Афганец

Раугул Владимир

Для Ассада начались трудовые семейные подвиги, так как, будучи по слабости своего характера порядочным человеком, не жениться он не мог. Советские власти без особого энтузиазма оформляли вид на жительство, заявляя, что им и так хватает "лиц кавказской национальности", и что эти черномазые ничего не умеют, кроме как торговать на рынке. Ассад не умел даже этого, но, из настойчивых заявлений на свой счет, понял, что придётся учиться.

Когда будущий ударник рыночной экономики приступил к изучению хитростей лавочного предпринимательства, советские войска решили покинуть Афганистан, заявив, что уже показали всем пример и внесли посильный вклад. Далее местным предлагалось действовать самостоятельно. Половина Афганистана лежала в руинах, усеянных трупами, и, почувствовав

неограниченную свободу творчества, местные патриоты решили довести начатое дело до конца. И понятно, что глупо было бы оставлять страну разрушенной лишь наполовину.

Однако поток товаров из Афганистана уменьшился не сразу, так как перебить всех торговцев было делом крайне хлопотным. Товары же пользовались безумным спросом в СССР. И это было не удивительно. Все более плотным кольцом со всех сторон на Союз наступали светлые талонные⁹ времена.

Всесильная советская пропаганда билась не на жизнь, а насмерть, доказывая, что ничего особенного не происходит, и, имеющий голову на плечах, всегда найдёт выход из мелких неудобств. Но вскоре пришлось решать проблемы даже некоторым, имеющим головы, так как эти головы стало нечем мыть. О шампунях все давно забыли, но когда по всей стране пропало мыло, чистоплюйный русский народ впал в полное недоумение. Однако советская пресса не отчаивалась и публиковала откровенные признания хитроумных мужиков и баб о том, что они моют голову стиральным порошком, что приводит их в дикий восторг. Народ сначала смеялся над этими откровениями, но потом плюнул и бросился в магазины. Но порошка там уже не оказалось. Видимо все оставшиеся советские запасы моющих средств были израсходованы на омывание трупов смелых героев газетных статей.

О всех прочих товарах нет смысла что-либо говорить, так как их тоже не имелось в наличии. Потому выставляемая Ассадом одежда пользовалась неплохим спросом среди тех, кто решился потратить на джинсы все свои накопленные за советский период трудовые сбережения, справедливо полагая, что джинсовая ткань прочнее туалетной бумаги, в которую превращаются советские рубли. Справедливости ради, следует отметить, что никакой другой туалетной бумаги, кроме советских рублей, на тот момент в стране вообще не было.

Ассад же продавал "моднявые" джинсы. Там были и "Монтана", и "Левайс", и "Вранглер". Не важно, что все они, на самом деле, были пошиты в Афганистане. Продавец заявлял, что лично снял предлагаемые джинсы с господина Вранглера, завещавшего их для реализации в помощь голодающему населению Советского Союза.

Но вот однажды, приехав на границу с Афганистаном для покупки очередной партии товаров, Ассад услышал, что Дажамал, или кто-то другой, похерил-таки, в конечном итоге, Социалисти Шурави. Ассад заснул в СССР, а проснулся в независимом государстве Таджикистан. СССР больше не было. Таджики, на радостях, принялись избивать русских и грозить им смертоубийством за все построенные дороги и фабрики и прочие безобразия, допущенные русскими, начиная с момента свержения татаро-монгольского ига. Ассада, почему-то, причислили к русским. С трудом ему удалось добраться до дома к жене и дочери.

Впрочем, СССР не было уже и там. Там оказалась жутко недовольная собственной независимостью республика Беларусь. Вскоре, впрочем, выяснилось, что это не единственное её недовольство. Недовольна она оказалась и джинсами афганского пошива. Впрочем, не только ими, но и всем, что продавали предприимчивые рыночные торгаши. Их ларьки и палатки принялись ликвидировать, как представляющие угрозу национальной безопасности. Начали даже поступать предложения о том, что не плохо было бы ликвидировать и самих торговцев.

Потому, когда Ассада арестовали в первый раз, он особо не удивился. Его больше удивило то, что милиционеры назвали его не имеющим прописки лицом "кавказской" национальности. Тщетно задержанный показывал свои документы, где однозначно говорилось, что он афганец и имеет вполне законный вид на жительство. Такие нюансы никого не интересовали, и "кавказца", в ожидании прихода начальника, поместили в камеру вместе с алкашами и парочкой бомжей.

