные общества с кружками расцвели буйным цветом из-за его политики. Но, в любом случае, помочь мне может только один человек — в нём я, по крайней мере, уверен. Поэтому мы и едем сейчас в Питер.
Забавно, но наша компания увеличилась. Пока я сидел на губе, к Фредди обратился один странный тип. Назовём его белорус, хотя пока такой нации нет. Товарищ был впечатлён, как мы поставили на место обнаглевших шляхтичей в Ошмянах, и напридумывал про нас бог знает чего. Но так как в жизни он не любил две вещи — поляков и какого-то старосту Славку, то решил, что ему с нами по пути. Здесь я положился на нюх немца, который, при видимой простоте, был тем ещё фруктом. Кстати, именно белорус помог выйти на ячейку в Вильно, где удалось узнать, куда пропал Малаховский.
Вообще, с этого персонажа надо сказки писать. После отмены крепости, нашего героя выперли с родной деревни, где-то в Полесье. Во всём виноват, конечно, был староста Славка, а не внезапно его забеременевшая дочь. Наш герой, как истинно благородный лыцарь, жениться отказался. После чего был бит половиной деревни, в том числе собственной роднёй. Но, обладая живым умом, смекалкой, а по сути, являясь редкостным плутом, Янка не пропал. Я до сих пор не пойму, почему в конце имени стоит «а», но у сущности Юзека это не вызывает никаких вопросов.
Так вот, бывший крестьянин сначала прибился к мозырскому купцу. Но там надолго не задержался, ляпнул что-то покупателю поляку. Далее, фактический люмпен подался в Минск, где более года трудился на мануфактуре некоего Шломо Мудрика. Жидов наш герой тоже не любил, но в меньшей степени, чем поляков. В Ошмянах он работал в трактире, где, собственно, и обратил внимание на странную парочку. Есть у меня подозрение, что наш новый работник не так прост, как хочет казаться. По крайней мере, что ему плохого сделали поляки, он не говорит, только бледнеет и глаза у него становятся бешеными. Сквозь зубы он чего-то пробурчал про кукушку[1], и более на вопросы не отвечал. Фредди же сказал, что Янка если не убийца, то крови точно не боится. Здесь я доверился своему немецкому товарищу и не стал противиться увеличению нашего небольшого отряда.
Но были моменты, которые меня жутко раздражали в Янке. Мало того, что это была дылда с широченными плечами, круглой мордой и отличным аппетитом, так он ещё был жутким ворчуном. Я сначала и не понял, почему экс-крестьянин носил фамилию Пырх, но помог Фредди. Немец за двадцать
***
Столица пока ещё великой Империи встретила нас промозглым ветром и снегопадом. Вот не мог Пётр I основать город своего имени где-нибудь южнее? В Риге, например. А лучше в Ростове. Это, похоже, мне начали передаваться черты характера ворчуна Пырха. Закутавшись в шубу, обмотался башлыком и двинул вслед за Фредди и Янкой, который вяло переругивался с носильщиком, катившем на небольших санках три моих чемодана. Всё-таки положение обязывает иметь определённый гардероб, да и оружие надо где-то прятать.
Далее наш путь лежал к особняку моих родственников по отцу. Альфонс Козелл-Поклевский[2] уже сейчас был одним из богатейших людей на Урале. О дядюшке я подумаю позже. Вернее, о финансах, которыми располагает этот неординарный человек, и как их можно использовать во благо России. Идей у меня хватает, главное — выжить и донести их до адресата. Но пока родственник интересовал меня в контексте того, что младшая ветвь Поклевских имела свой особняк на Петроградской стороне. Мы с братьями всегда были там желанными гостями. Тем более, что сам хозяин и его семейство посещали город на Неве от силы раз в год. Альфонс Фомич предпочитал чаще ездить на свою Малую Родину, где под Витебском располагалось его родовое гнездо.
Я быстро договорился с управляющим, паном Томашем, и сдал ему на руки своих людей. Немца попросил не трогать, так как у того своя программа пребывания в городе. А вот говорливого ворчуна приказал нагрузить посильнее, дабы отрабатывал хоть кормёжку. Заодно дал указание Фредди позаниматься с Пырхом, определив уровень его подготовки, и подтянуть того в стрельбе. На том и расстались, договорившись, как будем поддерживать связь.
Мой дальнейший путь лежал в казармы Пажеского корпуса на улице Садовой. Сначала я немного побаивался процесса возвращения. Вдруг не вспомню преподавателей и учеников. Но всё оказалось достаточно просто. Первые пару дней у меня просто не было времени, потому что ученическая жизнь кипела. Ещё меня нагрузили дополнительными заданиями, дабы я освоил пройденный материал.
Удалось немного пообщаться с Мишей, который до сих пор не отошёл от смерти матери. Как смог, поддержал брата, и произвёл небольшую моральную накачку. Мол, его хорошая учёба и освоение профессии — это лучшая память о матери. Вроде самый младший представитель семейства Поклевских воодушевился. Вот только не знаю, как я буду объяснять свои дальнейшие поступки. Пока просто не хочу об этом думать.
Немного тяжело было выстроить линию поведения с моими здешними друзьями. Обоих звали Петрами, один Гессе, второй Полторацкий. Абсолютно противоположные друг другу юноши. Черниговский немец был эдаким живчиком с вечным мотором в одном месте. Но при всём своём любопытстве и живости нрава Гессе никого не раздражал, а наоборот, являлся душой любой компании. Особенно он любил разного рода проказы, где его поддерживал Юзек. А вот второй мой друг был не только на год старше, но и намного серьёзнее. Мы даже в шутку называли Полторацкого юным старцем. Он на дружеские подначки не обижался, и как-то умудрился сдружиться с двумя весьма беспокойными однокашниками.