Агатангел, или Синдром стерильности
Шрифт:
— Я думаю, что они, во-первых, не в меньшинстве, так думают только греко-католики, которым приятно так думать, а во-вторых, это обличает не православие, а Галицию, где привыкли не иметь собственного мнения, а все обезьянничать с Запада. Религия должна быть традиционной и исконной, а не политически направленной в выгодном русле. Политика меняется каждый день, а вера остается на тысячелетия. И я не думаю, что у нас есть моральное право оскорблять чувства наших читателей, сопоставляя такие несравнимые вещи: высокое понятие веры и какую-то несчастную рекламу. Этого нельзя делать, нас перестанут уважать. Прошу прощения, но эта отбивная надкушена. — Последняя фраза пана Маргаритко была обращена уже к кельнерше.
— Надкушена? Не может быть, — удивилось длинноногое белокурое созданье в беленьком фартучке. — Да, но совсем чуть-чуть, — сказала девушка, внимательнее рассмотрев тарелку пана Маргаритко. — Если Вам это мешает, я заменю. — И она отошла, всем своим видом демонстрируя, как тяжело бывает с этими капризными клиентами. А дискуссия между тем продолжалась.
— Но мы же хотим это сделать не серьезно, а с юмором. Посмотри, например, на карикатуры Анджея Млечко. У него несколько альбомов целиком посвящены религиозной тематике, и в глубоко католической Польше никто его за это не отлучает от Церкви. Мы же не в Средневековье живем, — сказал пан Фиалко, пристально разглядывая свою тарелку.
От кухни «Тигиринского феномена» можно было ожидать самых разнообразных причуд, и терять бдительность никогда не следовало. Не обнаружив ничего подозрительного, кроме нескольких длинных волосков в салате, пан Фиалко с аппетитом принялся за свою порцию.
— Именно об этом я и говорю. Они себе в Польше пусть хоть на голову становятся, а у нас есть наши традиции, наша вера, наши убеждения, и издеваться над всем этим ни в коем случае нельзя. Люди за все это кровь проливали. — Пан Маргаритко наконец получил другую отбивную, но на всякий случай не присматривался, все ли в порядке на сей раз, слишком уж сильно хотелось есть.
За их обеды традиционно рассчитывался пан Фиалко, материальное положение которого было гораздо лучше, чем у многодетного Маргаритко. После таких дискуссий собеседники никогда не обижались друг на друга, хотя и не существовало в мире такого предмета, взгляды на который у них бы совпали. Казалось, они были даже довольны тем, что разница взглядов дает им неисчерпаемые темы для беседы. На этот раз поводом для дискуссии была предложенная господином Арнольдом Хомосапиенсом реклама «КРИСа-2»: на картинке священник читает с амвона нашу газету. Господин Хомосапиенс не уточнял, какой конфессии должен был принадлежать священник, очевидно, был не в курсе значения этого вопроса в нашем регионе. Но именно поэтому рекламу так и не напечатали. Пан Маргаритко оказался в меньшинстве, но пан Фиалко и пан Незабудко решили не оскорблять его религиозные чувства.
Иногда, сидя на редакционном совете в кабинете пана Незабудко, я слышу, как за моей спиной пан Маргаритко шуршит оберткой от конфеты. Мне даже не нужно оборачиваться, я хорошо представляю себе, как он съеживается и прячет руки под стол, а потом пытается незаметно жевать, краснея, когда конфета завязает в зубах. Тогда в его могучей фигуре вдруг появляется что-то заячье или скорее что-то от домашнего кролика, который спешно поедает свою траву, словно кто-то собирается ее у него отнять. Но пан Маргаритко в общем не похож на кролика, скорее на мула с завязанными глазами, который тянет за собой по кругу воз, груженный камнями. Он очень старается, потому что думает, что везет что-то нужное, и не знает, что движется по кругу. Думаю, это было гуманно — завязать ему глаза.
Что делать, когда ситуация усложняется
Я хотел получить удовлетворение в парламенте,
но там теперь не дают, пидарасы. Придется
компенсировать в других точках.
— Сейчас приду, заваривай кофе, — выпалила в трубку Снежана, и раздались гудки.
Даже если бы я очень хотела избежать сегодня встречи с ней, шансов у меня было мало. Честно говоря, я хотела. Я уже давно мечтала провести целый день в кровати, читая и ставя то один, то другой фильм. Еще с утра казалось, что именно сегодня мне удастся осуществить задуманное. Но звонок Снежаны перечеркнул все планы. Наверное, у нее какое-то важное дело, иначе она не тревожила бы меня в выходной. Но кайф выходного именно в том, что можно позволить себе наплевать на все важные дела независимо от того, касаются они тебя или кого-то другого. Теоретически я могла бы сейчас перезвонить Снежане на мобильный и перенести встречу на завтра, но делать этого не буду, потому что настроение, с которым я провожу время сегодня утром, совсем мне не нравится. Может, приход Снежаны что-то изменит.
