Аэронавт
Шрифт:
Наконец аэроплан приобрёл законченный вид, и тогда Смородин отошёл, чтобы торжественно, на свету, при открытых воротах, осмотреть своё детище. Миша не знал, за какое время делали самолёт на заре авиации, но у его команды на это ушло трое суток не прерываемой ни на минуту работы. Но взглянуть было на что. Из-за того, что перкаль применялась из разных рулонов и всевозможных расцветок, аэроплан приобрёл вид пёстрого четырёхкрылого попугая. Его вызывающий вид удивил даже невозмутимого Лариона.
– Флагман Михай, что мы сотворили? – спросил он заинтригованно.
– Самолёт! – гордо ответил Смородин. – Запомните это слово.
И, не отвлекаясь
– Давайте, други мои, вытащим его на свет божий и приступим, помолясь! – удивившись самому себе, Миша добавил: – чего только не скажешь ради того, чтобы всё было не зря! Я даже готов перекреститься на партбилете, если эта штука полетит!
Аэроплан вытащили на снег, и Смородин занял место пилота. Испытание он решил проводить в одиночку и для первого раза ограничиться лишь небольшими пробежками, дабы проверить управляемость и тяговые возможности двигателя. Пурга давно закончилась, и теперь перед ним лежала ровная как стол белая равнина. Вырытые Стефаном проплешины замело снегом. Ветер стих. Солнце торжествующе искрилось в застывших под крышей сосульках.
«Для испытания лучше времени и не придумать, – подумал Миша. – Воздух плотный, морозный, застывший будто стекло! А видимость такая, что можно любоваться горами за десятки километров!»
Он плавно открыл вентиль первого баллона на треть, и двигатель тут же откликнулся громким шипением. Винт дёрнулся и исчез в круге вращения.
Смородин наслаждался шумом его работы, но сквозь ровный гул двигателя, будто муха на оконном стекле, раздражённо зудел Стефан.
– Руки выдерну, душегуб, если ещё раз сунешься в мой угол.
– А тебе жалко! – заржал Прохор, откровенно задирая боцмана. – Я только шерсти хотел надёргать с твоих овец, чтоб сапоги утеплить! Не переживай, у них новая отрастёт!
– Заткнитесь, оба! – прикрикнул на них Миша. – Тут такое событие, а вы грызётесь, будто собаки! Держите хвост, крикну – отпускайте!
Открыв полностью вентиль, он почувствовал, как самолёт задрожал, напрягся, отбрасывая назад мощную лавину воздуха. Снег за винтом взвился, скрыв стабилизатор вместе с переругивающимися Прохором со Стефаном. Смородин хотел им крикнуть, чтобы отпускали, но увидел, что и без его команды перепуганный боцман рухнул под хвост, закрыв голову руками. Самолёт потащило вперёд, вдавив Мишу в жёсткое деревянное сиденье.
«Однако! – удивлённо заметил он, поражаясь стремительно нарастающей скорости. – Почему же у нас не додумались до таких интересных технических чудес?»
Имея лишь смутное представление о мощности двигателя, Смородин до последнего момента сомневался в его пригодности к новой роли авиационного мотора. Одно дело дирижабль, совсем другое самолёт. Но сейчас, чувствуя, как от его силы трясётся рама аэроплана, понял, что хватило бы и половины.
Конец плато приближался очень быстро. За ним надвигался перевал, ведущий на венгерскую сторону. Пора было останавливаться. Рука потянулась, чтобы закрыть вентиль, но сердце защемило, почувствовав неимоверный азарт. Неожиданно забытое и прекрасное чувство свободного полёта, словно лавина, накатило на Мишу, сметая прочь осторожность и страх.
Так и не закрыв вентиль подачи воздуха в двигатель, он обхватил руками ручку управления и, уже ни секунды не сомневаясь, потянул на себя.
Самолёт послушно оторвал лыжи от снежной глади и взмыл над горным хребтом.
