Афганский шторм (Операцию «Шторм» начать раньше…)
Шрифт:
Тут то и всплыли маргеловские «азиаты». Крест Генштаба лег на ферганскую часть.
Справедливости ради отметим, что проработки по ее расформированию начались до революции в Афганистане и до смены командующего ВДВ.
Генерал полковник Дмитрий Семенович Сухоруков принял войска за год до событий в
Афганистане. Бывший десантный комдив, он исхитрился не поддаться общей эйфории ВДВ: интеллигентный, мягкий, никогда не повышающий голоса, прекрасно разбирающийся в литературе. После калоритнейшей фигуры Маргелова он казался конечно же анахронизмом, чужеродным телом в этих войсках. Чем он кончит, всем было ясно: не сработается, уйдет.
Вопрос ставился другой: сколько продержится и с чего начнет?
Начал с боевой подготовки. В первые же месяцы командования поднял две дивизии, выбросил в белорусские леса воевать друг с другом. А потом был разбор.
— Чему мы учимся, товарищи? Давайте посмотрим на первом же примере: передовой отряд захватывает мост, «противник» отходит на пятнадцать километров. Через какое то время подтягиваются основные силы десанта, и что начинается? Море огня, рев, крики, мост вдребезги — как же, десантники пришли! А зачем кричать и палить в воздух, если мост уже сутки как наш! Словом, так: повеселились, а теперь будем учиться воевать. Воевать, а не шуметь.
Сколько жизней спасло в Афганистане назначение Сухорукова! К чему приучил он: перед тем, как бросаться под пулеметы, надо все же подумать, похитрить, проанализировать. Сочетание маргеловского духа и сухоруковской выучки и создало в народе впечатление того, будто в
Афганистане воевали одни десантники. А ведь их там была одна дивизия!
Словом, выпало для ВДВ это счастье, солдатское везение — иметь таких командующих. Но тем не менее решение Маргелова пожертвовать ферганской дивизией догнало его преемника через несколько месяцев после вступления в должность.
— Ну что, Дмитрий Семенович, все таки будем урезать вас, решение окончательное. — Огарков, вызвавший его однажды в Генштаб под конец рабочего дня, сказал об этом как о решенном вопросе, и теперь Сухоруков ждал, какую дивизию назовет начальник Генштаба. — Давайте ка еще раз пройдемся по вашим хозяйствам. — Огарков подошел к карте. Ему, видимо, и самому доставляло мало удовольствия лишаться целой дивизии, да еще на юге, и он, может быть, просто лишний раз хотел проверить свое решение. — Этих и этих, — маршал постучал карандашом внизу карты, — сейчас нельзя трогать, они у нас сидят из за Ирана. Эта, — карандаш сместился на северо запад, — подчинена Варшавскому Договору. Эта, — обвел центр карты, — нацелена на
Дальний Восток, там у нас вас нет. Ну а эти, — постучал еще по карте, — извините, эти мой личный резерв.
Карандаш упал на карту, что означало точку в решении.
— Но сделаем так. — Огарков прошелся по кабинету, — Будем реалистами. Как говорит Ахромеев, у нас появилась головная боль в связи с Афганистаном. Какие шаги будет предпринимать в связи с ним политическое руководство, неизвестно, но нам надо быть готовыми ко всему.
Поэтому дивизию расформировываем, а один из ее полков, как вы и просили, оставляем. И не просто оставляем, а усиливаем. Будем держать за дивизию, деваться некуда. Я хочу, чтобы штаб
ВДВ это правильно понял, и довел нашу озабоченность до офицеров полка, которых вы оставите. Афганистан будет их, — без задней мысли, просто как стратег, определяющий зоны ответственности для своих частей и подразделений, добавил маршал.
Был бы верующим да знал бы, что говорить, может, и перекрестился бы…
Необходимое послесловие. Вскоре командир одного из полков подполковник Сердюков
Николай Иванович, успевший отгулять всего шесть дней в отпуске, будет срочно отозван телеграммой в Москву. На совещании в штабе ВДВ встретит своего командира дивизии. Вместе им и объявят, с одной стороны, о расформировании дивизии, а с другой — о создании усиленного полка центрального подчинения. Командиром этого полка и был назначен
Сердюков.
25 июня 1979 года. Москва.
Заместителю командующего ВДВ по воздушно десантной подготовке генерал лейтенанту
Гуськову с отпуском повезло больше: он отгулял его полностью. Правда, в последний день перед выходом на службу ему прямо на дом позвонил Сухоруков:
— Отдохнули, Николай Никитович?
— Отдохнул.
— Хорошо?
— Хорошо.
— На службу завтра?
— Завтра.
— Ждем вас. Только захватите с собой гражданский костюм. Надо будет слетать на юг.
На юг — это в Фергану. Но гражданский костюм?..
На следующий день в штабе ВДВ командующий ставил своему заместителю сразу три задачи:
— Первое — вы назначаетесь начальником ликвидационной комиссии по расформированию дивизии. К концу года вопрос этот должен быть решен окончательно. Второе — из состава дивизии вывести полк подполковника Сердюкова, он станет отдельной частью нашего, центрального, подчинения. Офицеров, солдат, технику — все лучшее отдать и перевести ему. И третье…
Здесь Сухоруков умолк, пристально посмотрел на заместителя. Буквально вчера Устинов отдал распоряжение подготовить парашютно десантный батальон для отправки в Афганистан. Судя по всему, ситуация там складывалась не совсем благоприятная, особенно для нашей транспортной авиации в Баграме. Охраны для летчиков и техники не было практически никакой, а прокатившиеся по республике мятежи с захватами вертолетов и самолетов в
Джелалабаде и Асадабаде показали, что гарантии их безопасности тают уже не по дням, а по часам.
— …И третье, Николай Никитович, выберете в дивизии лучший батальон и готовьте его в
Баграм.
За что уважал своего заместителя командующий — за спокойное восприятие любого известия.
Потом, конечно, появятся десятки и сотни «как», «почему», «откуда», но это будет уже работа. А важно начало, само отношение к делу…
Конец июня 1979 года. Учебный центр ТуркВО.
Пристальное внимание к своему батальону подполковник Василий Ломакин ощутил сразу после приезда в полк генерал лейтенанта Гуськова. Подняли их по тревоге и перебросили в учебный центр, как понял комбат, — подальше от лишних глаз и разговоров. Незаметно и скромненько нагрянули представители особого отдела, пересмотрели каждого солдата, несколько человек порекомендовали отправить служить в другие части. Затем в штаб батальона ввели автомобилистов, зенитчиков, а когда приписали двух хирургов и начфина, стало окончательно ясно, что лететь батальону куда то далеко от места расположения.