Агрессия: хроники Третьей Мировой войны
Шрифт:
– Амеры скоро войдут во двор. Танк сюда не загнать, поэтому войдёт джип и пехота. Наша задача – отсечь пехоту, задержать их насколько возможно. Патронов мало, попробуем разжиться чем-нибудь в госпитале. Всё, перебежками до воронки и в подъезд. Селянинов –первый, за ним Симак и Климов, я замыкаю… Погнали!..
…Женька рванул вперёд как только замолчал пулемёт. Пригнувшись, он понёсся к воронке почти припадая к земле. Амеры не сразу его заметили и отреагировали как-то вяло. Всего несколько автоматных очередей прошло у водилы высоко над головой. Запнувшись о что-то, ефрейтор кубарем скатился сначала в воронку, а потом словно напружиненный вылетел и не останавливался пока не скрылся в подъезде. Я хлопнул по спине замершего рядом бойца:
– Симак, пошёл!..
Тот ринулся к воронке почти так же шустро и вскоре благополучно скрылся в дверном проёме. С этим обошлось.
… Климов стартовал чуть медленнее и тут удача нас оставила. Снова заработал пулемёт, несколько очередей ловили спотыкающуюся, неуклюжую фигуру, сбивая бойца с ритма. В какой-то момент, тот замер на месте, остановился. Не мешкая больше, я побежал вперёд. На ум пришла старая дедовская поговорка. Которую я продолжал бормотать то ли шёпотом, то ли вообще мысленно.
– Эта пуля не моя, моя следом летит!.. Эта пуля…
Вражеский пулемётчик переключился на меня слишком поздно. Роковая очередь рассекла пустоту ровно в тот момент, когда я сбив Климова с ног, скатился вместе с ним в воронку. Не останавливаясь, я полез вверх по смёрзшимся комкам земли, таща безучастного солдата за ремень автомата закинутого за спину. Ощущая неслабую тяжесть, я тащил парня за собой и всё время приговаривал:
– Следом летит!.. Следом… Летит!..
Подъезд, руки Симака и Женьки были уже рядом, когда я почувствовал как тяжелеет влекомое на ремне тело. Отчаянно рванувшись вперёд, я почти упал на руки ребят, втащивших нас обоих в подъезд. Позади ахнуло запоздалым взрывом, потом ещё и ещё. Мы не останавливаясь протащили сразу отяжелевшее тело Климова на дав пролёта вверх. Прислонив его в тёмном углу межлестничной площадки, я зажёг маленький фонарик и подняв очки на шлем осмотрел раненого. Крупнокалиберная пуля попала парню в левую ногу, прошла навылет, видимо задев кость. Перетянув ляжку выше раны его собственным ремнём, я разрезал сломанным клинком штанину комбеза и пробравшись сквозь бельё обнажил рану. Украдкой взглянул в лицо раненого. Оно было белым, как полотно и губы сжатые в нить отливали мертвенной синевой. Рваные края, мелкие острые осколки кости. Погано, очень погано. Женька уже протянул мне аптечку, вместе мы почистили рану спиртовой салфеткой и наложили вакуумный пластырь, надёжно прихватив всё это бинтом. Обезболивающее я колоть не стал, мало ли, может сердце у парня слабое. Очнётся, тогда и будем решать. Женька посмотрел мне в глаза, блики от мерцающего синего света фонаря делали его лицо иссиня белым:
– Писец парню, хорошо хоть санбат наверху.
– Хорошо, только вот нас никто не встречает, это хреновый признак, брат.
Оглянувшись на замершего у стенки Симака, я показал ему на оставшийся лестничный пролёт и махнул рукой:
– Боец, сбегай наверх, посмотри чего они стесняются к нам выйти…
Симак вернулся неожиданно быстро. В неровном свете фонаря, я заметил его широко раскрытые от ужаса глаза. Женька встряхнул парнишку за грудки.
– Чего там увидел? Ну, не мямли!..
Судорога исказила молодое чумазое лицо бойца и он еле-еле разлепив ссохшиеся губы выдавил из себя:
– Там раненые и двое санитаров… Мёртвые они… Кого зарубили, кого постреляли… Мёртвые, все мёртвые….
