Ахульго
Шрифт:
После беглого ознакомления со штабными делами Граббе велел Траскину озаботиться надлежащим обеспечением войск и глубже вникнуть в дела управления краем, а сам в компании с молодыми офицерами, с охраной из казаков двинулся в путь по Моздокской линии через Георгиевск.
Граббе направлялся в Дагестан, на главный театр военных действий. План компании против Шамиля у него уже созрел и был гениально прост: «Разбить и разогнать все скопища, а Шамиля пленить». Но чтобы представить проект на высочайшее благоусмотрение, необходима была пышная рама, как для живописного полотна. На самом полотне следовало явить знание предмета и связать его с положением вещей в Дагестане, показать
В карете он чувствовал себя неуютно. Насчет Васильчикова Граббе был спокоен, но этот Милютин из Генерального штаба казался ему тенью Чернышева. Однако молодой гвардейский поручик вел себя весьма учтиво и на вопросы отвечал прямо. Оказалось, что Милютин, как когда-то и сам Граббе, начинал службу в артиллерии. Происходил Милютин из знатного дворянского рода, окончил Благородный пансион Московского университета и на военную службу определился по своему желанию. Но его больше увлекали науки, почему он и поступил в Императорскую Военную академию. Несмотря на свои молодые годы, а Милютину исполнилось лишь двадцать два года, он уже публиковал статьи по военной истории и увлекался картографией, успев составить и издать «Руководство к съемке планов». Это и послужило поводом к тому, что Милютина причислили к Генеральному штабу. Граббе окончательно успокоился, лишь узнав, что Милютина прикомандировали к нему в надежде, что успехи его в науке дадут замечательные плоды, укоренившись в военной практике.
По части теории Милютин был молодец. Если Васильчиков в тонкостях узнал грузинские нравы и тайны Тифлиса, то Милютин имел множество энциклопедических сведений насчет здешнего Кавказа. И они регулярно находили подтверждение. К примеру, он сообщил, что в Моздоке построен первый в России нефтяной завод. И он действительно там оказался и среди прочего делал керосин.
После Моздока они ехали вдоль Терека. На левой стороне реки стояли казачьи станицы с белеными хатами, с расписными ставнями, двойными плетнями в виде бастионов и сторожевыми вышками. Между станицами устроены были посты, над которыми торчали сигнальные шесты со смоляными бочонками, которые поджигались в случае тревоги. Еще чаще встречались пикеты с часовыми, и вдоль всей этой цепи курсировали казачьи разъезды.
На другом берегу, на фоне недалеких Черных гор, виднелись аулы горцев. Они имели куда более суровый вид и грозно поглядывали на бывшие свои земли.
И те, и другие утопали в садах, на изобильных покосах стояли стога сена, в сочных высоких травах паслись тучные стада. И тем, и другим щедро светило солнце.
Вскоре свернули к крепости Грозной, стоявшей у излучены реки Сунжи и сторожившей выход на равнину из Ханкальского ущелья.
Для военного теоретика эта крепость представляла особый интерес. Ермолов основал ее в 1818 году, оттеснив чеченцев со среднего течения Терека за Сунжу.
Но Граббе торопился, и в крепости остановился, только чтобы перекусить. Однако дело этим не кончилось. Граббе усмотрел в гарнизоне непорядки, распек солдат за дурную выправку, за незастегнутые пуговицы, за неумение ходить строевым шагом по всей форме и полный хаос в вооружении, среди которого было много кавказского. Нагнал на командиров страху и велел посадить провинившихся на гауптвахту.
Пока Граббе наводил в крепости надлежащий порядок, Милютин с Васильчиковым отправились изучать ее устройство. Все здесь было для них ново, и они жадно впитывали реалии Кавказской войны.
Крепость представляла собой правильный шестиугольник, из концов которого выдавались бастионы, очень похожие на бастионы Петропавловской крепости в Петербурге. Размеры крепостей не шли ни в какое сравнение, зато военное значение Грозной теперь было едва ли не большим, чем Петропавловской.
На бастионах стояли крепостные пушки. А на правую сторону Сунжы был перекинут мост, защищенный орудийным редутом.
В самой крепости располагались дома для офицеров, отдельный дом коменданта, казармы, лазарет, кухня и прочие здания, включая помещение для пленных и аманатов-заложников. К крепости примыкал подземный пороховой погреб, а недалеко от моста располагался инженерный двор. Но оказалось, что, несмотря на свой устрашающий вид, крепость не раз подвергалась нападениям.
Милютин уже начал добираться до подробностей, когда Граббе велел собираться в дорогу. Его больше интересовала другая крепость, располагавшаяся в пятидесяти верстах восточнее этой, в Дагестане.
Глава 17
Ставропольских казаков сменили терские. С виду это были чистые горцы, если бы не вихры, торчавшие из-под папах.
Миром здесь давно не пахло, но близкое соседство все равно давало о себе знать, и куначество между горцами и казаками были привычным делом.
Но еще больше Граббе удивляло другое: если в России крестьяне кланялись ему чуть ли не до земли, то тут никто не думал даже шапку снять перед барином, а господином величали только из вынужденной вежливости. Впрочем, баре сюда никогда и не заглядывали, в этих вольных местах им бы пришлось несладко.
Через несколько часов пути они оказались в Дагестане. Граббе спешил в крепость Внезапную, где предполагал устроить главную базу своих будущих походов.
Желая поскорее проникнуться кавказским духом, Милютин с Васильчиковым ехали верхом. Веселый урядник, унтер-офицер казачьих войск, охотно рассказывал им о местных обыкновениях, между делом упоминая о страшных историях, которые якобы случались тут на каждом шагу.
– А вот давеча сунулись чечены в ночное, коней наших уводить, а казаки в секрете поджидали.
– И как же вышло? – с замиранием сердца спрашивал Васильчиков.
– Да так и вышло, – говорил урядник.
– Баш на баш.
– То есть как это? – не понимал Милютин.
– Мы – ихнего, они – нашего.
– Насмерть? – округлил глаза Васильчиков.
– А то как же. Мы им не спускаем, – сказал урядник.
– А кони? – спросил Милютин.
– А что кони? Кони свое место знают. Сами вернулись.
– Откуда вернулись? – допытывался Васильчиков.
– Из-за реки. Один уводил, а другой отстреливался. А как подмога в другом месте реку перешла, так этот коней и бросил, чтобы товарища унести, раненого.
– Так он ранен был только?
– Царапнуло малость.
– А казак что же – убит?
– Его разве убьешь? Тот еще кабан. Кинжалом только полоснули, – разъяснил урядник.
– А вот когда мы за их баранами полезли, тут другое было…
– Что же? – спрашивал Васильчиков.