Африка грёз и действительности (Том 3)
Шрифт:
У нас в Чехословакии люди уже давно проходят мимо восьмицилиндровой «татры», не обращая на нее никакого внимания. Но мы могли бы заполнить много страниц описанием происшествий, вызванных стихийным, бурным, восторженным интересом к нашей машине за границей.
Началось это уже в Касабланке, меньше чем через час после того, как мы выехали за ворота порта. Машина остановилась на главной площади; на ровном месте мы никогда не дотягивали ручного тормоза до конца. Возвратившись через полчаса, мы нашли машину в 10 метрах от того места, где ее оставили, зажатую в кольце зрителей. Кто-то из них заметил карбюратор под ребрами
Менее безобидным казалось происшествие на главной улице Каира — Каср-эн-Нил. Мы возвращались после посещения своих земляков-летчиков, обслуживавших каирскую трассу Чехословацких авиалиний, у которых получили связку вчерашних чешских газет, еще пахнувших типографской краской. Прямо из дверей гостиницы мы попали в кричавшую толпу. Смех замер у нас на устах.
В то время не проходило почти ни одного дня, чтобы в каком-нибудь районе Каира не разыгралась бурная демонстрация, после которой на улицах оставались лишь разбросанные булыжники мостовой да осколки стекла. Сердце у нас сжалось от страха при виде раздувавшихся галабей.
— Ну, кончилась наша машина!
— Пошли вперед! Нужно туда пробиться! Может быть, удастся уехать от самого худшего на том, что еще осталось от «татры»…
Прокладываем себе дорогу в гуще потных тел. Вдруг перед нами вырастает белая униформа полицейского, за ней вторая, третья. Грозно хмурятся брови под огненно-красными фесками, и на наши головы сыплется град арабских слов.
— Послушайте, нам обязательно нужно туда пройти. Там наша машина. Эс-сайяра ди эллибета'на! That's our car over there! C'est notre voiture la-bas — это наша машина!..
Полицейские нас не замечают. Толпа волнуется и швыряет нас из стороны в сторону. Откуда-то раздается арабская брань. Мы понимаем с трудом лишь каждое пятое слово. Рев автомобильных гудков на перекрестке умолк, и шум моторов стал удаляться. Транспортная полиция остановила движение на проспекте Каср-эн-Нил и перевела его на соседние улицы.
Вдруг толпа двинулась вперед. Она прорвала полицейский кордон и понесла нас опять прямо к гостинице. Где-то впереди среди общего галдежа слышится взрыв смеха.
— Шуф, тайяра! Тайяра фиш-шари! Смотри, самолет! Самолет на улице! И снова взрыв смеха.
— Мирек, плохо наше дело! Ведь это мы причина переполоха! Виновата «татра»!
Когда мы за час до этого оставили машину перед гостиницей, вокруг нее собралась обычная группа зевак. Мы не предполагали, что она так разрастется. Первые зрители привлекли массу новых зевак, которые хоть и не знали, чем им нужно любоваться, все же сгорали от любопытства. Им просто хотелось узнать, что творится перед зданием гостиницы.
Наконец мы с помощью двух полицейских все же прорвались к машине. «Татра» была невредима, если не считать вырванных указателей поворота. Полицейские от восторга позабыли попросить бакшиш.
Африканцы награждали «татру» рядом почетных эпитетов: летающий автомобиль, подводная лодка, амфибия, самолет без крыльев, гоночный автомобиль и многими другими. На суданской реке Атбаре нам из-за внешнего вида «татры» пришлось долго добиваться переправы. Перевозчики отказывались взять нас на паром.
— Для чего тянуть целый паром?
Напрасно мы старались объясниться. Пришлось, наконец, вмешаться чиновнику районной администрации. Ему тоже пришлось немало потрудиться, пока он как «специалист» не разъяснил суданским перевозчикам, что «татра» ездит только по суше.
В крайне неловкое положение поставил нас военный комендант Эритреи. Он пригласил нас к себе через начальника службы печати, организовавшего пресс-конференцию сейчас же после нашего приезда в Асмару. Старый генерал, страдавший подагрой и ревматизмом, встретил нас в саду своей загородной виллы. От первоначальной сдержанности и холодной вежливости по отношению к двум чехословакам не осталось и следа, как только старый солдат начал расспрашивать о происшествиях в пути. Прежде чем мы успели дойти до описания деталей «татры», в нем проснулся восторженный автомобилист. Когда генерал поднимался с подушек своего тростникового топчана, у него хрустели все суставы. Было очевидно, что каждое движение причиняло ему страшную боль. Несмотря на это, старик с помощью молодого поручика потихоньку заковылял к «татре». Сначала он постучал по кузову, затем заглянул в двигатель, пощупал ребра цилиндров под карбюратором и вдруг опустился на колени и лег на живот.
— That's fantastic — Это фантастично! Гениальное решение! Какая тщательная отделка каждой детали! И без воды!.. Фантастично! — говорил тяжело дышавший генерал, лежа под машиной. Вдруг он стал беспомощно шарить руками вокруг себя и лицо его перекосилось от боли. Соединенными усилиями мы скорей донесли, чем довели генерала до топчана.
В виде исключения нашей «татре» пришлось однажды проследовать по улицам столицы Эритреи без чехословацкого флажка на правом флагштоке. Нам разрешили оставить на ней лишь флажок Автоклуба Чехословакии.
— Пожалуйста, не приписывайте этому политического значения, — извинялся перед нами начальник службы печати, когда просил нас хотя бы в черте города отказаться от украшения машины полным набором флажков. — Как вам известно, здесь как раз сейчас находится комиссия представителей четырех великих держав, которая решает судьбу страны. Машины делегатов тоже украшены флажками, и мне бы не хотелось, чтобы произошло какое-нибудь недоразумение. За чертой Асмары вы можете ездить с двумя флажками…
В первый и последний раз за все путешествие «татра» на время рассталась со своим почетным украшением, с символом своей родины…
Парикмахерская на четырех колесах
— … Вы не должны удивляться принятым мерам, — говорил инспектор уличного движения в Кейптауне, стараясь сгладить строгость данного нам распоряжения не останавливаться на городских улицах. — Я знаю, что вы имеете право остановиться с машиной в любом месте, выделенном для стоянки, но учтите, пожалуйста, и наши интересы! Такого всеобщего внимания местного населения, какое вызывает ваша «татра», не привлекала к себе ни одна машина начиная с 1938 года, когда здесь появился первый малолитражный автомобиль — итальянский «фиат-тополино». И все же его владельцу не приходилось запрещать стоянку на улицах, его машина не привлекала столько любопытных…