Агитбригада

Фонд А.

— Добрый день, бабушка, — сказал я.

— Добрый, добрый, — приветливо заулыбалась женщина, — ну что, нашел ты отца Демьяна?

— Нашел, спасибо вам, — поблагодарил я, не став вдаваться в подробности, что случилось со священником дальше.

— Он помог тебе? — продолжила допрос неугомонная старушка.

— Конечно помог! — кивнул я. — Дал мне аж две книги.

— А почему же ты такой смурной? — прицепилась назойливая старушка.

— Смурной? — удивился я. — Да вроде нормальный я.

— Смурной-смурной! Я же вижу. От меня ничего не утаишь, — шутливо погрозила мне пальцем

призрачная бабка, — с виду-то да, ты вполне себе бодрый, а вот на душе у тебя камень. Случилось ли чего?

— Да неприятность у меня случилась, — вздохнул я, решив пожаловаться старушке, может, хоть на душе полегчает, — понимаете, был у меня один приятель, тоже призрачная душа, как и вы. Но он был привязан к тому месту, где его убили.

— Знакомая ситуация, — закивала старушка.

— Ну и вот! Чтобы он мог нормально передвигаться, я отломил кусок доски с его кровью из того места и взял с собой. Мы с ним ездили по многим деревням и сёлам. Всё было нормально, пока я не забыл эту доску в школе. А там был воскресник и её сожгли вместе с остальным мусором. И теперь я больше не могу его дозваться, — закончил я свою невесёлую историю и тяжко вздохнул. — Получается из-за моей безалаберности я потерял друга.

— Почему потерял? — удивилась старушка.

— Ну как почему? — терпеливо пояснил я, досадуя на себя за то, что повёлся на этот разговор с явно недалёкой бабушкой, — он был привязан к доске, доску сожгли…

— Погоди, я не о том спрашиваю! — перебила меня бабка, — ты же, когда кусок доски из того места отдирал, ты ведь не всё выдрал. Не мог бы ты всё выдрать. Явно там кровь разбрызгалась куда-нибудь и на другие доски, правильно?

И тут меня осенило! Я так обрадовался, что готов был расцеловать милую старушку, жаль, что она призрак.

— Вижу, что, наконец, понял, — захихикала старушка и её голова мелко-мелко затряслась, — Тебе нужно вернуться на то же место и покликать своего друга. Он там, небось, тебя уже заждался.

— Так и сделаю! — радостно воскликнул я.

— А когда друга своего найдёшь — возвращайся обратно: расскажешь мне как всё было, — строго велела старушка, — Я страсть как такие истории люблю.

— Обязательно, — пообещал я, настроение было расчудесным.

В таком приподнятом эмоциональном состоянии я отправился на местный рынок, чтобы приодеться.

Рынок меня, конечно, не впечатлил. Почему-то я ожидал, что это будет огромный базар с кучей барахла на манер, как это было в 90-х годах в моей прошлой жизни, когда изголодавшиеся люди тащили на продажу всё подряд. Нет, здесь, конечно, тоже хлама хватало — от старых керогазов до совсем новых ещё патефонов, бра и поистёртых габардиновых козеток.

— Галеновые и химические препараты! Парфюмерия! — выкрикивал лихой мужичок в зелёной фуражке. Увидев меня, он заговорщицки подмигнул и предложил, понизив голос:

— Предохранительные средства нужны? Разливают у Струмилина и Маркузона.

— Н-нет, — пробормотал я и постарался поскорее отделаться от него. Не хватало ещё какой-то непонятной самоварной дряни накупить.

— А бриолин?! — заорал в спину мне лихой мужичок, — Бриолин от Минца! Есть бесцветные помадки и пудра! Помадки производства лучших трестов Гамбурга,

Риги и Таганрога! Недорого!

Но я уже завернул в другой ряд, где угодил в другие руки: какая-то дама прицепилась ко мне, чтобы я купил у неё плюшевую кацавейку. На вопрос, нафига мне женская кацавейка, она сердито сплюнула мне под ноги и, моментально потеряв интерес, уже уцепилась за какую-то тётку.

Затем какая-то другая баба пыталась всучить мне рулон вигониевого сукна. Я даже смутно не представлял, что это такое и зачем оно мне надо. Конечно же, я отказался. Тогда она попыталась мне сбагрить медаполамовый отрез, туальденор и молескин, тыкая под нос какие-то пёстрые тряпки.

Отказался я и от клеёнок с портретами вождей и орнаментами братских республик с эмблемами рабочих и крестьян от фабрики «Техноткань», и от гипсовой статуэтки «Красноармеец на коне».

От обилия непонятных слов, странных запахов, наглого напора продавцов и шумной толкотни у меня аж закружилась голова. Я слонялся по этому базару и, морщась от рыбной вони из продуктовых рядов, разочарованно рассматривал ассортимент для мужчин. Шелковые косоворотки, атласные рубахи всевозможных расцветок, вышитые жилетки, фуражки с лакированными козырьками и такие же лакированные штиблеты. Жуть, в общем.

В конце концов, уже при выходе из базара, я надыбал небольшой, вполне даже цивильный такой, магазинчик готового платья, где, очевидно, предпочитали одеваться советские служащие и мещане из тех, что поинтеллигентнее. Там приятно пахло одеколоном, а любезного вида продавец оставлял довольно благожелательное впечатление.

Там я приобрёл неплохой костюм из плотного шерстяного сукна, тёмно-синий, почти чёрный. Три светлые рубахи, самые простые, не шелковые, дюжину носков, исподнее, фуражку и полупальто. И заплатил не так уж и много. Хотя этот шопинг изрядно опустошил мой кошелёк. Ну ничего, вот вернусь в Вербовку, может Сомов что-то и подкинет ещё, обещал ведь. А если нет, то мы потом с Енохом сходим в казино, пополним бюджет через рулетку, есть у меня идейка одна.

Напоследок я спросил любезного продавца, где можно приобрести рюкзак или нормальную сумку.

— С какой целью? — деловито уточнил тот и внимательно посмотрел на меня сквозь очки.

— Книги буду носить, — ответил я, — а иногда и продукты. Как получиться.

— Могу тогда порекомендовать конторский портфель, — предложил продавец и ловко вытащил откуда-то из-под прилавка довольно неплохой коричневый портфель, грубоватой выделки и винтажного вида, но так-то вполне прикольный.

Просил он недорого, поэтому я без торга приобрёл ещё и его и, переодевшись прямо в примерочной магазина, вышел на улицу.

Я неторопливо шел по тротуару и размышлял, что его делать дальше. До вечера была ещё уйма времени. Возвращаться в трудовую школу очень не хотелось, там сразу или припрягут к чему-нибудь, или опять какие-то разборки с местной детворой будут. Надоело!

Сдать бы поскорее экзамены и свалить оттуда.

Задумавшись, я не сразу обратил внимание, что, как привязанный, следую за четырьмя дамочками. Они так увлеклись болтовней, что совершенно не замечали ничего вокруг. Слух царапнуло какое-то слово. Я прислушался: