Агнесса. Том 2
Шрифт:
Она молчала несколько секунд, глядя на него, понимая, что он вкладывает в этот вопрос свой особый смысл, а потом, вздохнув, ответила:
— Да, Джек. Хотя я, конечно же, в чем-то изменилась.
Он улыбнулся.
— Мы еще поговорим, правда?
— Не знаю, — сказала Агнесса. — Но сейчас мне пора.
Она пошла к дому; войдя в свою комнату, никак не могла успокоиться: дрожали руки и бешено колотилось сердце.
— Господи, ну за что, за что! — прошептала она, глотая слезы. — За что, ну за что, скажи!
И, конечно, Орвил был рассержен и обижен: Агнесса даже не могла понять, что больше.
— Почему ты сердишься, Орвил? — спросила
— Потому что ты не отказала этому человеку сразу, потому что позволяешь ему ехать с нами в Вирджинию да еще собираешься показывать его Джессике! Ты понимаешь, что можешь ранить ребенка?! Джессика очень чувствительная девочка, как ей такое пережить? Об этом ты подумала, Агнесса?
— Он обещал мне ничего не говорить ей, — защищалась Агнесса.
— И ты веришь? — с горькой насмешкой произнес Орвил. — Господи, милая, как ты наивна! Ты сама даешь ему карту в руки! Ему, может, и не нужна Джессика, но то обстоятельство, что у вас есть общий ребенок, он попытается использовать в своих целях. Ты сознательно позволяешь ему разрушать нашу жизнь.
— Неправда!
— Правда! Я считал, все будет не так. Не думай, что я неблагодарный: он помог нам, и я собирался помочь ему. Я никогда не нарушал закон, Агнесса, но сейчас я готов был на это пойти, хотя любой из моих знакомых, узнав об этом, счел бы меня сумасшедшим. Я использовал бы все свои связи, чтобы помочь этому человеку уехать из страны туда, где он был бы в безопасности. Дал бы ему денег, чтобы он мог жить безбедно.
Агнесса покачала головой.
— Он не уедет.
«Не уедет, — подумала она, — потому что здесь солнце и океан, здесь то, чего нет нигде. И потому, что здесь я».
— Конечно, поскольку ты даешь ему надежду.
Орвил остановился, глядя на нее, сидящую на кровати все в том же бордовом платье, очень юную на вид, привлекательную и желанную не только для него. Агнесса неохотно рассказывала, о чем говорила с Джеком, и — Орвил был уверен — рассказала далеко не все.
— Я не даю надежды. Но это его право — увидеть ребенка. Я же не сказала, что он претендует на большее. В конце концов Джессика — его дочь,
— Он и не знал бы об этом, если б ты не сказала!
Агнесса недоуменно посмотрела на него честными зелеными глазами.
— Но как ты себе это представляешь, Орвил? Я не могла не сказать. Сам подумай!
Орвил вздохнул.
— Да, — произнес он, — мужчина может и не вспоминать, что ребенок, которого он воспитывает, рожден от другого, но женщина никогда не забывает об этом. Ты всегда помнила, Агнесса, теперь я понимаю.
— Я знала об этом, как и ты, но не думала постоянно о том, что Джессика — дочь Джека, — ответила Агнесса и, помолчав, добавила: — Значит, ты теперь не будешь любить ее как дочь?
— Слава Богу, я люблю ее не как чью-то там, мою или не мою дочь, а как Джессику, как ребенка, понимаешь… за то, что это она! Она очень хорошая девочка, право, даже не верится, что ее отцом может быть этот Джек!
Орвил очень пожалел о своих последних словах, потому что слова, произнесенные в следующую секунду Агнессой, обожгли его болью, словно внезапный удар по лицу.
— В Джеке тоже есть хорошее, Орвил, ты просто не знаешь.
Он задохнулся от обиды, сразу многое позабыв… Неужели он мог ошибиться так жестоко? Неужели мир, который он создал с этой женщиной, оказался сделанным из песка? Неужели все, что было
— Да, — произнес он, — я не знаю. А ты знаешь: он ведь был твоим дружком, как я мог позабыть! Ты когда-то сбежала с ним, бросив все, хотя одному Богу ведомо, чем он тебя прельстил? Но не бойся, Агнесса, тебе никогда больше не придется выбирать между бедностью и богатством, теперь у тебя только один выбор! В любом случае я назначу тебе такое содержание, что ты ни в чем не будешь нуждаться. Если у тебя есть желание подбирать то, что валяется под ногами, я не буду тебе мешать. Одного я тебе не позволю: впутывать в это дело детей. Ни Джерри, ни Джессику. В конце концов, по закону Джессика — моя дочь, она носит мою фамилию, я воспитываю ее и имею на это право. Так что выбирай, кто и что тебе дороже.
Агнесса слушала его, широко раскрыв невидящие глаза, без кровинки в лице. Когда он закончил, она разрыдалась, уронив голову на руки.
Это вышло жестоко, Орвил понял сам.
— Прости, — сказал он, обняв ее, — не плачь! Ради Бога, Агнесса, я не хотел!
— Я… я тоже не хотела тебя обидеть! — пролепетала она. — Орвил! Господи! Я же тебя люблю! А Джек… Этот человек очень несчастен; Орвил! Мне его просто жаль.
— Так я и думал! — Орвил взял Агнессу за руки. — Жалость — опасная штука, дорогая, она размягчает сердце.
— Да, может быть… Орвил, я хочу, чтоб ты меня понял, чтобы ты не сомневался и не говорил такие ужасные вещи!
— Хорошо, любимая, я не буду. Прости, — повторил Орвил, а когда она наконец успокоилась, проговорил:— Я никогда не говорил тебе, милая… Когда я увидел тебя в самый-самый первый раз, ты мне сразу очень понравилась. Я тогда уже ревновал тебя к Джеку, теперь я это понимаю. Ты была сильно им увлечена, я видел и никак не мог понять, что ты в нем нашла, мне это казалось несправедливым. Когда я узнал, что вы собираетесь бежать так, без венчания, я был потрясен, я не мог себе такого представить! Во всей этой истории, к которой я вроде бы не имел никакого отношения, меня что-то страшно уязвляло. Потом я никак не мог тебя забыть, в глубине души ты была со мной, хотя это и не осознавалось так явно. Я не думал встретить тебя и уж тем более не предполагал, что ты станешь моей женой и матерью моего ребенка. И вот теперь… Теперь ты можешь понять, что я чувствую?
— Да, Орвил, я понимаю, — Агнесса подняла заплаканные глаза. — Но мне странно, почему ты до сих пор сомневаешься в моих чувствах, почему не веришь?
Орвил погладил ее по руке.
— Я верю, верю, любимая. Только… прости, Агнесса, но скажи мне… один раз, и больше я не спрошу: он не пытался обнять тебя… словом, сделать что-нибудь такое?
— Нет! — поспешно воскликнула Агнесса с таким выражением, что Орвил сразу успокоился. — Как ты мог подумать!
Потом она затихла в его объятиях. Орвил нежно гладил ее волосы, укачивал, словно ребенка, и думал, думал без конца: «Господи, помоги! Помоги сохранить то, что ты дал мне, не заставляй платить жестокой ценой, ведь за любовь не казнят, не требуют жертв! Позволь жить, как я жил, и клянусь, я никогда не заставлю тебя усомниться во мне, в моей жизни, в моих детях. Никогда!»