Агатангел, или Синдром стерильности
Шрифт:
Аквариум в углу притих, тускло отсвечивая желтым фонариком из-под стекла; казалось, рыбы в нем тоже затаились, и если достаточно долго всматриваться в водоросли, можно дождаться, пока какие-нибудь кометы, телескопы и золотые рыбки выплывут из своих укрытий. Ночь прибавляла незнакомому мне помещению таинственности, а ощущение собственного присутствия здесь казалось каким-то виртуальным, как будто все это происходит с кем-то другим, в воображении, в кино, на рисунке.
Михаил не спал, он лежал рядом, опершись на локоть, и смотрел на меня. Его рука медленно скользнула под одеяло и коснулась моего бедра. Это прикосновение не было несмелым, оно было уверенным и уместным, как в фильме, когда лица двух влюбленных приближаются на экране крупным планом, звучит лирическая мелодия, и он плавно проводит рукой под одеялом где-то там, где, по расчетам зрителя, должно быть ее обнаженное бедро. Одеяло вскоре упадет на пол, но пока это только прелюдия, и фильм вроде как эстетский, а не порнографический, так что на первом месте — красивый визуальный ряд.
«Коснись моего
Наверное, я перестаралась, не стоило этого говорить, лучше быть немного сдержаннее.
Хотя, с другой стороны, в сексе нет ничего хуже, чем стремление хорошо выглядеть, быть сдержанной, рассудительной, разумной. Нужно просто расслабиться и слушаться собственного тела, но именно это часто оказывается самым сложным. Очень трудно отбросить условности, которые натягиваешь на себя каждое утро, как слишком тесное белье.
Михаил провел рукой под одеялом по моему бедру. Я не ощутила особенного возбуждения. Он поцеловал мое плечо, откинул одеяло и припал губами к животу. Это было приятно, также приятно, как теплые струи воды на замерзшей коже, как касание горячего морского песка, как первый глоток терпкого вина в сумерках летнего вечера после отступления жары. Не больше и не меньше. Эта приятность возбуждала, но не слишком, не смущала, а просто разливалась по телу, как тепло, как прохлада, как дремота. Я заставила себя думать о ней, чтобы не дать ей раствориться в других мыслях, которые навязчиво лезли в голову. Закрыла глаза и вспомнила виденную недавно эротическую сцену в каком-то французском фильме. Тень от ее волос, падавшую на стену, капли пота, стекавшие по его спине, и наэлектризованную тишину, ритмично двигавшуюся в такт их телам. Это подействовало, мои груди напряглись, соски заострились и потемнели, а лоно стало теплым и влажным. Я тоже провела рукой вдоль его бедра, мягко скользнула по гладкой коже в углубление живота, его тренированные мышцы послушно напрягались при каждом движении. Я коснулась нетерпеливо оттопыренного члена, на ладонь скатилась капля влаги, и я вдохнула ее запах. Одеяло оказалось на полу. Прелюдия закончилась.
Запах, влажный и тревожный, немного похожий на запах осеннего леса, где на каждом шагу среди сырых листьев можно найти грибы, заполнил воздух, воцарился над всеми другими запахами, от него мутилось в голове и хотелось задержаться в этом состоянии помутнения.
— Ты хочешь, чтобы я вошел в тебя? — спросил Михаил, и мне снова пришлось напрячь воображение, чтобы не скатиться вниз с приятной волны расслабленности, на которой так трудно было удержаться.
Это как игра в угадывание неопределенных настроений и потаенных желаний, угадывание молчаливое, угадывание телом, и каждое следующее движение, жест или слово может оказаться убийственно неуместным, когда условности поведения снова возьмут верх, а эротику подлинную заменит притворная, похожая на механическую гимнастику, а иногда и тяжкую работу. Наиболее неуместными, как правило, бывают слова. Язык и губы нужно использовать не для разговоров. Они должны почувствовать все первыми, еще до того, как придет понимание, что тайны этого другого тела, еще чужого и незнакомого, понемногу открываются и перестают быть тайнами, оказываясь лишь сходствами и отличиями от прочих мужских тел. Этот молчаливый и настойчивый поиск может закончиться ничем или же легким удовольствием, а может привести к короткой вспышке чего-то настоящего, к молчаливому согласию, взаимопониманию через ритмичное дыхание, через шершавые прикосновения едва заметной щетины на щеке, через смыкание и размыкание век, через все эти недоступные для сознания коды и знаки. И это короткое бегство от сознания оставляет за собой самые сильные впечатления.
Все сводится к первобытным и проверенным истинам: запах, прикосновение и вкус, а потом — желание поглотить все это, запомнить какой-то внутренней памятью, лишенной умения описывать вещи, давать им имена, памятью, которая собирает только ощущения и классифицирует их по степени сладостности и необходимости, памятью, которая конденсируется в резком запахе разлитого по животу семени.
Хочется замедлить ход мыслей, которые мешают этой игре отгадывания своих и чужих полуосознанных желаний и ощущений, когда каждый следующий миг может стать легким и безболезненным подъемом, покачиванием на теплых волнах фантазий. Хочется замедлить ход мыслей, которые независимо от твоего желания отмечают то грязь под ногтями пальцев, так усердно ласкающих тебя, то морщинки в уголках глаз, которые внимательно следят за каждым твоим жестом, то выражение лица. Такое бывает у мужчин, для которых интимные моменты превращаются в средство самоутверждения и перестают быть легкой непринужденной игрой. Это выражение сосредоточенности и отстраненности, когда кажется, что удовольствие отходит
Хочется замедлить ход мыслей, которые вынуждают вместе с запахом кожи и влаги вдохнуть слишком сильный запах дезодоранта. Этот запах не относится ни к самым дешевым, ни к особенно изысканным, но сейчас главный его недостаток в том, что он лишний.
Когда начинаешь все это замечать, важно не утратить нить, связывающую тебя с собственным телом. Нужно сосредоточиться на своих приятных ощущениях, выращивать их в себе, как цветок, интенсивно вдыхать запах кожи, запах тела, попробовать отделить его от других, лишних запахов. Сосредоточиться только на том, что чувствуешь, а потом выделить из чувств отрадные и крепко ухватиться за них воображением. Посмотреть на все как бы со стороны — с другой стороны телевизионного экрана. Это возбуждает, как подглядывание в замочную скважину.
Запах капли, выступившей на кончике его члена, вынудил меня вдохнуть глубже, ощутить его кожу под своими пальцами, ощутить свою кожу под его пальцами, ощутить, как тепло, пульсирующее где-то внизу живота, заполняет все пространство комнаты. Михаил припал к моей груди и начал сосать ее, мне было щекотно и мокро, влаги во мне становилось все больше, казалось, вот-вот она потечет наружу. Михаил собрал ее с моего лона пальцем, провел им по моим губам, и я почувствовала свой собственный запах. Мне понравилось, возбуждение охватило меня, и я попросила:
— Возьми меня.
Эти слова опять показались настолько лишними, что я чуть не скатилась с волны приятного опьянения, которое так бережно в себе хранила. Он положил меня навзничь и вошел, на его лице появилась легкая улыбка, казалось, он хотел заставить меня попросить об этом и победил, преодолев мое молчаливое сопротивление. Он двигался во мне так спокойно и уверенно, как будто мы стали любовниками уже давно. Это была благотворная уверенность, которая избавляла от обычной для первого раза скованности, хотя все выглядело немного безразлично, вроде как ничего особенного не происходит, просто логичное завершение случайного знакомства. Я могла предвидеть каждое его следующее движение, попадать в ритм его дыхания, и удивляло то, что мы так хорошо чувствуем друг друга. Я развела ноги и закинула их ему на спину, его кожа от этого покрылась теплыми каплями пота. Я закрыла глаза на мгновение, сдерживая в себе поток влаги, готовый выплеснуться ему навстречу, я хотела, чтобы это еще немного продлилось. Михаил, словно угадав мое желание, также остановился и закрыл глаза. Я выгнулась и прижалась к нему животом и бедрами, чтоб ощутить его в себе еще глубже. Потом мы на миг разъединились, и теперь уже я оказалась сверху и начала раскачивать нас, положив ладони Михаилу на глаза, затем закрыв ему уши, чтобы он услышал этот ритм изнутри, отделенный от остальных внешних звуков. Я продолжала двигаться в том же спокойном, немного замедленном ритме, который давал возможность прочувствовать каждую клетку внутри. Движения приходилось каждый раз замедлять, чтобы не выплеснуться преждевременно и сделать это вместе. Наконец я остановилась, крепко сжимая его в себе и понимая, что мы дошли до грани, и сдерживаться уже не под силу. Михаил молча выскользнул из-под меня, повернулся на бок и внимательно на меня посмотрел.
— Ты или я? — спросил он.
Я молча достала из косметички упаковку пилюль, одну из которых Михаил дрожащим пальцем засунул в мое лоно. То, что его палец дрожал, было хорошо, это снимало подозрение в равнодушии, превращая его в опытность. Возможно, когда мне исполнится столько же лет, сколько сейчас Михаилу, я буду реагировать на все не менее сдержанно. Впечатлительность и склонность к экзальтации стираются со временем, как краска со стен.
Его палец ловко и умело ласкал меня изнутри. Я легла навзничь, и он снова вошел в меня, двигаясь мягко и уверенно, но в то же время требовательно. Нега теплой и спокойной волной разлилась во мне. Она была хрупкой и пугливой, как кольца табачного дыма, мгновенно растворяющиеся под потолком, как теплый воздух, выдохнутый на замерзшее стекло. Эта нега быстро крепла, на короткое мгновение в ней появилось даже что-то отдаленно похожее на уверенность. Уверенность быстро росла, казалось, она будет длиться вечно, но именно в тот момент, когда вечность выглядела почти гарантированной, нега начала отступать, как волна, оголяя песок и камни, отходить все дальше, оставляя за собой блаженный покой. Потом мы молча лежали, свет в аквариуме продолжал имитировать скрытую там жизнь, а капли влаги медленно вытекали из меня на постель.
Он старше меня на целых десять лет. Или «всего лишь на десять лет», как сказал бы Семен Иванович, мой знакомый, который всегда встречается с женщинами намного моложе себя.
Что думает по этому поводу Михаил?
Она была гладко выбрита, ее лоно окружала тоненькая темная полоска волос, словно начерченная карандашом. А на самом верху лобка она оставила длинную тонкую кудрявую прядь, кокетливо свисающую вниз и белокурую. Интересно, какой цвет настоящий — темный или светлый? Впрочем, не важно, — важно, что это заводит. Когда ее лоно увлажнилось, оно пахло прелыми листьями и немного уксусом. Наверное, ей такой запах не кажется слишком приятным, но он очень эротичен. Я провел указательным пальцем по полоске невыбритых волос, наклонился над ней и ухватил губами белокурую прядку, она напряглась, провела руками вокруг своих грудей и по животу. Потом стиснула в ладони мой член, и я почувствовал, как он твердеет.