Аэротаник
Шрифт:
– Ладно, давай, старшина, наливай. И… может чего закусить, огурчиков каких… Организуй-ка, дочка. – кивнул я бабе. Блондин рассмеялся, засуетился и кивнул девахе. Она раз и куда-то – на кухню, видать, свалила. До дверей не дотронулась – сами раскрылись и бесшумно. Вот дела, подивился, но опять на свою белую горячую голову все свалил. Думаю, пока банку откуда-нибудь из погреба достанет, нарежет, то да се, заждешься ее. А она тут же является с пустыми руками, как в старом кино, будто прислуге какой приказание давать ходила. И тихонько белобрысому:
– Кибер 18-й. После капитального ремонта. Я уже запрограммировала.
– Что, и батарейки уже новые стоят? Молодцы. – похвалил кого-то мужик, которого я за старшину держал. – Ну что ж, заодно и проверим. Впускайте.
Тотчас дверь снова сама собой распахнулась, и в комнату въехал, медленно передвигая железные свои несгибаемые ножищи, самый настоящий робот. Уж я-то сразу догадался. Читаю Технику Молодежи, нахожусь на уровне современных технологий. Не удивишь, думаю, знаем что такое кибернетика с химией. У робота башка крутится налево-направо, вроде как башня у танка, только формы она кубической. Нос – лампочка, предполагаю, ватт на 60 и мигает периодически в спокойном
– Я-ро-бот, я-ро-бот, я-ро-бот-Ки-бер-во-сем-над-ца-тый – Ки-бер-во-сем-над-ца-тый.
Блондин к нему серьезно так обращается:
– Кибер восемнадцатый. Соленый огурец, код экс 12Т дробь 44.
Железный покрутил башкой, и лампочки сильнее как-то замигали. Из груди вдруг выдвигается ящичек, и робот медленно своей клешней забирает что-то из коробка и протягивает мне. Другой лапой своей задвигает ящик обратно в грудь. Я думал, сейчас даст мне такой маленький огурчик, а у него на железной его ладошке оказался круглый порошок, вроде пиромидона. Пилюлю я взял, зеленая, помню, была такая и уже не боясь и не удивляясь ничему, запихал в рот. Таблетка, как таблетка, чуть соленая. Ну и проглотил я ее, запив той самой розовой шипучкой, сладковатой такой жидкостью и, что характерно, безградусной. И тут чувствую, будто огурцов только что соленых нажрался с полбанки, такое вот чувство. Ну и успокоился сразу, видно из-за действия безалкогольного напитка. А робот замигал:
– При-ят-но-го-ап-пе-ти-та!
Мужик сразу новое задание:
– Кибер восемнадцатый. Мелодия номер 89, код 456 дробь шестнадцать, композитор Серафим Туликов.
Кибер попыхтел немного, и вдруг из груди, где у него динамик вырисовывался, полилось электро-органное звучание песни «Родина, мои родные края».
Вот, думаю, чудеса. Даже прослезился. Пора, решил, требовать объяснений. А белобрысый только этого и ждал, сам начал.
– Дорогой Федор Тимофеевич, послушайте, а ведь вы… вы, батенька, в 21 век попали, такие вот дела. Вернее не вы сами, а ваша энергетическое сознание отделилось от материальных структур и, ориентируясь на ваше же острое желание, попало к нам в 2005 год, прямо сюда в Лабораторию энергетических сфер и расширения сознания имени Минина и Пожарского. Я скромный сотрудник этого заведения, зовут меня Тир Тартир, а это моя помощница Дана Недам.
– Очень приятно, – говорю. – А вы, простите, какой национальности будете, не из братской ли ГДР случайно? Я ведь как раз недавно в киножурнале Вальтера Ульбрихта видел, и у вас тоже фамилия вроде как немецкая.
