Агробление по-олбански
Шрифт:
За две недели мне позвонили один за другим все сорок четыре одноклассника. И как они нас заманивали к себе в секту! Это же все равно что продать душу дьяволу – звонить бывшему однокласснику по такому вопросу.
С женой у нас окончательно разладилось. Она нервничала. Считала меня самым большим неудачником из всех.
– Ты что, думаешь, другие глупее тебя, что, Сашка или Сережка глупее тебя? Или Геннадий глупее? А может, ты им не доверяешь?
При чем здесь Гена и Сережа? Почему моя жена их возвышает, а меня унижает? Я чувствовал, как моя семья распадается,
– Вот змий! Хватит выпендриваться! – не сдавались Жан Руссо и Рауль Дидро, попутно осваивая русские ругательства. – Давай звони, скотина. Ведь я по глазам вижу, что ты знаешь номер их телефона без всякого ноль-девять, наизусть.
– Не буду.
– Почему?
– Потому что та девушка с глупым несчастным видом, которую я видел в автобусе…
– Оксана?
– Да, Оксана. Потому что та девушка когда-то была моей женой. Она же – моя одноклассница. Она же – единственная подруга Александры. И мне стыдно к ней обращаться теперь за помощью. Мне очень стыдно, потому что я неудачник.
Больше ко мне никто не приставал. Никогда.
Позже, два часа спустя я им сам рассказал все, что знал и про Александру, и про банк «Глобакс». В городе, после отъезда Александры с родителями в Париж, осталась лишь ее бабушка, которая наотрез отказалась покидать родные могилки. Многие личные вещи, как мы выяснили, мебель, хрусталь, старые тряпки они оставили в России. А когда бабушка умерла, Александра приехала в родной город. После похорон встретилась с моей женой. Посреди долгого разговора в кафе она вдруг спохватилась:
– Мне нужно зайти в банк.
Моя жена видела в руках Александры небольшой сверток, который та оставила в банке. Жена еще удивилась, что подруга вышла из банка с пустыми руками, она-то думала, что Саше нужно в банк по вопросам наследства или снять деньги с карточки.
Моя жена была единственной, хотя и не близкой подругой Саши. И непонятно, что их объединяло. Ну, допустим, моя жена всегда завидовала Александре – завидовала ее путешествиям, славе, свободному образу жизни. А Александра? Чему она завидовала?
– Как ты думаешь, что она положила в банк? – спрашивала меня жена. – Фамильные ценности, золотые слитки, награды за свои победы?
– Не знаю, – отвечал я. Не знал я этого и сейчас, когда у меня уже нет жены, но появились новые друзья. Вот они рядом со мной сидят и молчат. Один – опустив взгляд в землю, другой – запрокинув лицо в небо.
Молча сидели на лавочке. Мимо, держась за руку, прошли две девочки – брюнетка и блондинка. Обе с короткими стрижками. На брюнетке белая майка и черные аладинки. На блондинке черная блузка и белые бриджи. Ни дать ни взять бродячая шахматная доска. Одна бросила на нас быстрый
– Ход конем, однако! – засмеялся Жан.
– Смотрите, какое нижнее белье, – сказал я, указывая на широкобедрую мадам пальцем, – не женщина, а лосиха в лосинах! Кружевной лифчик. Декольте в пять пальцев – глубокое, как пропасть. Как раз, Жан, для твоей коллекции.
– Нижнее белье, – заметил Жан со знанием дела, – это находка для криминалиста. Бывает, только по нижнему белью можно идентифицировать личность, если нет других документов.
– Потому что есть эротическая индивидуальность? – спросил я.
– Возможно. Если, например, мне звонят и сообщают, что выловили в Сене очередную утопленницу, я первым делом спрашиваю, есть ли при ней какие-нибудь документы и есть ли на ней белье.
– Если есть, то едешь на место преступления сам? – поднял бровь Рауль.
– Само собой, – улыбнулся Жан. – Ох уж эта французская изысканность и неподражаемый шарм! Парижанки такие романтичные, особенно если дело касается любви.
– Значит, ты по белью можешь определить, куда и с какими целями идет девушка?
– Само собой. Вон та красотка, например, сейчас спешит к любовнику на свидание.
– Везет кому-то, – заметил я.
– Да, словами это не описать, – сказал Рауль, разглядывая голубое небо. Он уже давно с лифчиков переключился на ажурную листву и перистые облака.
– Есть два слова, – сказал я, – вологодское кружево.
– Вот бы мне такое в коллекцию, – размечтался Жан.
– Тебе лучше «Оренбургский пуховый платочек». Большая историческая ценность.
Сидели на диване. Перед телевизором. Смотрели «Происшествия за день». Сначала показывали лосиху, что неожиданно появилась в городе, а потом, когда ее поймали, она принялась бросаться на бетонный забор. Поранилась. Лосиху усыпили. Восемь здоровых мужиков еле перетащили ее в кузов «КАМАЗа». Увезли за город в заповедник. Но было уже поздно. Пока везли, лосиха умерла.
– Она была уже в тяжелом состоянии, – сказал врач. – С трудом дышала, не реагировала на внешние раздражители. Вскрытие покажет, в чем причина.
– Ни черта вскрытие не покажет, – сказал Жан, – все будет точь-в-точь как с Александрой.
Затем пошел другой сюжет. Два мотоциклиста на маленьких «Судзуки» на полной скорости врезались в бронированную инкассаторскую машину. Одного увезли в больницу. Осколки черепа второго были разбросаны в радиусе пяти метров. На асфальте виднелась небольшая лужица крови.
– Я поворачивал вон оттуда, слышу: удар, – объяснял в камеру водитель.
– Вы их видели?
– Нет. Черт их знает, откуда они появились.
– По силе удара, – сказал полицейский, – можно предположить, что они ехали со скоростью не менее ста километров в час.
– Двести пятьдесят километров в час, – опроверг Рауль, – я был на гонках «Формулы-1», на Гран-при Канады.
Глава 16
Старые газеты и вытоптанная земляничная поляна