Агентство магических катастроф
Шрифт:
– Если потребуется... – тупо повторила я.
Уська важно кивнул ушастой головой:
– Мне многое надо будет знать, ведь неведомо какая мелочь однажды позволит мне отдать долг и спасти уже твою жизнь.
– Но... я не хочу, то есть я ведь не ждала ничего такого и вообще спасла тебя без всякой платы, ты свободен.
Кот приподнялся и поставил мне на колени передние лапки, заглядывая прямо в глаза.
– Я знаю, потому служу тебе не только из-за долга жизни, но и из-за того, что ты мой друг.
Теплый комок возник у горла и рухнул в желудок, согревая теплом.
– Спасибо. Ты тоже
Уська хитро улыбнулся:
– Ну, в таком случае ты ведь не откажешься пронести своего лучшего друга на руках, а то тут та-ак грязно!..
Пришлось нести. Блин. А так как магия была почти на нуле (хорошо лешик об этом не знал), то груз ответственности за дружбу я успела прочувствовать в полной мере.
– Ну, скоро вы там?
Я, пыхтя, добрела до какого-то странного сооружения, которое расположилось на столь редком здесь островке и даже претендовало на гордое название «дом», а не скромное «шалаш».
Лешик стоял у входа и явно гордился данной... данным... гм. Ну, короче, представьте себе причудливо изогнутые в форме полуарки кусты, настолько густые, что стены и крыша «дома» были непроницаемы ни для ветра, ни для дождя. Сами кусты были исполинскими и сплетались мощными ветвями далеко над моей головой. Филин также стоял у входа и радостно оглядывал внутренность «помещения», которое было уже набито гостями, как говорится, «от одной стены до другой». В основном это были кикиморы – довольно-таки симпатичные полуобнаженные девушки, только вот грязноватые слегка. После пятидесяти лет они вроде бы превращаются в жутких уродин, по крайней мере, нам так на занятиях рассказывали, а до этого времени болотник их надежно хоронил от чужих людских взглядов, не желая расставаться с таким сокровищем.
Некоторые кикиморы уже вольготно расположились на покрытом толстым слоем пушистого зеленого мха полу, окружив наших слабовольных мужчин, с ненормальным блеском взирающих на все выступающие части полуобнаженных девичьих тел. Остальные накрывали на длинный, сплетенный из сучьев и ветвей стол: они разносили напитки и знатную закуску к старинным винам, давным-давно посеянным здесь ранее утопшими людьми или выплаченным лешему в дань за благополучный проход по топи.
Поглядев на этих двух мартовских котов, я на всякий случай придержала за пузо третьего, который почему-то тоже был неравнодушен к прелестницам.
Четко печатая шаг, я прямиком пошла к развеселой компании и довольно милым голосом, сверкая зелеными холодными глазами, просто поинтересовалась, не хочет ли какая-нибудь из красоток третью грудь на заднице.
Я даже не сразу поняла, почему они с таким визгом от меня разбежались.
– Эль!!!
Филин смотрел на меня, как на кошмар любого мужчины – не вовремя вернувшегося мужа. Я молча плюхнулась рядом, с облегчением сунув кота угрюмому Клину. Ничего, вам ребята и стриптиза хватит.
– Ну как ты могла, та рыженькая уже практически провела со мной эту ночь, – переживал Филин.
Я хмыкнула. Кот восторженно закатывал глаза, пока Клин покорно чесал ему пузо.
– Ну да, а ты хоть в курсе, что наутро ты бы проснулся стопроцентным утопленником да еще двадцать лет обязан был бы служить лешему как застигнутый на месте преступления. Кстати, двадцать лет – это за каждую.
Филин побледнел и уже с куда меньшим энтузиазмом оглядывался по сторонам.
– Интересно, а почему болотом заправляет леший, он же вроде больше по лесам? – Окончательно разомлевший кот лежал на коленях Клина, чесавшего теперь паразиту за ухом. А я все не могла понять, почему испытываю столь неконтролируемые приступы зависти. Ну почему?!
– А потому, – (я вздрогнула, оглянувшись на неожиданно подошедшего лешего), – что от эльфов нормальным лешим уже житья не стало! Выгнали меня из моего леса, вот и пришлось временно переселиться на болото. А тут ведь сыро, и ревматизм, зараза, совсем замучил, и есть почти нечего. – Лешик сел рядом и расстроенно хлюпнул носом. – Раньше-то ведь как было. Выйдешь на полянку, стукнешь посохом, свистнешь раза два, и вот уже зайцы тебе капусту с морковкой несут, медведь малинку презентует, а белочки шишечки да грибочки к ногам складывают, да и сами в очередь выстраиваются, ожидая правого суда о своем житье-бытье. Кто прав, кто виноват, я всех рассуживал.
Леший немного помолчал, вытирая скупую слезу. Мы почтительно слушали. Правда, Филин попытался отползти к подмигнувшей ему кикиморочке, но я бдительно поймала его за пятку.
– А теперь что?
– Что? – поддакнул кот.
– А теперь там всем заправляют остроухие, и меня выгнали, сказали, что, мол, я зверюшек обираю. А разве я обираю? Я ж так, только чуть-чуть, для прокорма да как плату за правый суд, а они... – И лешик обреченно махнул рукой.
Нога активно дергалась в захвате, Филин явно не желал внимать голосу разума. Пришлось шепнуть кой-чего, и мгновенно посеревший Филин тут же утратил интерес к красотке, бросившись на активные розыски ближайших кустов и бережно держась за урчащий живот. Я сразу поняла, что переборщила.
– Чего это с ним? – удивился лешик.
– А-а-а... Да так, съел в дороге что-то не то. Ну, неважно, давайте к столу садиться.
Все тут же засуетились, активно поддерживая мое предложение и позабыв о несчастном Филине.
Правда, я уже шепнула заклинание противоядия, быстро раскаявшись в своем злодеянии. Но по лицу и особенно по о-очень проникновенному взгляду заползшего обратно Филина поняла, что так просто это не закончится и месть будет страшна. Теперь уже у меня пропал аппетит.
Этого, впрочем, так никто и не заметил, а кот, так тот и вовсе наворачивал за четверых, с радостью обнаружив на столе икру и море самой разнообразной рыбы. Как оказалось, лешик имел связи с водяным на каком-то озере. Он поставлял кикимор (которых водяной тут же перевоспитывал в русалочек и учил топить наиболее привлекательных парней себе в армию да на ежегодный воинский призыв речному царю) и ненужные вещи от безвременно засосанных неслухов, умудрившихся, не спросив разрешения, залезть в топь да так там и сгинувших. От кота не отставали и мы с Клином. Филин же с некоторой опаской обнюхивал каждую предложенную ему прекрасными кикиморками снедь, кое-что ел, а остальное просто откладывал, уже никак не реагируя на выглядывающие из прорех одежды прелести, видимо, опасался повторения приступа и, судя по чересчур задумчивой роже, явно придумывал страшный план отмщения.