Агат Кристин: Кубок Стихий
Шрифт:
– Ну, пока, что вы ничем не помогли, – раскатился скрипучим смехом Маска. – Пока, я только и сделал, что вытащил вас из каталажки.
Зварач не нашел, что на это ответить. Насупившись, как бурундук на шишку, он попытался устроиться в карете поудобнее и сделал вид, что спит. Крампас тоже не стал раздувать спор дальше. Взглянув на притихшую девушку, он свернулся калачиком на диванной подушке и на самом деле задремал, в отличие от своего напарника.
На горизонте забрезжил рассвет, вызолотив черепичные кровли Ирланниада, когда Агат, никем не замеченный, выбрался с черного хода своего дома. Вчера вечером, уже после приключений на чердаке, у него была целая серия гостей. Первым приходил брат. Натужно-непринужденным
Старший брат понимал, что младший старается ради него, но следовало придерживаться плана предстоящего побега, а потому изображал полное равнодушие к происходящему. Отвечал коротко и односложно, прячась в тени, в углу, в кресле в позе полной скорби и безразличия к этому миру. Поняв, что ничего не добьется, Микаэль, прекратил весь этот балаган, и покинул спальню брата, пожелав ему спокойной ночи.
После его ухода, Агат подскочил как ужаленный и принялся собирать вещи в дорогу, но не прошло и пяти минут, как в дверь постучалась мать. Пришлось все спешно прятать под кровать и уже перед ней изображать убитого горем брошенного, и обманутого жениха. Мать тискала сына в объятиях, то плакала, поминутно затрагивая неприятную для Агата тему разорванной помолвки, то смеялась, вспоминая все те же, что и брат, нелепые случаи из детства, словно сговорившись. И то, и другое Агату было неприятно, но приходилось терпеть. Она проторчала у сына дольше, чем Микаэль и кода, наконец-то, ушла, Агат смог закончить свои сборы.
Последним приходил Босой Сапожник. Он принес из поварни немного продуктов в дорогу и еще кое-какие мелочи, которые могли пригодиться в пути, но не оказавшиеся в комнате молодого господина. Как то, к примеру, дорожный плащ и пара чересседельных сумок, в которые Агат и сложил все свои пожитки, которые он счел нужным прихватить с собой. Мажордом предупредил, что уходить надо на рассвете и посоветовал оставшееся время использовать для сна. После чего, с поклоном удалился, плотно прикрыв за собой дверь.
Агат последовал его совету и прилег прямо в одежде на не разостланной кровати, но сон был недолгим. Поднявшись задолго до восхода солнца, он переоделся в простую, дорожную, но вполне добротную одежду и прихватил с собой чересседельные сумки, со своим немудреным барахлом. Закинув их на плечо, Агат взял так же трость дяди Барзивила и осторожно прокрался прочь из дома.
Дом спал, и никто не попался ему на пути вплоть до небольшой калитки в решетчатом заборе с задней части двора. Здесь его поджидал сюрприз. Двое крепких мордоворотов из числа охраны дома, лежали на земле, привалившись к каменным столбам чугунной ограды. Над ними с задумчивым видом склонился Босой Сапожник. Потрепал по щеке сначала одного, потом второго. Ни тот, ни другой никак не отреагировали на фамильярность мажордома.
– Что с ними? – сурово сдвинув брови, спросил Агат у гнома. Он посчитал, что бывший пират применил к охранникам исключительные меры воздействия и совсем не хотел начинать свою независимую жизнь с двух трупов.
– Все в порядке, молодой господин, – усмехнулся Босой сапожник, распрямляясь. – Они спят. Я дал им освежающего чаю… с маковым отваром.
Кивком головы гном указал на посуду, валяющуюся у ног охранников, которую Агат сначала и не заметил в предрассветных сумерках.
– Я вижу, вы готовы, – продолжал гном, деловым тоном.
– Я-то готов, – хмыкнул Агат, подкидывая на плече чересседельные сумки. – Готов ли ты? Не попру же я на своих двоих из города, да еще как вьючный ишак. Ты обещал позаботиться на счет лошади. Где она?