Приказав пацану остаться с раненым, махнул Селянинову рукой и тот без слов понял. Мы осторожно поднялись на этаж, я накинул наглазник, включил камеру в режим тепловизора. На площадке был вход только в две квартиры справа от лестницы, остальное скрывала обвалившаяся стена. Внутри все межквартирные стены были снесены, мебели тоже давно не было. По сути, тут всего один большой зал, метров на пятнадцать в длину. Первый труп лежал навзничь, это был боец с большим санитарным рюкзаком, который он так и не выпустил из рук. Его убили ударом острого предмета, скорее всего таким же топориком, которым чуть не угостили недавно меня самого. Держа автомат наготове, махнул стволом влево, отдавая Женьке ту часть зала, а сам начал по ходу воспроизводить картину произошедшего. Балахоны разделились видимо ещё в подземном тоннеле. Трое пошло к нам, остальные заявились сюда. Ещё через пару метров обнаружилось сразу пять тел. Четверо раненых лежали на вывороченных из оправы кроватных матрасах. Среди них, уже ничком, лежал ещё один фельдшер, так же зарубленный топориком. Острое лезвие отделило голову почти ровно под затылком, она укатилась к окну, а тело рухнуло вперёд. Один рубил, а шедшие следом расстреляли раненых. Глушёные стволы, высокая скорости и выучка. Работали какие-то спецы, вроде тех, встреченных на излёте лета. Дальше только спуск на этаж ниже и очередной обвал. Покрутившись немного, я увидел следы крепления троса на одном из оконных проёмов. Ясно: спустились вниз и пошли ко входу в третий подъезд. Если я прав, то шепнуть Доронину о диверсах удалось вовремя, их непременно встретили…
– Да-да-ах! Умм-ахх!..
В стену дома ударила очередь из крупнокалиберного пулемёта, а следом вспыхнул ослепительный свет прожектора. Амеры выкатили во двор два джипа и сходу открыли огонь из пулемётов. Думать было некогда, бежать тоже не выйдет. Однако парням об этом знать не нужно. Обернувшись к подползшему Женьке, я крикнул:
– Спрячьте раненого!.. Потом занимайте оборону… Ты держи левых три окна… Симак пусть бежит направо… В сами окна не суйтесь… Выстрелил – отскочил!.. Патроны не жгите, Бить только наверняка!..
Женька пополз было назад, но у самого выхода оглянулся и тоже проорал перекрывая нарастающий грохот перестрелки:
– Старый, нам реально хана?!..
Не знаю, что он хотел услышать, но на враньё и глупости времени точно не было, поэтому я крикнул в ответ:
– Патроны с трупов соберите, гранаты, оружие! Хватит умирать, пусть амеры дохнут, а мы ещё поживём!.. Давай, шевели булками!..
…Всё закрутилось в чёрно-белом калейдоскопе немого кино. От грохота разрывов, слух совершенно пропал, меня окружала привычная уже ватная тишина, сквозь которую еле-еле проникали звуки боя. Амеры выкатили джипы почти вплотную к дому, нас разделяло что-то около двух десятков метров, не больше. Их пехота подступала грамотно разбившись на группы по пять-шесть человек. Пока пулемёты долбили по окнам, они накапливались в воронках, прятались за горами мусора. Подскочив к одному из окон я вскинул автомат и поймав мешковато одетую фигуру в прорезь прицела дважды выстрелил. Тот дёрнулся и скрылся за холмом.
– Да-да-да-ах!..
Пулемётчик отработал по моей позиции, взвилась туча пыли, несколько пуль влетели в окно и зарылись в стену позади. Всё это происходило в полной тишине, только звуки пулемётной очереди еле-еле пробивались сквозь тонны ваты осевшей вокруг моей головы. Превозмогая тошноту и выждав ровно пять секунд, я снова высунулся и уловив движение внизу поймал неясную фигуру в прицел и выбрал спуск. Автомат привычно ворохнулся в руках, но результата я не дождался, снова нырнув за стену. Обстрел вдруг усилился, я подошвами ботинок ощущал как дрожит пол под ногами от попаданий по зданию. Вдруг, кто-то тряхнул меня за плечо. В полумраке я увидел перекошенное лицо Симака. Губы его шевелились, но я ничего не мог понять. Тот приблизил лицо к моему плечу и видимо заорал в полный голос:
– …Рорвались!.. Они прорвались!..
Превозмогая давящую на виски боль, я оторвал от себя руки бойца и так же глядя ему в лицо завопил, совершенно не слыша его голоса:
– Где?!..
Парень показал стволом автомата на зияющий чернотой дверной проём входа на этаж. Решение пришло автоматически, его услужливо подсказал опыт. Привлекая парня ближе к полу я силой заставил его ползти рядом до того места, где лежали трупы разведчиков Доронина. Выдернув из-под окоченевшего тела матрас, я располосовал его обломком клинка. Потом обернулся к бойцу и заорал:
– Подержи лестницу!..
Тот кивнул и выстрелил куда-то вниз. Я вынул из разгрузки три патрона с расшатанными пулями, отобранные при набивке магазинов и высыпал порох в надрезы. Потом подтащил другой матрас и тоже срезал с него бурую от крови обивку. Повезло, оба матраса были ватные, тяжёлые. Пошарив вокруг, нашёл в сумке одного из санитаров рулон туалетной бумаги. Сложив всё это на нижний матрац чиркнул спичкой. Порох вспыхнул не сразу, бумага занялась быстро и вскоре матрас начал дымить. Кинув сверху второй порезанный лежак, я крикнул Симаку который всё это время изредка смотрел за моими действиями: