Ах, эта Африка!
Шрифт:
Мы переглянулись: как раз месячная зарплата.
— Берем на троих? — предложил я.
— Берем, — сказали мужики.
Через неделю нам ее прислали на железнодорожной платформе. Машина оказалась такой маленькой, как старый «Запорожец», и сразу мне понравилась. Виктору было все равно, а Роже почему-то испытывал к ней отвращение, он так ни разу и не сел за руль, сколько я ему ни предлагал.
Я раньше не водил машины. Ришко привез меня на взлетную полосу, показал, как переключать скорости, дал несколько практических советов и вылез наружу.
— Смотри, не улети, — сказал он серьезно. — В саванне очень трудно ориентироваться без навигационных приборов.
— А ты иди в рубку на радиопеленг, —
После двухчасовой практики на аэродроме двинул нахально в город и думаю, что куры, собаки и овцы надолго запомнили этот день, ибо ускользнуть из-под колес им удавалось чудом. Но обошлось без жертв, и в сумерках я гордо подъехал к нашим воротам. Сверху смотрели Роже и Виктор, из ресторана высыпала обычная обслуживающая компания, откуда-то из-за угла приковылял хозяин Ламе, в общем, недостатка в зрителях не ощущалось. Въезжать было немножко в горку, я поосторожничал, мотор начал захлебываться, я судорожно даванул на педаль газа, машина бросилась рывком вперед и правым крылом врезалась в створку ворот. Эффект был полным.
Фара каким-то образом уцелела. Назавтра мы с Ришко вручную выправили крыло и кистью покрасили его немного не в тон, после чего машина приобрела залихватский подмигивающий вид. Больше аварий у меня, тьфу-тьфу, не было.
ГЛАВА 5
— Сегодня твоя очередь идти на почту, — заявил Виктор.
— Я в прошлый раз ходил! — возмутился я.
— А кто виноват, если они забывают присылать зарплату? Моя очередь прошла впустую, теперь снова тебе топать.
Спорить было лень, да и дело невеликое: до почты пешком две минуты, нет смысла даже заводить нашу колымагу. Долгожданный перевод пришел утром, и вот, захватив маленький старый обшарпанный викторовский чемоданчик, я отправился на почту. Знакомый клерк долго извинялся за отсутствие в данный момент крупных банкнот, ловко считая и выбрасывая на прилавок груды грязных, замусоленных, кое-где заклеенных липкой лентой дензнаков с изображением президента. По-моему, президент на деньгах не очень смотрелся, гораздо импозантнее его полное лицо выглядело на рисунках местных разноцветных тканей, особенно когда они укрывали тыльную округлую часть женского тела; идешь по улице сзади какой-нибудь молодки и радуешься: в такт ее движениям президент улыбается тебе и подмигивает, поднимает настроение.
Кое-как запихав кучу валюты в чемоданчик и ссыпав в карман мелочь, я вышел наружу и двинулся вдоль пыльного переулка по направлению к рынку под палящими лучами солнца на, как обычно, совершенно безоблачном небе. Метров за пять до поворота два отчаявшихся приезжих деревенских жителя безнадежно пытались сдвинуть с места осла, нагруженного горой калебасов. Посмеиваясь про себя, я обогнул выразительную группу, и в этот момент проклятая скотина взревела дурным голосом. Я так вздрогнул от неожиданности, что ручка чемоданчика оторвалась, он шлепнулся на землю, старый замок отщелкнулся, и бумажки, подхваченные слабым ветерком, разлетелись по всему переулку. «Это называется — зарплата улетучилась», — подумал я. Чертов осел, совершив свое черное дело, конечно, соизволил стронуться с места и, задумчиво и нежно перебирая копытами, мелкими шажками уплыл за угол.