– Обещал – сделал, – усмехнулся бывший пират, присаживаясь на корточки возле одного из охранников и выуживая у него из кармана ключ. – Прошу следовать за мной, ваша милость.
Отомкнув калитку позаимствованным ключом, Босой Сапожник распахнул ее и элегантнейшим жестом профессионального мажордома, пригласил молодого хозяина проследовать на улицу. Агат усмехнулся и, не оглядываясь, покинул отчий дом.
За забором его ждала оседланная лошадь, привязанная к уличному фонарю. Это лошадь была не из конюшни Кристинов, и где Сапожник умудрился ее раздобыть, Агат спрашивать не стал. Ему было все равно. Главное, что кобыла была вполне себе неплоха, туда, куда Агат задумал ехать ее вполне хватит.
Приторочив сумки на положенное место, Агат взлетел в седло, сунул трость в специальную петлю у стремени, взялся за поводья и оглянулся к гному.
– Спасибо тебе за помощь, – произнес старший сын Кристинов. – Надеюсь, отец не догадается, кто помог мне удрать из-под его навязчивой опеки.
– Попутного в широкую, – не очень-то вежливо усмехнулся Босой Сапожник. – Волей Тауруса, быть может, еще свидимся когда-нибудь. Надеюсь, он направит вас нужной стезей.
– И тебе Сагитариус в помощь, – кивнул Агат, подхлестнул коня, и пустил его галопом по брусчатке пустынной утренней улицы.
Из-за раннего времени еще никто из прохожих не прогуливался под приветливыми каштанами. Босой Сапожник, был единственный, кто проводил в путь непутевого Кристина. Когда его конь, звеня подковами по булыжникам мостовой, скрылся за поворотом, гном обернулся на особняк, в котором прослужил без малого десять лет.
Забота Агата Кристина, конечно, трогает, но Александр Кристин не просто так служит при дворе. Дураком он не был никогда и быстро догадается, кто помог его преподобному сыночку удрать из дома. Естественно, после этого, о том, чтобы Сапожник остался в этой семье при своей должности уже не может быть и речи. Так зачем дожидаться совершенно лишней взбучки. Лучше уйти на своих условиях.
Забравшись в кусты, Босой Сапожник выудил оттуда два узла. Один оказался дорожной котомкой, а второй свернутым плащом. Расстегнув и скинув с плеч красивый, расшитый золотом и позументом, с пышным аксельбантом камзол, бывший мажордом, с грустью посмотрел на него. Все же, столько лет проходить в нем, но другого выхода нет. Молодой Кристин не оставил ему выбора. Он, мог бы сказать Агату, что не только он уходит из дома, но за все годы службы в этой семье, он успел привязаться к детям, пусть они уже и выросли. Бывший пират искренне полагал, что побег из дома – это удачная идея Агата. Ведь сам он точно так же поступил когда-то, и это принесло ему много приключений. И ни об одном из них он не жалеет.
Глубоко вздохнув, бывший мажордом, бросил свой камзол у калитки, рядом со спящими охранниками. Потом подумал, нагнулся, подобрал обратно и бережливо укрыл им одного из сторожей. А то еще простудятся. Облачившись в дорожный плащ, закинув котомку на плечо, Сапожник еще раз с грустью обернулся на дом.
– Что ж, все когда-то кончается, – подкинув котомку на плече, бывший мажордом, бывший пират направился прочь от дома Кристинов, в противоположную сторону, в которой скрылся Агат.
Солнце еще только начало подниматься над Ирланниадом. Стража нехотя просыпалась и брела к городским воротам, распахивая их, неторопливо приступая к своим обязанностям. Ворота назывались Рыночными, так как через них в столицу завозили продукты. За ночь, за городской стеной скопилось множество повозок и продуктовых фур, теперь их всех предстояло растаможить, проверить и отправить либо на городские склады, либо прямо на рынки. Скука и рутина. Через эти ворота благородные не ездят. Но в это утро, одному молодому господину не терпелось. Видимо не хотелось делать крюк и выезжать в Каленые ворота. В любом случае, рано поутру через Рыночные ворота, молодой господин со светлыми волосами, галопом вылетел из города. Грохоча подковами по деревянному настилу моста, его лошадь перемахнула через одну из повозок, немало перепугав кучера.