Это была победа!
Смородин размазал побежавшие от ветра по лицу слёзы, затем не выдержал и закричал, оглашая горы неистовым воплем дикаря, одолевшего могучего мамонта. Он сделал круг над белой крышей барака, затем пролетел над обрывом и спустился вниз к Дунаю. Пролетая над рекой и разгоняя рябь по воде, он чувствовал, что ещё немного и сердце разорвётся от пьянящего восторга ощущения свободы. Когда-то вот так он взлетал на вертикально бьющих струях раскалённого газа, вырывающихся из сопел Як-38, с палубы авианесущего крейсера «Киев» и мчался, сломя голову, к учебной цели, скрытой впереди по курсу корабля. А возвращаясь, считалось особым шиком и проявлением мастерства пронестись вдоль борта, ниже палубы крейсера.
Насладившись бреющим полётом над камышами, Миша вновь потянул в набор высоты. За осторожным покачиванием крыльями последовал глубокий вираж. Дальше, отдав ручку, Смородин перевёл самолёт в пикирование. Ветер засвистел в ушах, натянув тонкие расчалки, соединяющие крылья. Но рули работали чётко, безупречно передавая усилия на ручку управления.
Миша ликовал! Потеряв ощущение времени, он носился над бараком и перевалом. Взмывал вверх над крышей и тут же скользил на крыло, заходя на новый вираж. Пролетал над соснами вдоль склона, едва не задевая их верхушки. Казалось, мир вновь перевернулся, и сейчас он не в кабине полотняного аэроплана, а, как и прежде, пилотирует палубный штурмовик.
Вдруг двигатель громко фыркнул и заглох. Не заметив, когда уже успел опустошить один баллон, Смородин перевёл самолёт в пологое снижение, открыл запасной и, гася скорость, пошёл на посадку.
Проскользив с полсотни метров и остановившись рядом с бараком, Миша откинулся в кресле и, сцепив руки за головой, разразился счастливым смехом. Выбираться из кабины не хотелось, и, свесившись через борт, он смотрел в голубое небо, перебирая в памяти мгновенья полёта. Рядом захрустел снег, и, выглянув из-за крыла, показался наследник. Лицо Александра выражало смятение, ужас и благоговейный трепет. Он то растерянно улыбался, то опасливо сторонился, чтобы случайно не прикоснуться к натянутой, как барабан, перкали крыла.
– Ну? – позвал его Миша. – Что скажешь, Сашок?
– У меня нет слов… – с трудом выдавил великий князь. – Флагман, прошу вас, скажите мне, что я тоже смогу вот так, как вы?
– Сможешь! Хотя и не сразу. Учиться нужно. А хочешь, давай начнём прямо сейчас? Заменим пустой баллон и на взлёт! Крикни Стефану, пусть несёт новый!
– Боцман, наверное, не сможет, – смутился Александр. – Я сейчас сам принесу!
– Что значит – не сможет? – почувствовал беспокойство в интонации князя Смородин. – И вообще, где они все подевались? Почему я не слышу торжествующего «ура»? Где салют из летящих в небо шапок? Почему, чёрт побери, эти растяпы даже не явились посмотреть на плоды своих трудов?
– Сомневаюсь, что они видели ваш полёт, флагман. Лишь только вы взлетели над перевалом, боцман с Ларионом загнали Прохора в мастерскую, и… кажется, у них произошла крупная ссора.
– Понятно, – скрипнул зубами Миша. – Как они мне надоели! И где сейчас эти драчливые бандерлоги?
– Боцман там, – Александр махнул в сторону барака. – А где остальные, не знаю.
Смородин выбрался из кабины и, потирая кулаки, направился в мастерскую. Ему казалось невероятным то, что его аэронавты могли устроить друг с другом драку в то время, когда рядом с ними происходило такое историческое событие, как первый полёт самолёта! Насупившись, Миша толкнул ворота и заглянул внутрь.