Ах, уехал мой любимый
Шрифт:
– Козырский, блин! – попыталась ткнуть его локтем, но предательский смех разрушил весь образ Снежной королевы.
– Всё, больше не обижаешься?
– Один придурок сказал, что на дураков обижаться нельзя.
***
Нужно быть настоящим волшебником, чтобы не просто вознести на седьмое небо, но и сделать так, чтобы я начала прыгать по облакам.
Матвей оказался именно таким волшебником.
Прогулка рука об руку; вкус тающей сладкой ваты на языке; брызги прохладных капель городского фонтана на горячей коже; ветер, вплетающий в
И так, прыгая по облакам, дурацки кривляясь и шутя порой так постыдно, что краснели уши, мы добрались до двери подъезда моего дома.
– Вот, мы пришли, - произнесла я и повернулась к Матвею лицом.
Взгляд наткнулся на крепкую шею с острым кадыком, когда он поднял голову, разглядывая окна кирпичного человейника.
– Где твоё окно? – спросил он и опустил взгляд на меня.
– Оно с другой стороны дома. На помойку выходит, - зачем-то добавила я и сразу опустила голову. Ковыряя носком балетки асфальт, мечтала сотворить такую дыру, чтобы можно было от стыда в нее провалиться.
– Ясно, - хохотнул Матвей и, кажется, стал ещё ближе ко мне.
– Ну, - нарочито весело выдала я и с трудом посмотрела в его лицо, умоляя себя не начать заикаться. – Пойду я, наверное. Поздно уже. Темно…
– Ещё два часа назад ты бесстрашно тащила меня за руку от маньяка, а теперь испугалась обычной темноты?
– Не напоминай, - рассмеялась я, чуть расслабившись. Крепче прижала плюшевого медвежонка к груди и снова остановила своё внимание на лице Матвея.
Невольно облизала губы, заметив как его взгляд упал на них, а затем снова вернулся к моим глазам.
– Не замёрзла? – спросил он.
– Если честно, то немного.
– Иди сюда, - произнёс он и распахнул джинсовку, приглашая прижаться к его торсу.
– Я, наверное, лучше домой пойду. Да и тебе так холодно, наверное.
– Ну, если я буду вот так стоять и ждать, когда ты подойдёшь и обнимешь меня, то я, конечно, замёрзну.
«Обнимешь меня»?!
Боги!
Краска прилила щекам и жаром растеклась по шее. Я думала, что мне понадобиться ещё около десяти свиданий, чтобы научиться смотреть ему в глаза больше пяти секунд, а он уже, без малейшего стеснения, приглашает меня на обнимашки.
– Просто верни джинсовку на место и не замёрзнешь, - чуть упрямо вздернула нос, но внутри начала дрожать. Потому что за объятиями могут последовать поцелуи, а я до сих пор не поняла, как можно контролировать слюни, чтобы они не текли по подбородку и не потянулись между нами, когда поцелуй закончится.
– Как её вернуть на место? – повёл Матвей бровью. – Она же расстегнута.
– Так застегни, - повторила его хитрую мордашку.
– Не могу.
– Почему?
– Пальцы замёрзли. Видишь? Не получается, - он даже немного не напряг пальцы, чтобы застегнуть пуговицы.
– И как ты только с джинсами сам справился? –
– Меня мама собирала. Сказала, что я у неё самый красивый.
– Ясно, - хохотнула я.
Запрятала медвежонка под подмышкой и приступила к застёгиванию его пуговиц, начиная с нижних.
– А ты не хочешь сказать, что я самый красивый? – хитрая улыбочка слышалась в его голосе.
– Нет.
– Ну, всё, - вздохнул он горестно. – Сейчас ты меня застёгнешь, и я пойду на помойку под твоими окнами, чтобы пугать бомжей своим плачем.
– Они не из пугливых, - смеялась я, приближаясь к самой верхней пуговице, застегнув, наконец, и её. – Всё, теперь не замёрзнешь.
– Ай! – поморщился Матвей и потёр шею под воротом. – Что-то колется.
– Сильно? – нахмурилась я, вглядываясь в место, которое он потирал.
– Не знаю, но будто до крови. Как иголка. Посмотри, что там?
– сказал он и расстегнул верхнюю пуговицу, слегка наклонившись ко мне, чтобы я могла лучше видеть.
– Я… - привстала на цыпочках, вглядываясь в ровную кожу без малейшего изъяна. – Я ничего не вижу.
– Но там что-то есть, - настаивал он.
– Поближе посмотри.
Сделала ещё полшага, почти прижавшись к его торсу, и присмотрелась.
– Где…
Вопрос не был закончен.
Меня попросту заткнули мягкими тёплыми губами и схватили в капкан рук, оторвав от земли.
Или это я сама взлетела от счастья?
В один миг из головы, словно от прямого выстрела в лоб, вылетели все мысли о слюнях, языке, зубах и прочих наполнителях рта. Весь мир сузился до одного маленького круга под фонарём, в центре которого стояли мы.
Стояли и целовались.
Я цеплялась за ворот его джинсовки, боясь, что это трепетное видение может растворится в ночи и не оставить после себя ни следа.
Матвей нежно и в то же время крепко обнимал меня за талию, прижимая к себе так, словно тоже боялся, что я могу исчезнуть.
Разве можно добровольно отказаться от поцелуя, о котором даже мечтать себе не разрешала?
– Кажется, я перепутал, - прошептал Матвей, слегка отстранившись.
– Что? – непонимающе открыла глаза, силясь разогнать ресницами цветные звезды и фейерверки.
– Не шею кололо. Сердце.
Что я там говорила про седьмое небо? Прыгала радостно по облакам?
Нет.
Моё личное седьмое небо – это что-то, что гораздо выше облаков. Выше космоса. Это не просто отдельная планета, а целая Вселенная, созданная нами специально для нас.
***
Этой ночью я не спала. Совсем.
Невозможно уснуть, когда планируешь своё идеальное будущее с ещё более идеальным Матвеем Козырским.
У нас будет сын и дочка: Ваня и Ульяна. А ещё кот и пёс. В общем, идеальная семья. А ещё двухэтажный дом с большими окнами от пола до потолка и просторная терраса. Но это уже мелочи, главное, - чтобы сам Матвей был рядом и всю жизнь обнимал меня так же крепко как вчера вечером.