Агнесса. Исповедь жены сталинского чекиста
Шрифт:
Мы пришли в сад. Сели на лавочку у спуска к реке и смотрим, выжидаем. Солнце садится, от реки повеяло прохладой, поодаль в раковине заиграл духовой оркестр.
И вот видим, идут по аллее трое, в середине – высокий, стройный, интересный, в черкеске! По бокам – один постарше, другой совсем молоденький. Я посмотрела на этого в середине, и вдруг так он мне понравился, что я подумала: если буду выходить замуж, то только за него…
А тут порыв ветра, моя синяя шелковая косынка, которую я накинула на плечи, улетела. Я – бегом за ней под откос к реке, догнала. Возвращаюсь, запыхавшись, а Лиля мне шепчет:
– Зачем ты
А они стоят поодаль, поглядывают на нас. Я быстро сообразила. Новый порыв ветра – и как будто случайно моя косынка улетает вновь. Я не стала спешить. И вот тот самый, который мне понравился, приносит ее мне.
– Как вы тут сидите, такой ветер, можно простудиться! – И смотрит на меня.
– Это приезжим можно, а мы к этому климату привыкли.
И начался разговор. Тот, что был старше всех, ушел. Как мы вскоре узнали, это был командир башкирской бригады. У него была жена, семья.
А двое других – к нам на лавочку по обе стороны от нас. Тот, кого я наметила, – рядом со мной. Он назвался: Зарницкий. А другой, молоденький, – с Лилиной стороны. Он назвался тоже: Женя, но тут же поправился: Агеев. Наверное, недавно из дома, еще не привык по фамилии.
О чем мы говорили в тот первый раз? И это помню. У нас в Майкопе рассказывали такой случай. Как-то, когда красные гнали через город пленных белых, один из них сунул стоящей у дороги девушке (она смотрела на пленных) толстую палку, которая у него была в руке.
“Возьми, – сказал он, – все равно отнимут, сохрани ее. Ты только скажи – кто ты?” Она показала на дом: “Я здесь живу”.
Взяла палку, повертела. Палка как палка. Почему надо было ее хранить? Но сохранила. Потом пленных отпустили, и он пришел. Разобрал набалдашник палки, а там – деньги. Много, туго скручены. Деньги эти ходили при белых, он надеялся, что белые вернутся.
Наши кавалеры смеялись:
– Не вернутся уже! Конечно, интервенция, Антанта [20] … Но – отобьемся, обязательно отобьемся!
20
Антанта (фр. entente – согласие) – военно-политический блок России, Англии и Франции, создан в 1904–1907. Войска Антанты в разные периоды гражданской войны противостояли большевикам. В 1919 вошли в Закавказье, не очень далеко от Майкопа.
И вдруг Агеев, Женя, говорит Лиле:
– А я думал, что вы говорите только по-французски!
Она вскинула на него глаза – узнала. Тут же дернулась удрать, но я удержала. А Женя ей:
– Пожалуйста, не удирайте, как вчера.
Мы стали встречаться. Женя только год назад кончил гимназию и пошел добровольцем в Красную Армию “сражаться за свободу народа”, как он говорил. До того, еще в гимназии, он участвовал в нелегальных кружках. У них с Лилей начался роман, но Женю вскоре куда-то услали.
В Майкопе был театр “Двадцатый век” и там же кабаре. На сцене идет представление, а в зале столики, можно смотреть представление и закусывать. Потом столики сдвигали и устраивали танцы. Иван Александрович (так звали Зарницкого) хорошо танцевал. Он был на десять лет старше меня.
Однажды мы пошли гулять втроем – он, Лиля
Как помнятся такие мелочи! Все имеет какой-то особый смысл в начале любви.
Ливень и шляпка – это было уже после того, как Иван Александрович стал открыто отдавать мне предпочтение. Я поняла это сразу, но он был человек воспитанный, вежливый и первое время, пока Женя отсутствовал, оказывал внимание и Лиле – делил свое внимание между нами. Но все яснее становилось, что нужна ему я. Как-то мы сидели в кино, в темноте, шел фильм “Отец Сергий” с Мозжухиным [21] в главной роли. Иван Александрович сидел между мной и Лилей. Он взял наши руки в свои. Но потом поднял мою и безмолвно поцеловал – прикоснулся губами.
21
“Отец Сергий” (1918) – знаменитый немой фильм Якова Протазанова. Исполнитель главной роли – актер Иван Мозжухин – звезда российского немого кино.
– Какие крепкие зубы! – воскликнула я.
– У кого зубы? – удивилась Лиля, которая его поцелуя не заметила.
– Конечно, у меня! – ответила я непонятно. В тот миг у нас с Зарницким получилось словно какое-то тайное объединение, как будто мы очертили себя волшебным кругом: то, что внутри, было только наше, а Лиля осталась за кругом.
Вскоре она поняла это. Но ничуть не обиделась. Вернулся Женя, и их роман получил продолжение.
А я вот не могла бы тогда влюбиться в однолетку, как и я, недавно окончившего гимназию. Меня влекло к мужчинам старше, уже повидавшим что-то на своем веку. Мне и потом нравились только такие, перед умом и авторитетом или силой и доблестью которых я могла преклоняться. Таким был Зарницкий.
Мы много гуляли с ним по городу, чаще всего вечерами, когда можно было где-нибудь под покровом тенистого дерева или в другом укромном местечке целоваться. Меня удивляло, что Зарницкий так сдержан. Другие меня уже так целовали, бывало насилу отобьешься, а он – ничего подобного.
Когда провожал меня, инициатива разлуки всегда исходила от него. “Пора спать”, – говорил он, и мы прощались.
Целовал меня крепко, но прерывал поцелуй всегда он. И уходил. Я недоумевала. Я к такому не привыкла. Называли мы друг друга на “вы”.
Он сделал мне предложение перед самым уходом бригады. Нельзя было долго раздумывать, и я согласилась. Он сказал:
– Я приеду за вами, как только где-нибудь обоснуюсь.
И стали приходить ко мне толстые письма в голубых конвертах. Я отвечала.
Лена в юности меня ни в грош не ставила, всегда смеялась над моими поклонниками. А Зарницкий… над ним она не смеялась, понимая ему цену и недоумевая, вероятно, как это я сумела “закрутить” с таким. Они с Таней Каплановой – ее подругой – дразнили меня: