Агент № 1
Шрифт:
— Сердца у тебя нет! — восклицала пани Леонардия.
— Хорошая школа для парня, — возражал ей пан Ламбрианидис.
В письме оказалась еще и какая-то вырезка из спортивной газеты для салоникского приятеля Тиноса Пандоса. Пани Леонардия не выносила этого парня, но все же послала за ним. Ей казалось, что, разговаривая с другом Ирека, она будет как-то ближе к сыну. В каждом из своих писем она спрашивала, удалось ли Иреку сблизиться со своими земляками; она считала, что это поможет ему перенести разлуку с домом…
Очень быстро вся молодежь, хотя и столь различная по своему составу, оказалась в рамках университетской дисциплины, значительно более суровой, чем та, которую представлял себе пришелец из Салоник. Будь ты наследный принц либо
Как и прежде, он рассчитывал только на свою отличную память и на способности, которые не раз помогали ему выйти сухим из воды. Итак, Ирек увлекся спортом…
Скоро выяснилось, кто из его товарищей имеет подобные же склонности. Любимым местом встреч спортсменов стал университетский стадион, расположенный в парке у дворца Геверле. Собирая богатый урожай спортивных побед, особенно в плаванье вольным стилем на короткие дистанции, Ирек считал, что этим он как-то спишет все свои грехи в области учебы.
Увы, от студента здесь требовалось многое: прежде всего — ведение обстоятельного и подробного конспекта лекций.
— Что же это — как в лицее? — высокомерно спросил Иванов.
— Ничего подобного, молодой человек, — добродушно ответил ему профессор, — ваши студенческие записи должны быть совершенно отличными от лицейских, ведь к студентам предъявляются более высокие требования…
Георгий, которого слишком либеральная польская школа так и не приучила к приличному почерку, вынужден был по нескольку раз переписывать свои конспекты, пока профессора удовлетворялись ими. В многочисленных студенческих рядах он оказался далеко не в числе передовых.
В Лувене в то время насчитывалось около пяти тысяч студентов. Прибыли они сюда со всех концов света. Среди них можно было встретить Отто Габсбурга, претендента на австрийский престол, и двух сыновей бывшего испанского короля. Вообще-то было на что посмотреть, но с первых же дней юный студент сообразил, что даже его французский язык, который был вполне приличен для Салоник, здесь оставлял желать лучшего.
— Эх, нужно было мне в Салониках овладеть французским! — запоздало сокрушался Георгий. Полагаясь на оптимистическое «как-нибудь утрясется», он, воспользовавшись случаем, «смотался» с приятелем в Лондон, планировал на рождество съездить в Париж, а оттуда через Марсель морем в Грецию и, наконец, при каждом удобном случае выбирался в Брюссель. А тем временем семестры проходили и неумолимо приближались сроки экзаменов, выполнения различных заданий, без которых учебный год не засчитывался. Студент наш вздыхал, кое-как зубрил материалы за пропущенные недели, по-старому немножко рассчитывал на везение и утешался письмами из дому.
В то время у него появилось прозвище, как, впрочем, и у большинства студентов их разноязыкой компании. Очень скоро все заметили, что Георгий Иванов слишком уж настойчиво подчеркивает свою польскую принадлежность. Поэтому очень скоро его уже иначе не называли, как Поляком. Будь то в Лувене, в брюссельских кафе, наконец, на спортивных площадках или в бассейнах часто слышались возгласы: «Поляк, иди к нам!», или: «Ура! Поляк впереди!» В воспоминаниях очень многих он так и сохранился под именем Поляка.
И вот в конце концов произошло именно то, чего и следовало ожидать: год занятий прошел впустую. Пришлось отказаться от юридического факультета, правда, там полным-полно было всяких принцев, графов и родовитого дворянства. Только теперь юноша стиснул зубы, отказался от каникул и прежде всего взялся за грамматику и словари, оказавшись теперь один на один со своим упрямым
Светские вечера польского кружка не очень-то помогали ему в этот трудный для него период. Несколько ксендзов, у которых, вполне естественно, не было каких-либо широких интересов, а также несколько студентов учебных заведений — вот и вся тамошняя польская колония. Она никак не могла заменить ему дом. И вообще, о всяческих развлечениях здесь следовало забыть. Мир оказался суровым, совершенно не похожим на склонный к поблажкам дом. Раньше ворчание матери и отчима раздражало парня, сейчас он с удовольствием поменялся бы местами с прежним ругаемым, но горячо любимым Иреком. Новый Ирек после болезненного урока, преподанного ему напрасно потерянным годом, понял, что ему остается только один выход — всерьез заняться учебой. В случае же дальнейшего пренебрежительного отношения к своим обязанностям его ждало позорное исключение из студенческих списков, а это свидетельствовало бы только о том, что на поверку он оказался просто бездарным молокососом, неспособным усвоить курс высшего учебного заведения. Естественно, были и смягчающие обстоятельства: на первом курсе он еще не мог в достаточной степени овладеть языком, да и факультет он выбрал скорее из снобизма, чем по призванию. Но Ирек прекрасно понимал, что французским языком ему следовало бы усердней заниматься еще раньше, в Салониках, а что касается перемены факультета, то и это выглядело бы совсем по-другому, если бы он перешел не после поражения, а успешно сдав положенные экзамены…
На новом, теперь уже по-деловому избранном факультете колониальной агрономии он в ужасе схватился за голову при виде одной только программы. С ума можно было сойти от одних только названий изучаемых предметов. Экономика деревни, моторы, какая-то промышленная физика, микробиология общая и сельскохозяйственная, педология (интересно, с чем ее едят?), сельскохозяйственная химия, болезни растений и животных (господи, два огромных тома!), зоохимия, полевые работы и скотоводство общее и тропическое, то же самое и с остальными сельскохозяйственными работами, энтомология… Обучение в Салониках, которое когда-то казалось ему столь трудным, пребывание на покинутом теперь факультете, да и вообще все на свете показалось теперь Георгию менее сложным, чем эта огромная порция знаний, которую ему предстояло переварить. «С ума они все посходили!» — в отчаянии думал он. Прощай свобода, прощай спорт, прощайте мечты о привольном студенческом житье!.. И при всем этом, учитывая один уже пропавший год, ему нужно было перед матерью, отчимом и перед всем миром показать, что он все-таки настоящий мужчина.
…Известно, что получается, когда способный и самолюбивый юноша начинает систематически и упорно трудиться. Постепенно пришел успех, стало находиться время и на любимые занятия спортом и особенно плаваньем.
Доказательством тому может служить экзамен у профессора Молена, в который входило совместное с профессором посещение университетской фермы. Уже по пути туда профессор указал испытуемому на первого встречного коня в упряжке и потребовал определить его породу и происхождение. А на самой ферме профессор неожиданно попросил Георгия:
— Теперь, молодой человек, давайте совместными усилиями определим отличительные признаки вот этого милого создания…
Они как раз оказались среди многочисленного собрания самых различных представителей овечьей семьи. По указанию профессора смотритель подвел одну из овец. Студент без колебаний определил, что она происходит из Котантена. Внимательно приглядываясь к овце, Георгий начал подробнейшим образом перечислять ее особенности, старательно избегая при этом латинских названий, в которых так легко запутаться. Молен слушал и все чаще теребил свою бородку от нетерпения, но прервать студента не было никакой возможности. Понимая всю опасность положения, Георгий пустился в живописание свойств овцы, по-прежнему не произнося ни одного латинского названия, ибо латынь была для него опасней трясин в устье Галикоса.