Ахэрээну
Шрифт:
«И еще весть про столичного гонца, но мне знать об этом не полагается», — подумала Лайэнэ, но сказала другое:
— Но до этого он повеселел, не так ли? Я не отвечаю за одно совпадение. Но вот вы — ответите за нарушение приказа. Или забыли письмо?
Микеро заколебался, переглянулся с охранником.
— В самом деле, — начал тот, но врач его перебил:
— Пусть, я возьму это на себя. Здоровье Тайрену — моя ответственность, а я не понимаю слишком многого, и не готов блуждать вслепую.
— Тогда
— Послание? От кого же?
— От меня.
Микеро пару мгновений держал в руках футляр, а затем сказал:
— Госпожа Лайэнэ, я не шпион. Но я вас предупреждаю, что сейчас мы откроем и прочтем.
— Хорошо предупреждение, словно у меня есть выбор, — молодая женщина усмехнулась недобро, — Футляр уже в ваших руках. Зачем делать вид, что проявляете учтивость?
Пока откручивали крышечку, Лайэнэ забыла дышать.
— Рисунок? — и Микеро, и охранник были удивлены.
— Тайрену просил, это южное побережье, — ответила Лайэнэ, до боли сжав собственные пальцы, прикрытые поясом. — Я думала сделать ему подарок, управиться за ночь, но пострадала сама при въезде в город. Вы врач, можете осмотреть мою ногу и голову. Мои слуги подтвердят, что я была ночью дома, а воротная стража — что я весь день провалялась у них в караулке.
— Странно все это _ заметил охранник. Он поднял листок, посмотрел его на просвет, тщательно изучил заднюю сторону, и признал неохотно:
— Нет здесь никаких тайных знаков.
— Что ж… мы предадим. Но вы, госпожа Лайэнэ, отправитесь в Осорэи. И, разумеется, перед тем я окажу вам нужную помощь, — Микеро бегло взглянул на подол ее юбки, словно мог видеть ногу. Охранник уже скрылся за изгородью, унося послание.
В этот миг она была готова обнять Энори, простить ему едва ли не все. Потом, немного успокоившись, осознала, что он, конечно, эту паутину разорвал, только сам ее и сплел ранее. А пока ей пришлось хромать за Микеро, проклиная себя за неловкость. Если бы не упала… если бы не лошадь, клятая теми словами, какие женщине ее статуса знать вряд ли положено…
Ей помогли дойти до ближайшей свободной комнатки; не до своей, видно, опасались, что она сумеет что-нибудь взять или спрятать.
— Ваши вещи отсюда доставят в ваш дом, — пообещал Микеро. Он усадил Лайэнэ, осмотрел сперва шишку на ее голове, поморщился — видно, удар и впрямь был нешуточным, но сказал, что теперь нужен только покой, и прочее поздно уже.
— Покой, да еще полный, а вы меня отсылаете! — укорила его Лайэнэ, и он почти поколебался, готовый разрешить остаться. Но нет: лицо его снова заледенело.
Если бы от города до Лощины было хоть парой часов больше!
Микеро уже занимался ее ногой, и руки у него оказались на диво
— Ничего страшного, вас довольно умело перевязали, и компресс наложен нужный. Не тревожьте ногу, и через два дня все пройдет.
— Тогда оставляйте меня здесь, а не отсылайте в город, — снова сказала Лайэнэ.
— В хорошей повозке ничего с вашей ногой не случится. А тут вас никто не оставит.
Голоса раздались в коридоре, дверная створка отошла в сторону.
— Я велел пропустить ее, — сказал Тайрену, и Лайэнэ подивилась новому выражению его лица. Уже не болезненный маленький мальчик, но подросток, наследник правящего Дома. С трудом можно было представить, что ему только десять. От кого он взял эту тихую, непреклонную силу? Отец-генерал совсем иной, и Энори тоже.
Мальчик стоял на пороге, за ним мялся охранник и пара монахов, а за теми виднелись еще слуги, приставленные к Тайрену. Целая процессия, подумала Лайэнэ.
Тэни вглядывался в нее пристально, молча. Да, он весьма изменился за эти два дня, но выглядит здоровее, чем раньше. Письмо Энори вместо того, чтобы убить подхлестнуло все возможности его души и тела.
— Она останется здесь.
Лайэнэ вспомнила про спрятанный нож — его не нашли, верно, иначе ей бы и это припомнили; так вот перед ней ребенок был — ожившая суть того ножа.
Микеро сдался. Не всякий устоит против острия, нацеленного тебе в горло, пусть это острие и невидимо. Склонил голову в знак покорности и согласия.
Миг — и в комнате уже нет никого, словно призраки их посетили.
— Я не могу противиться его повелению, — сказал врач, заканчивая перевязку. — Но я предупреждаю вас, госпожа…
— Меня не надо предупреждать. Поверьте, никто больше меня самой не корит себя за эту отлучку и задержку, — чудовищная усталость придавила ее к кровати. А ведь сейчас придется встать и идти… — Я поклянусь своей жизнью, если хотите, что желаю наследнику Дома только добра.
— Этого мало, — хмурая настороженность не желала покинуть черты Микеро, — Слишком многое в этом мире делается ради добра — как его понимают. Но выходит совсем иное.
Словно и не было ничего — Тайрену так же сидел на кровати, по подолу и вороту синей безрукавки вились серебряные плети винограда, на столе стоял кувшин со сладким питьем из яблок и небольшое блюдо со слоеной выпечкой. Солнце падало на пол ровной дорожкой поверх циновок. Очень уютно для монастыря.
Только все теперь должно было пойти по-другому, и мальчик, сидящий напротив, был уже не тем болезненным, недоверчивым, тоскующим по ласке ребенком. А вот каким он стал… оставалось надеяться, что не все в его душе выгорело.