Я склонна думать, что это переутомление плюс простуда или, как говорит пани Миля, «возрастное». Даже если в последнее время это повторяется слишком часто, чтобы списывать все на переутомление или простуду. Я готова часами смотреть, как горит газ в конфорке на кухне, поединок синего с оранжевым заканчивается превращением в еле ощутимый запах — такая тактичная токсичность. Я готова глазеть на то, как медленно опускаются на землю первые в этом году, совершенно неожиданные в октябре снежинки и намерзают на оконном стекле выпуклой гладью, как растут и наливаются силой ледяные сосульки, а потом отламываются и падают под тяжестью собственного веса, или же их срывает детская рука, хотя, кажется, современные дети уже не ощущают того запретного кайфа от лизания сосулек, или и теперь ощущают, просто я уже достигла возраста, когда кажется, что раньше все было лучше. Я готова часами пялиться даже в телевизор, хотя это захватывает гораздо меньше, чем попытки почувствовать снег (был когда-то такой модный детектив о чувстве снега у Смиллы) или уловить ритм, в котором сокращаются светло-фиолетовые язычки газа, чтобы время от времени выпустить оранжевый хвост, такая оздоровительная гимнастика, на три приседания один оранжевый выдох. Главное — это возможность ни о чем не думать. А особенно о том, стоило ли бросать диссертацию ради редактирования телевизионного приложения и наоборот — стоит ли бросать редактирование телеприложения, которое хоть неделю, но кого-то интересует, и возвращаться к диссертации, которая не интересует уже даже меня. Что лучше: быть плохим ученым или плохим редактором, работать над научным исследованием, подгоняя факты под известные заранее выводы, или путаться в фамилиях актеров, поскольку моя зрительная память на лица действует независимо от моей же зрительной памяти на фамилии, и поэтому я хорошо помню и лица, и фамилии, только никогда не уверена, чье лицо отвечает чьей фамилии, и наоборот?
Мой научный руководитель пан Свитыло В. И. считает, что на сегодняшний день научное исследование должно быть интердисциплинарным, чтобы обладать хотя бы минимальной ценностью. По его мнению, никому не интересно сугубо искусствоведческое исследование произведения искусства, или взгляд историка на явление историческое, а политолога — на политическое. Это слишком традиционный метод, который давно себя исчерпал. Интересным он считает исследование культуры с точки зрения политологии, а политики с точки зрения культуролога, в крайнем случае — историка. Поэтому в своей диссертации под его руководством я должна была бы исследовать творчество нескольких самых значительных, по его мнению, представителей тигиринского феномена, каждый из которых был одновременно писателем, художником и музыкантом, взаимовлияние их политических взглядов и их творчества в контексте актуальной ситуации украинской культуры. Целью этой работы должно стать доказательство уникальности тигиринского феномена в мировой культуре, поскольку он, по мнению пана Свитыло В. И., и не только его мнению, разрушает установившиеся представления о взаимоотношениях провинции и центра. Центр украинской культуры, ее будущий потенциал находится в географически периферийном Тигирине, а географически центральные территории все больше провинциализуются, ярким свидетельством чего является деградация столичных постсоветских элит и стягивание интеллектуального потенциала в столицу.
Сегодня мне трудно понять свою самоуверенность в начале работы, когда я охотно согласилась на такую тему, считая, что полностью способна профессионально ориентироваться в нескольких настолько различных научных отраслях, но это только лишний раз демонстрирует мое тогдашнее невежество. Три года труда над базовыми текстами современных искусствоведов, литературоведов, музыковедов, культурологов, политологов и историков идей привели меня к неутешительному для моего научного руководителя умозаключению. Все мои предыдущие попытки анализировать и делать выводы сегодня кажутся мне сплошной профанацией. И не только потому, что я абсолютно точно осознаю, что не способна осуществить такой амбициозный анализ, по крайней мере, на теперешнем этапе. Чтобы достичь необходимого уровня теоретической подготовки, мне понадобится не менее десяти лет, за это время меня успеют семь раз вычеркнуть из списков аспирантов, ассистентов и всех остальных списков, никакой научный руководитель не согласится так долго меня опекать, несколько раз поменяются требования к оформлению диссертаций, и окажется, что два из трех написанных мной разделов лишние или, наоборот, не хватает еще тридцати трех, я уже не говорю о том, что идея интердисциплинарности может выйти из моды и наука вернется к классическому стандарту узких специалистов. По крайней мере, в Тигирине — точно, здесь научная мода меняется очень часто. Но хуже всего не это и даже не моя неспособность без ошибок оформить примечания, ссылки и список использованной литературы, или мое отвращение к механическому труду, которого в написании академических текстов хватает. (После телеприложения меня сложно удивить механическим трудом.) Хуже всего то, что я потеряла веру в правильность теории пана Свитыло В. И., которую поддерживает вся тигиринская интеллигенция. Если раньше причины миграции интеллектуалов и творцов из Тигирина в столицу казались мне аксиомой, что не требует доказательства, и однозначно свидетельствовали о деградации столичных элит, которые нуждаются в «свежей крови», теперь я уже не могу просто игнорировать тезис противников этой идеи, которые считают, что все происходит ровным счетом наоборот, и из Тигирина едут самые талантливые потому, что местная среда быстро провинциализуется. Теперь мне кажется, что причины этой миграции следует все-таки считать теоремой, которая требует доказательства. Но как ее доказать и в чью пользу, я пока не знаю.
Возможно, мои сомнения временные и на самом деле больше связаны с возрастными и личными проблемами, чем со сменой системы ценностей и приоритетов, поэтому нужно дистанцироваться от темы, и все пройдет, по крайней мере, я очень на это надеюсь.
— Ну и жара у тебя. — Снежана быстренько разделась и побежала на кухню, на ходу прикуривая сигарету.
Я не выключала духовку и обогреватель со вчерашнего вечера, вследствие чего квартира напоминала теплицу, почти лишенную кислорода. Я уже вторую неделю ходила на работу простуженной, поэтому после холодной улицы и слабо отапливаемого офиса такой климат мне очень подходил.