– Вальтер Ульб… Да-с… То есть нет-с… Вот вы, все-таки не поняли… Хорошо, я начну издалека. Я ведь объяснял, что на планете давно уже торжествует коммунизм. Вкратце история такова: в конце 20 века все страны нашей планеты, видя грандиозные успехи и семимильные шаги стран социалистического лагеря на пути строительства коммунизма, наблюдая результаты завершения этого строительства сначала в нашей отдельно взятой стране, а затем в дружественных странах, восстали против своих поработителей и в короткий срок установили в своих государствах модель нашего общества, с ее политической и экономической структурой, пользуясь нашей широкой поддержкой этого строительства. В историческом плане, это более, чем революция или смена власти. Революции мы, конечно, поклоняемся. Но в данном случае такой всеобъемлющий переход всей планеты на единственную оптимальную для человечества систему дальнейшего существования является неизменно более глобальной и острой в историко-космическом понимании мутацией нашей планеты, так как затрагивает все без исключения народы земного шара, их политические и культурные особенности, природно-экологические и прочие различия бывшей нашей столь несовершенной цивилизации. Ну, пришлось, конечно, подкорректировать сознание населения нашей планеты, не без этого. Но, об этой уникальной программе как-нибудь позже. Одним словом, чтобы вам было понятно, если сравнивать, скажем, последствия взрыва обычной хлопушки с тем, что происходит в результате применения ядерного оружия, то приблизительно такой ощущается и разница между революционными переменами в отдельно взятой стране, как это было в 1917, и теми, что произошли за последние 30–40 лет на нашей отдельно взятой планете. Видные наши ученые-теоретики пришли к единому выводу о неизбежной историко-космической закономерности процесса резкого перехода человеческой цивилизации из одного состояния в другое при назревании определенных условий развития всего человечества. И условия эти, как вы понимаете, не замедлили появиться. Поскольку термин «революция» в данной ситуации недостаточно отражает глобальные масштабы, смысл и значение произошедшего исторического витка, то было принято использовать новейшую историко-космическую терминологию и вместо него взять на вооружение новый термин —»Реполлюция», с добавлением части слова «полный», то есть «тотальный». Одним из результатов Реполлюции явился добровольный отказ всего человечества от любых внутри себя возможных различий между людьми, в том числе и по национальному признаку. Исключением является, как я уже говорил, лишь анатомическое различие полов. Но над этой небольшой проблемой мы также думаем, решаем эту задачу, и уже есть, так сказать, черновики конкретных планов борьбы с этой несправедливой поляризацией нашего общества.
Я, хотел было от этого монолога ошарашиться маленько, но планка предела, к которому нормальный человек не может подойти без попадания в дурдом, видно отодвинулась розовым аперитивом куда-то выше, может на метр, не знаю. Ничего, выдержал и эту информацию. Только подумалось: ежели это так, то ведь я, дура этакая, только об этом и мечтал, сидя с Пашкой на бревнах, мол вот бы дожить, вот бы увидеть, хоть глазком будущее это наше. Вроде даже забурлило все от некоторого восторга в моем оторванном от тела сознании и расплылось радостью по жилам, и душа жадным нетерпением наполнилась. Скорее, все расспросить, увидеть своими глазами, еще и еще узнать. Стыдно как-то стало за свои недавние глупые подозрения насчет зятя своего, угнетенной белым населением жертвы. Может его уже и линчевали где-нибудь на аризонщине, а я то бочку на него катил. Не бойся, Дружба народов, внучка, сынка твоего, воспитаю как белого, все ему отдам, если вернусь в целостности и сохранности из этого приключения. Ну и по поводу медвытрезвителя тоже маленько пришлось покраснеть. Не знаешь, как и извиниться перед товарищами из будущего. Но первое, что с дуру пришло в голову, это зеркальце попросить.
Так вот зеркальце, что мне дала красавица товарищ мадам Недам, было почему-то с кнопками, а сзади виднелась батарейка «Крона», или что-то вроде той нашей батареи, как, например, в транзисторном с ремешком радиоприемнике «Ласточка», что на шею стиляги вешают и ходят – музыку на ходу слушают, девок завлекают. А может мне показалось, и что-то это было совсем другое. На хрена ж, думаю, к зеркалу батарею присобачивать. А так вроде отражает. Себя я не узнал и поднес руку к физиономии. Смотрю – что-то не то происходит в отражении, а что не пойму. Это я даже не про то, что рожа не та, а что-то еще, другое. И тут дошло: рука-то моя с другой стороны поднимается. Не зеркальное это было отражение, а прямое, как есть – правое это правое, а левое это левое. Конечно, это мелочь по сравнению с глобальными вещами, которых я еще не успел увидеть. Но самые первые впечатления, безусловно, запоминаются. Да, а лицо мое явно было не моим и к тому же лет на 30–40 моложе. Что-то, правда, знакомое промелькнуло на первый взгляд. Я же с дуру и говорю:
– Извините, это не я, может вы ошиблись?
