Африканский казак
Шрифт:
Вскоре немолодой мужчина в кольчуге, перепоясанный французским солдатским ремнем, появился перед защитниками форта. Многочисленные вооруженные винтовками базингеры, штабель снарядных ящиков, верхний раскрыт, так что гильзы и головки снарядов ярко сверкают на солнце, ковер, заставленный кувшинами и походными закусками — все это произвело на него должное впечатление. Гость распростерся на земле перед орудийным лафетом, на котором восседал Раббех, и произнес длинные приветствия. Сообщил, что султан Гауранг больше не верит обещаниям французов. В этом бою его воины не сделали ни одного выстрела по доблестным базингерам. Сейчас они хотят оставить французский лагерь, просят пропустить их и готовятся заплатить выкуп.
— Что происходит у франков? Только не вздумай врать, — предупредил Раббех.
— Клянусь святынями Мекки и Медины…
— Нет! Вы со своим султаном закоренелые язычники. Клянись именем хозяина реки Шари!
— Пусть покарает меня и весь мой род властитель вод Маралега, если я скажу неправду! Все знаю от своего сына, который понимает язык франков. Он владелец одной из барж и все видел сам. У пушек неверных кончились снаряды, и от частой стрельбы половина из них сломалась. Все они говорят, что не ожидали такого отпора от войск Борну. Командовавший ими капитан Робилье тяжело ранен, а половина офицеров и стрелков перебита. Губернатор Жантий приказал уходить на берег и садиться в лодки. Нас они не берут, говорят, что нет места. Прикажи выпустить нас, мы не хотим больше воевать.
— Мне ваши головы не нужны, уходите с миром, — произнес Раббех и, когда сотник удалился, приказал: — Айчак, усиль дозоры. Идрис, пошли своих людей в лагерь франков. Всем быть наготове, отдыхать по очереди. Враг может обмануть и напасть на нас ночью.
Но опасения эмира не подтвердились. Утром 30 октября 1899 года вся французская флотилия ушла на юг.
64
Это была победа!
Но досталась она дорогой ценой. На палисадах Куно полегли многие верные соратники Раббеха, закаленные в прежних боях и походах, на обучение которых ушли долгие годы. Но сколько аламы потеряли на самом деле, не знал никто. Их командиры любым способом скрывали число погибших и требовали от казначейства продолжения выплат по старым спискам. Чтобы малочисленность подчиненных не бросалась в глаза начальству, в базингеров записывали всех желающих, но одновременно платили им гораздо меньше. Разницу оставляли себе, чтобы покрыть собственные расходы. Война с французами не сулила ни пленных, ни богатой добычи. Похоже было, что после окончания дождей следовало ожидать нового похода губернатора Жантийя и появления новых французских колонн с севера и запада. А все это обещало новые жестокие бои и большие потери.
Об этом и говорили на очередном совете во дворце Раббеха. Отсутствие Наби, Абубакара и еще нескольких старых соратников эмира подчеркивало всю серьезность положения. Впервые принявшие участие в подобном ночном совещании сын эмира Мухаммед и двое молодых командиров аламов больше молчали, сами говорили очень мало, зато главный казначей был даже слишком многословен. С бесстрастным лицом он докладывал о расходах за последние полгода, когда велась подготовка к отражению вторжения французов и начались боевые действия. Называя цифры предстоящих военных затрат, упоминал о стремительном опустошении денежных запасов и о том, что все большее число наместников эмира в пограничных областях и богатые купцы начинают уклоняться от уплаты налогов.
Раббех молча выслушал его доклад и сделал знак Идрису. Тот был краток, признал, что число недовольных растет и среди них все чаще появляются трусы и изменники. Но простой народ очень гордится победой у Куно и считает, что франки получили хороший урок. Многие полагают, что они больше не осмелятся напасть на Борну.
