Агент чужой планеты
Шрифт:
Н-да... А я-то собирался прочитать ей свои рассказы... Послушать ее мнение... Жаль! Хотя какие могут быть претензии? Бог дает каждому человеку только один талант. Инне Он дал талант бизнесмена. Огромный талант. Куда крупнее моего литературного. Надо принимать ее такой, какая она есть. Если равнодушие к печатному слову - недостаток (спорное утверждение!), то я люблю ее и за этот недостаток тоже.
И все же ее отношение несколько подкосило мою творческую продуктивность. После того подъема, когда я на одном дыхании написал несколько глав "Паутины", рассчитывая в таком же темпе довести сюжет до эпилога, наступил спад. Роман я отложил до лучших времен. Ничего. Успеется. Тем более что теперь у меня не было свободных ночей.
Меня переполняло счастье. В сущности, я ведь был однолюбом. Встреть я Инну в молодости, стань она моей первой любовью, не было бы длинной череды женщин, прошедших через мою постель и стершихся из памяти без всякого блокиратора, а на Алину я и не взглянул бы. (Хотя, должен признаться, потаенный уголок моей души навсегда принадлежал этому коварному созданию, и в редкие минуты меланхолии я вспоминал о ней с просветленной нежностью.)
Отношения Инны с Санычем внешне складывались вполне нормально. Правда, говорила она с ним несколько свысока, как с проштрафившейся некогда прислугой, но это угадывалось только по интонациям, да Саныч притом сам дал слабинку. Ни разу она не пыталась опорочить его в моих глазах, выпятить его промашки.
Зато изменилось мое отношение к Санычу. Еще недавно я был самого высокого мнения о его деловой хватке и активности. Но по сравнению с Инной он выглядел жалким недоучкой. Значит, все эти годы я заблуждался относительно его истинных способностей? Саныч отдалился от меня, но по-прежнему пользовался полным моим доверием. Я знал, что этот человек, если надо, умрет за меня.
С его стороны я также не слышал более ни одного выпада против Инны. Но иногда я ловил его встревоженный взгляд, и становилось ясно, что Саныч так и не избавился от своего страха, а лишь понадежнее упрятал его внутри.
Не без досады я понял, что Саныч обеими ногами увяз в прошедшей эпохе. Когда я предложил ему вкладывать свое золото в дело, расписав все преимущества формулы "деньги делают деньги", он виновато вздохнул и ответил, что я, безусловно, прав, однако ему уже поздно (да и боязно как-то) гоняться за журавлиными косяками, он согласен крепко держать свою синицу и, если я не очень настаиваю, хотел бы сохранить свою долю в неприкосновенности. Пусть достанется сынишке. Вот вырастет тот и найдет ей применение.
– Дурак ты, Саныч, - беззлобно констатировал я.
Он покорно кивнул.
Когда я рассказал о нашей беседе Инне, она посмеялась.
* * *
К моему удивлению, Инна как-то сразу сдружилась с Викой.
Вика, конечно, милая и приятная женщина, но совершенно домашняя и заурядная. Она, как и моя бедная матушка, убеждена, что жить надо на Честно Заработанные Деньги. Узнай она, на какие средства существует их семья, произойдет великая трагедия, ибо Саныч по-прежнему играет роль Честного Коммерсанта. Вообще, по мнению Вики, наш российский бизнес это не что иное, как спекуляция и обман Честных Людей. Один только Саныч никого не обманывает, потому что сам Честный.
И вот эта простушка становится подругой Инны, которая с удовольствием ведет с ней какие-то беседы, причем отнюдь не дискуссионные. Вика рассказывает о больных, которых выхаживала, о том, сколько картошки, уродилось на их грядке в прошлом году, как она пыталась похудеть, а Инна слушает со всем вниманием. Удивительно!
Привязалась моя жена и к Антону, в котором родители души не чаяли. Это славный мальчуган - глазастый, смышленый, разговорчивый. Всякий раз, направляясь к Вике, Инна прихватывала для него какой-нибудь подарок. Есть у них и свои маленькие тайны.
Я всячески поддерживал симпатию Инны к Вике и Антону в надежде, что постепенно она перейдет и на Саныча и из их отношений исчезнет едва уловимая ледяная корочка.
Время от времени я устраивал пикники, походы за грибами, рыбалку, шашлыки на природе - все с той же целью - сдружить наши семьи, поскольку из всех знакомых Балашовы были мне наиболее приятны.
Иногда мы забывались и у кого-нибудь вырывалась неосторожная фраза, вызывавшая у Вики гармошку морщинок на лбу. Саныч принимался выкручиваться, а я думал о том, насколько все-таки лучше иметь жену-единомышленницу, от которой ничего не надо скрывать, и от души жалел Саныча.
Глядя на то, как Инна балует Антона, я предложил ей завести своего ребенка.
– Нет, милый, - решительно возразила она.
– Мое время еще не подошло.
– Но тебе уже двадцать три, - напомнил я.
– Когда же и рожать, если не в этом возрасте?
– Милый, ты гениальный экстрасенс, но недостаточно хорошо знаешь женщин, - улыбнулась она.
– Надо, чтобы проснулись материнские чувства.
– Рожай, вот они и проснутся.
– Не будем торопиться. Но обещаю: если со мной это случится, я немедленно дам тебе знать.
– Ловлю тебя на слове. А вот мои отцовские чувства проснулись давным-давно. И напоминают о себе всякий раз, когда ты лежишь рядом.
Инна не давала мне ни малейшего повода для ревности.
Во-первых, мы повсюду бывали вместе, не расставаясь практически круглые сутки и при этом не надоедая друг другу. За себя, по крайней мере, ручаюсь. Но я мог бы поклясться, что Инна не изменяла мне и в помыслах. Окольными путями до меня доходили слухи, что в наших кругах она пользуется репутацией верной жены. Чего еще?
Однако должен сознаться, что порой мною овладевало искушение напрячь биополе и прощупать ее подсознание. Но я гнал, гнал от себя эту коварную мысль. Уступив ей, я рисковал разбить драгоценный сосуд. Однажды подобное уже случилось. Довольно с меня экспериментов.
Между тем планы Инны осуществлялись пункт за пунктом с удивительной точностью. Мой потайной сейф опустел, все было вложено в дело, и уже потекла обратная река доходов.
Мы проникали повсюду.
В городе как грибы после дождя появлялись акционерные общества, совместные предприятия, банки. В правлении каждого из них числились наши люди. Пришлось задействовать всех родственников - дальних и близких - и даже вернуть из Магадана тех самых наймитов Кителя: все же проверенный народ.