Народу в переулке было довольно много, и сначала вездесущие мальчишки кинулись ловить и подбирать мое богатство, а потом кое-кто из взрослых помоложе тоже присоединился со смехом к такому приятному занятию. Я успел ногой захлопнуть крышку чемодана, чтобы он не опорожнился до дна, и стоял над ним с индифферентным видом, засунув руки в карманы шортов. С шутками и прибаутками добровольцы быстро сумели собрать все до последнего клочка и, сопровождаемые болельщиками, окружили меня, образовав небольшую толпу. Один предприимчивый молодой человек опустился на колени в песок перед чемоданом и, принимая от каждого по очереди скомканную добычу, быстро разглаживал купоны и, формируя пачки, укладывал их внутрь. В две минуты все закончилось. «Готово, мосье», — сказал он, поднимая и держа чемоданишко бережно и ловко между двумя ладонями. Я пожал каждому руку со словами благодарности, и потом все терпеливо ждали, пока я выгребал мелочь из карманов и оделял каждого монетами, стараясь, чтобы было всем поровну. Предприимчивый молодой человек получил бумажку и гордо смотрел на остальных, как бы говоря нам: «Вот что значит уметь шевелить мозгами». Инцидент закончился ко всеобщему удовольствию.
Я пошел через рыночную площадь, держа злополучную тару под мышкой. Из дверей своей лавки мне призывно замахал рукой наш приятель — ливанец Самир.
— Привет, — сказал он. — Знаешь, в городе не будет сахара месяца два. Я отложил для вас двадцать пачек, а то уже расхватывают.
— Вот молодец, спасибо, я как раз и деньги несу.
Мы еще поболтали недолго о том о сем, условились в следующее воскресенье поохотиться в саванне на страусов южноамериканским способом, используя его вездеход, и я собрался домой. У дверей лавки уже дежурил какой-то шустрый юнец, почувствовав возможность легкого заработка. Он ухватил сумку с сахаром, ловко водрузил ее себе на голову и, насвистывая, пошел впереди меня прямехонько к гостинице. «Интересно, — подумал я, — есть ли на рынке хоть один человек, который не знает, где я живу?» Мои студенты носили книги и тетради тоже на голове, даже если это был только один учебник или одна тетрадь, ручки и карандаши втыкали в волосы, где они держались намертво. Но после того, как однажды я увидел двух дюжих мужчин, которые с кряхтеньем подняли двухсотлитровую железную бочку, наполовину наполненную водой, поставили ее на голову старушке, и старушка не спеша, слегка приседая и цепко переставляя босые ноги, враскоряку ушла вдаль, я перестал чему бы то ни было удивляться.
— Принес? — спросил Виктор.
— Принес, — сказал я.
— Алассан, убери сахар в кладовку, это про запас, говорят, что в городе будет перебой с сахаром.
Выйдя через пять минут из нашей знаменитой душевой, я увидел Алассана не в кухне, а на террасе, переминающегося перед дверью с ноги на ногу.
— Ну, что у тебя случилось?
— Да вот, ваш новый свитер… я очень старался, хозяин…
— Перестарался, что ли?
— Он стал теперь белый-белый.
— Как белый-белый?
— Смотрите сами…
Он быстро сбегал в кухню и принес свитер. Этот нитяной свитер я купил неделю назад из-за его совершенно необычного нежного светло-канареечного оттенка. Сейчас он был снежной белизны.
— Ты чем стирал, горе мое?
— Порошком, хозяин, как всегда.
— Витя, поди сюда, посмотри!
— Ага, — сказал Виктор с удовлетворением, — я же говорил тебе, что такого цвета не бывает.
— Но ведь был?
— Был, да сплыл!
Он посмотрел на наши растерянные лица и начал смеяться. Махнув рукой, я тоже засмеялся. Поняв, что грозы не будет, Алассан заулыбался вовсю, и его широкий приплюснутый нос распространился, казалось, на все лицо. Мы собрались вернуться в комнату, но он продолжал топтаться у дверей.
— Ты чего опять мнешься?
— Хозяин, не могли бы вы дать мне аванс, я тоже хочу запастись сахаром.
— Да ведь я платил тебе три дня тому назад!
— Так уж нету, хозяин. Кончились.
— Ну и ну… Ладно, я сегодня добрый, получишь одну треть вперед.
— Тысячу раз спасибо, хозяин!
Через полчаса он опять заскребся у дверей. Я вышел на террасу.
— Что там опять у тебя стряслось?
— Ничего, хозяин… только можно я мой сахар оставлю здесь, в кладовке, на хранение?