— Вот-вот! Пусть так думают и дальше, — воскликнул эмир. — Власть слишком тяжелая ноша, и она не по силам простому человеку. Сейчас мы должны продолжать обучение молодых базингеров и строительство новых укреплений. На Шари следует немедленно создать постоянную флотилию боевых пирог. Их должно быть не менее сорока — десять с маленькими пушками, остальные со стрелками. Деньги надо достать обязательно. Пусть все состоятельные люди, их списки есть у Идриса, кое-что дадут казне в долг. Им следует сказать, что таким образом они спасают собственное добро, ибо франки не знают пощады и ограбят их дочиста. Альхаджи Муса, знаю, что своего пороха и пуль у нас хватает. А как обстоит дело с другими боеприпасами?
— Винтовочных патронов будет не больше чем по три десятка на стрелка, а снарядов для пушек практически нет.
— Плохо. Нам стало известно, что под Куно французы израсходовали почти тысячу снарядов. В новых боях их огонь будет еще сильнее, и наши пушки не должны молчать.
— Бычья Голова обещал помочь, — произнес Хасан.
— Вот и отправляйся к нему… Нет, погоди! — Раббех на минуту задумался. — Ты поедешь в Сокото. Еще раз предложишь им мир и союз. Скажешь, что Борну отказывается от своих прав на западные земли и готов не брать пошлин с их караванов, которые направляются в Триполи и Каир. Кроме того, постарайся раздобыть там взаймы хоть несколько миллионов каури… Эх, надо было укреплять с ними союз раньше, а не возиться с таким проходимцем, как Хайяту.
— Но тогда обстановка была другой и требовалась другая политика, — осторожно заметил Идрис.
— Тогда я ошибался, — тяжело вздохнул Раббех. Все заметили, как опустились его плечи и горько поджались губы. Но слабость продолжалась недолго. Вот он опять выпрямился и молодо блеснул глазами. — Политика дарит власть! Пусть говорят, что она — удел честолюбивых болтунов и бессильных старцев, которые сами не могут ничего создавать. С ее помощью сильный получит славу и успех и даст возможность остальным людям заниматься своими собственными делами. Нет ничего слаще власти! Ладно, поговорим об этом в другой раз… Альхаджи Муса, к англичанину пойдешь ты. Вы лучше поймете друг друга и быстрее договоритесь о боеприпасах.
Казалось, все последнее время мистер Кейнсон так и не покидал свой полутемную лавочку, в которой ничего не изменилось. Неужели он так и продолжал щелкать на счетах и делать записи в толстых бухгалтерских книгах, пока на Шари шли бои?
— О, Альхаджи Муса! Как прошла рыбалка? Хороший улов?
— Дожди пошли слишком рано, поэтому все пришлось закончить раньше времени, — в тон ему ответил Дмитрий. — Да еще крокодилы покусали кое-кого из рыбаков. Но все ваше мыло удалось очень выгодно сбыть. Так что расходы на поездку вполне оправдались.
— Рад слышать, что наш товар пользуется таким успехом. — Мистер Кейнсон с гордой улыбкой взглянул на находившихся в лавке приказчиков и покупателей. — Могу я предложить чашку чая? Потолкуем и о делах.
Низкий сводчатый потолок небольшой комнаты, где размещался кабинет хозяина, был окрашен в бледно-голубой цвет с нежно розовыми и белесыми просветами и оттого казался намного выше. Эти прохладные краски напоминали об утреннем рассвете где-нибудь под небом Северной Европы, а искусно изображенные у основания сводов ветви с дубовыми листьями и цветами шиповника усиливали это впечатление. Словно ты присел отдохнуть на лесной опушке где-то в старой доброй Англии.
Развешанные на стенах географические карты и старинные литографии с видами Лондона и парусных кораблей дополняли убранство комнаты. Еще в ней стояли массивные шкафы с посудой и книгами, уютные кожаные кресла. Разлитый по прозрачным чашечкам из тончайшего китайского фарфора душистый цейлонский чай, хрустальный графин с темным португальским портвейном, бисквиты с сыром, брусничный джем и другие деликатесы, извлеченные из жестяных и картонных коробок, красовались на полированной поверхности широкого стола.