Аферистка
Шрифт:
— Ешь сам. Я завтракаю только кофе, — предупредила она. — И к тому же я должна перед отъездом забежать домой, там и перекушу что-то.
— Перед каким отъездом? — обалдел Григорий. — Ты же только что приехала? И для чего тебе домой, где все без тебя стоит пустое и безжизненное? Теперь здесь твой дом.
— Да, спасибо. Когда я ехала из Москвы, мне надо было в Днепропетровске выйти. Но ты меня ждал в Синельниково, и я решила не задерживаться. Теперь спокойно съезжу туда-сюда, надо в банк заглянуть.
И это была правда. Татьяна со смешанным чувством радости, удивления и сомнения узнала, что имеет в своем распоряжении несколько банковских сейфов, где хранятся не только деньги, но и документы на недвижимость, и, что сейчас было особенно важно, некоторые средства личной защиты при нападениях. В конце концов, подумала она после первого ошеломления, вызванного этим открытием, пусть в устной форме, но погибшая девушка именно в ее пользу сделала завещание. Так разве не надо уважать волю завещателя? А потом Татьяна поняла, что должна позаботиться о сохранности этих средств, и не только о сохранности, но сделать так, чтобы они работали, а не прятались в железных ящиках. Но в Москве она побоялась открывать депозитные вклады, так как не хотела пользоваться обнаруженными документами на другое имя, на имя человека с русским гражданством. Неизвестно, к чему это могло бы ее привести. С этим именем ей хватало других хлопот. Поэтому там она ничего изменять не стала. А Проталина Татьяна Ивановна, она точно знала, ничем себя не запятнала и может спокойно и безопасно пользоваться своим правом иметь деньги и хранить их в банке. По крайней мере то, что хранилось в Ю-Банке, можно было спокойно доверить депозиту на свое имя. Вот для этого и для кое-чего другого Татьяна спешила в областной центр.
— Так во сколько тебя сегодня встречать? — беззаботно спросил Григорий, когда они вдвоем дошли до Татьяниного дома и должны были здесь расстаться.
— Не надо меня встречать.
— Почему это?
— Не хочу привыкать к лишнему вниманию, — не замечая беспокойства со стороны Григория, ответила Татьяна. — Сегодня останусь дома, а завтра постараюсь найти ту бабку-травницу, о которой ты говорил, и устроюсь у нее на две недели. А ты отдыхай, собирайся с мыслями.
— Таня, — захныкал Григорий, — мы же вчера договорились, что не будем больше расставаться. Ты мне обещала. Помнишь?
— Ого-го! Когда это еще будет? Зачем давать людям повод языками плескать? Ну переночевала я у тебя одну ночь, так это еще можно понять. А как начну каждую ночь к тебе бегать, то обо мне другое подумают. Скажут, что я в гульки ударилась. Это нехорошо. Ты должен заботиться о моей репутации.
— Как «когда будет»? Давай прямо завтра распишемся! Репутация… Я сегодня же пойду в сельсовет и попрошу назавтра нас расписать.
— Завтра будний день, — напомнила девушка. — Да у меня платья соответствующего нет.
— Наплевать! — Григорий в сердцах колотил себя кулаками по бокам. — У меня тоже нет. А они только по будням и расписывают, правда без торжественных церемоний, а по-тихому. Так что, договариваться?
— На завтра?
— Да.
— А не пожалеешь, что торопился?
— Какое торопился? Уже целый век жду! Весь Славгород ждать устал.
— Хорошо, договаривайся, пока я не передумала.
— Значит, я немедленно подаю заявление от своего имени, а ты с этого момента считаешься моей невестой и имеешь полное право ночевать у своего жениха. Так?
— Да! — согласилась Татьяна. — Распишемся и будем проводить медовый месяц в разных местах.
— В разных? Почему?
— Ну, я поеду лечиться у травницы, а ты будешь куковать дома.
— Так пока у меня есть машина, я тебя буду возить туда-назад.
— Ладно, как-то устроимся.
— Я по тебя выеду к вечерней электричке на Запорожье, — предупредил Григорий.
Григорий пошел на работу. Ему сделалось легче на душе, тем не менее он не прекращал думать о том, что в самом деле тихая Татьяна изменилась, и теперь не знаешь, чего от нее ждать. Такая предприимчивая, самостоятельная, что у нее ни в ком нет потребности. Вне сомнения, она порядочная и надежная, с развитым чувством меры и такта, но весьма… Как сказать? Даже не своенравная, а независимая. Надо скорее ее зануздать, а то так она и совсем одиночкой останется. А такой умный и одаренный на женственность человечек не должна пропадать!
Мотаться туда-сюда во время лечения у травницы Татьяна отказалась. Что это за лечение наездами, когда требуется не просто пить-есть, придерживаться диетических предписаний, выполнять всяческие процедуры, и вообще соблюдать другой режим жизни? Надо забыть о заботах, снять с себя все нагрузки, прекратить волноваться по поводу и без, меньше забивать голову телевизором и больше учиться единению с природой у домашних животных, в частности у кошек, чтобы уметь созерцать окружающий мир, жить по часам солнца и заботиться только о себе, как они.
Сейчас Татьяна всеобъемлющего поглощения собой себе позволить не могла, хотя Григорию сказала, что не желает начинать супружеская жизнь с частых и долгих отлучек из дому.
— Говорят, как проведешь медовый месяц, такой и вся жизнь будет, — сказала она. — Хоть неделю-другую побудем вместе, неразлучно, а потом снова нырнем в текущие дела и хлопоты. И вдобавок мне не помешает привыкнуть к новым обязанностям, даже к мысли о том, что я замужняя. Это все непросто, оно требует времени и терпения.
Григорий нашел соображения Татьяны резонными и согласился с ними.
А Татьяна втайне готовилась встречать незваное нашествие, и ждала его не днем, как люди ждут гостей, а ночью — такой своеобразный, по ее мнению, перец собирался прийти сюда. Была уверенна, что для такой аферы, какую он, очевидно, затеял, ночной визит более естественный — так делают все бандиты. Ну, хотя бы потому, что ночью намеченную жертву удобнее застать дома, да и свидетелей меньше, что ни говори — это тоже важно.
В самом деле, на рассвете третьего дня после регистрации их брака в окно вкрадчиво постучали.
— Это твой бывший благодетель, — тихо сказала Татьяна. — Открывай и ничего не бойся.
Григорий, еще не очнувшись от крепкого предутреннего сна, не обратил внимания на женины слова, чертыхнулся и пошел открывать, на ходу надевая спортивные штаны и домашние шлепанцы.
К его неприятному удивлению, Давид заявился не один, прихватил с собой какого-то качка с явными признаками немоты. У обоих был подозрительный, затравленный вид, будто они убежали из-под стражи и вот втирались в доверие, чтобы их приняли за порядочных граждан. Давид похож был на побитую собаку, у которой, правда, еще есть злость ради куска мяса порвать ближнего. Григория прямо от порога качек толкнул в грудь, чтобы он не вышел на улицу. Дело запахло керосином.