Исходя из своего афганского опыта, Ассад предположил, что милиционеры просто не умеют читать, и вся надежда остается на начальника. Начальник, в самом деле, оказался знаком с замысловатым русским алфавитом, и, где-то сутки спустя, приказал выпустить Ассада. Полагая, что явился жертвой простого недоразумения, Ассад был крайне удивлен когда вскоре его арестовали повторно и поместили в ту же самую камеру. Когда же его арестовали в третий раз, изумлению задержанного не было предела. Аресты становились ритуалом. Видимо, в конечном итоге, задерживаемый настолько надоел милиционерам, что те, в очередной раз, даже не стали его арестовывать, а просто заехали пару раз по ребрам и попросили на глаза им больше не попадаться.

Ассад, как и подавляющее большинство советских граждан, никогда в глаза не видел уголовный кодекс. Но при этом всем хорошо было известно, что незнание написанных там законов не освобождает от ответственности. Именно по этой причине, вероятно, власти всегда тщательно скрывали кодекс от населения, чтобы иметь возможность побольше посадить. Но всё же, Ассад был понаслышке знаком с некоторыми положениями и знал, что оказание сопротивления сотрудникам милиции неизбежно ведет в тюрьму. А если не в тюрьму, то, в лучшем случае, в морг. С учетом же обещаний, которые он услышал от милиционеров, можно было предположить, что неоказание сопротивления работникам правопорядка также приведет его в морг, так как "кавказцу" однозначно были обещаны удары "керзачами" по "хлебальнику", пока кишки изо рта не полезут. У Ассада, не имевшего опыта выживания во времена культа личности, такой расклад морг-тюрьма-морг, почему-то, оптимизма не вызывал. Странный он был человек.

Глава седьмая: Ассад - хорошее русское имя.

Убедившись, что Социалисти Шурави похерен окончательно, Ассад со все меньшей радостью на душе ждал, когда же похерят и его. Потом ждать надоело, и он решил, что пора делать ноги. Из всех книг, которые он читал своей дочери, больше всего Ассаду нравилась философская притча "Колобок". Исходя из изложенных там принципов, он сказал про себя: " От душманов я ушел, из Афгана я ушел, и от тебя, Похеренный Шурави, тоже уйду."

Но не так-то просто было куда-нибудь деться. Все страны, в один голос, заявляли, что выбравшиеся живыми из своей страны афганцы должны умирать там, где находятся, и к себе их никто не пустит. "Где же мы вас всех хоронить-то будем?" - дружно вопрошали демократические страны. Потому Ассад знал, что человека с афганским паспортом выгнали бы из любого посольства, предварительно высмеяв в нехороших выражениях.

Но есть всё же дружба и взаимовыручка среди земляков. Один из афганцев пообещал оказать братскую помощь Ассадуле и сделать советский загранпаспорт. Братская помощь в подделке паспорта уже несуществующей страны обошлась Ассаду во все его сбережения от рыночной торговли. Также пришлось продать квартиру, дачу и машину. В результате, у Ассада оставалось всего двести рублей и несколько стодолларовых бумажек. Земляк объяснил, что основные деньги, а именно двадцать тысяч долларов, пошли сотруднику белорусской таможни, который пропустит новоявленного советского гражданина через паспортный контроль к трапу самолета.

– Понимаешь, - объяснял земляк, - по паспорту ты Алексей Федорович Смирнов, а по лицу этого не скажешь. Потому, если таможне не заплатить, она очень сильно заинтересуется.

– А почему у меня в паспорте нельзя было написать, что я Ассад Абдулович Тотахел?

– Понимаешь, тут такое дело. Ассад, конечно, - хорошее русское имя. Но паспорт с таким именем нам найти не удалось. Скажи спасибо, что год рождения совпадает и фотография твоя.

Собрав вещи и твердо выучив, что он - Алексей Федорович Смирнов, Ассад с семьей простился со ставшей уже родной Белоруссией и, пропущенный сдержавшей свое слово таможней, вылетел в Западную Европу. Твердо помня, что он Алексей Смирнов, Ассад, не желая уронить звание русского человека, и, к тому же, жутко нервничая, выпил в течение рейса весь имевшийся на борту самолета коньяк. Он уже хотел приступить к водке "Смирнов", так как она соответствует его фамилии, но самолет начал снижаться, собираясь заходить на посадку.