Ну, думаю, сболтнул чего не так, сейчас засмеют. А этот Тир Трактирыч, или как его там, мне совершенно спокойным тоном:
– Правильно, Федор Тимофеевич, догадливый вы наш, это не вы и, тем более, не ваше лицо. Попытаюсь объяснить. Дело все в том, что в материальном мире сознательная сфера, отделенная от тела, не видна невооруженным взглядом. Было бы очень трудно с вами контактировать, да и вам самому что-либо узнать и расспросить о нашем обществе в таком несколько абстрактном состоянии без формы, словно жидкость вне сосуда. Но мы, ученые, эту проблему решили таким образом: супруг Даны, наш коллега, любезно согласился предоставить свою материальную оболочку для принятия вашей сознательной субстанции. ЭВМ подобрала его как лучшую кандидатуру. Сам он, то есть его мысли, особенности психики, знания, привычки и прочее находятся в заторможенном состоянии в специальной камере, условия которой позволяют это… на некоторое время.
Глянул еще раз, опять вроде знакомым мне этот тип показался. Батюшки, сообразил, я ведь в молодости очень похожим на этого был. Странно, думаю, а потом задумался и спрашиваю:
– Это, самое… понял ли я правильно, что пребывание мое здесь временно? А что же будет, когда хозяин вернется?
– Все, дорогой Федор Тимофеевич, зависит от вас. Ностальгия по своему времени неизбежна, ибо вы воспитаны до Реполлюции и несовершенны. Стремление к новому, справедливому коммунистическому будущему хоть и сильно выражено в вас, но не в такой степени, в какой оно развито у ныне живущих на этой планете. Как только чувство тоски по старому режиму захлестнет вашу полусознательную субстанцию, вы, по всей видимости, больше не сможете удержаться в предоставленных нами условиях и вернетесь назад в свое дореполлюционное время. А пока знакомьтесь, изучайте, смотрите, запоминайте. Ну а теперь, как говорится, занавес.
Нажав на одну из кнопок пульта, Тир развернулся на кресле к той стене, на которой отсутствовали приборы. И тотчас белая поверхность стала вдруг похожей на молочное стекло, а потом и вовсе стала прозрачной. Вид из возникшего в стене окна, как сон наяву, представлял тот самый город будущего, которым мы с тобой, Паша, грезили. Но разве мы могли представить и десятой доли того, что я увидел на самом деле. Город сверкал своей красотой и зеркальностью, удивительным переплетением дорог и дорожек, мостов и мостков, причудливых архитектурных сооружений из серебристого металла и зеркального стекла, с башенками и круглыми куполами. Здания были и шарообразные, и ровные кубической формы, и бесформенные вовсе или в виде спиралей. Нигде ни хрущевок, ни сталинских домов, и вообще никакого нашего старья. В то же время на различных уровнях всех этих архитектурных сооружений висели сады и парки, били ввысь фонтаны. На дорогах виднелись мягко и ровно двигающиеся автомобили вроде нашей Чайки, но только с прозрачной куполообразной кабиной и с крыльями на заднем капоте по бокам, как в Америке. Помнишь журнал? Однако вместо колес у них, как я из окна разглядел, были воздушные подушки. А может магнитные, не знаю. Далее, в небе летало множество разнокалиберных летательных, вроде лодки, аппаратов размером с автомобиль, ну и большенькие тоже попадались. Примитивных самолетов с крыльями уже и не видно было нигде. Парки и сады, а также некоторые районы города были накрыты гигантскими прозрачными куполами, видать от дождя и снега. Люди мелькали на улицах стройные и красивые, все в серебристых, облегающих тела костюмах. Они радостно приветствовали друг друга. Там и сям группы людей играли в какие-то интересные игры, пели хором, танцевали, держась за руки, и как-то все математически, что ли, в учебных целях, а не просто так. Я зачарованно глядел на эту картину и, наверно, с открытым, чужим правда, ртом. Робот между тем после Туликова получил задание играть и другие мелодии, но уже мне не знакомые. И, как человек, много лет проработавший преподавателем музыки, должен был признаться себе, что счастливый народ и музыку сочиняет замечательную, фантастическую прямо. А электрозвуки были удивительно интересными, хотя и непривычными. Где уж нашему пресловутому твисту «Черный кот» в исполнении этой вульгарной Миансаровой до этой красоты, хоть и не человеком исполненной, а продуктом его жизнедеятельности – роботом Кибер 18. Но вот вскоре Тир прервал мои размышления: