Академия "Алмазное сердце"
Шрифт:
— Ты все равно не узнаешь Правды, Поэт, — зловеще прохрипел Король окровавленным разодранным ртом, и Аргенту показалось, что он улыбается. — Она может быть у тебя под носом, а ты не видишь ее… Время истекает, Поэт. Еще пара минут — и Хранитель будет призван мной и станет Зеленым Драконом. Моим Драконом. Он уничтожит все, весь мир, все, что тебе дорого, и сражаться тебе будет не за что. Все кончено, Поэт. Вы проиграли. Ты опоздал.
На миг Уне, которая с ужасом наблюдала эту жуткую и жаркую плясу смерти, показалось, что что-то знакомо блеснуло на груди Безумного Короля. На его нагрудном панцире,
Она много раз видела броню Аргента близко; разглаживала узоры пальцами, рассматривала причудливую мозаику черной чешуи. И неправильной формы сердце — маленький, прозрачный дымчато-черный бриллиант, — она видела не раз. Раз от раза менялись, словно цветы в калейдоскопе, сочетания черных мелких пластинок, выкладывая каждый раз новый узор на теле магистра, но это сердце, словно небрежный осколок, каждый раз было на месте. Под левой грудью; как раз напротив настоящего — живого, — сердца.
Уна знала каждую его грань, оттенок черной мути, наполняющей его, словно запертый в бутылке дым.
И теперь, когда Король поднял руки, занося над головой меч, чтоб нанести сокрушительный удар Аргенту, на его груди, на том же самом месте, блеснул раскаленным добела светом знакомый силуэт.
— Череп, Аргент! — крикнула Уна. — Череп!
В один из темных провалов безносого остова был вставлен этот самый бриллиант. Глубоко утопленный, он был почти незаметен, но все же выдал себя драгоценным, словно живым сверканием.
И Аргент услышал Уну; продолжая наступать, теснить Безумного Короля, он обратным хватом перехватил нож, и, в очередной раз отбив атаку огромного меча некромага, со всего размаху всадил Нож Неправды в нагрудный панцирь Короля, на мелкие части раздробив металлический череп и разбив в крошево черный бриллиант.
От нанесенного ему удара Король отшатнулся, откинул от себя прочь разъяренного Аргента. Из его горла рвался какой-то жуткий, свистящий визг, словно тысячи душ стенали и кричали, сгорая в колдовском зеленом пламени. Его рука нашла торчащий из груди нож и со звоном обломала его, но дела уже было не исправить: панцирь, покрывшись сетью трещин, с хрустом разламывался, осыпался, как тончайшая яичная скорлупа, амулет, который Безумный Король так тщательно прятал и одержимо охранял, черным мертвым песком ссыпался из расколотого черепа.
— Ты убил моего Дракона! — проорал Король, окровавленными пальцами хватая черные мертвые крупинки, словно пытаясь вернуть их обратно. — Ты убил его!.. Ты отнял его у меня!
Однако, внезапно произошло кое-что еще.
То, чего никто не мог ожидать и предугадать. То, что, вероятно, знал Алый Король — но помалкивал об этом.
Огромная стена, завешанная серыми пыльными портретами, на которых были запечатлены неясные лица, давно потерявшие свою индивидуальность, вдруг хрустнула, покрывшись сетью трещин. Извилистыми змеями они разбегались в разные стороны, разламывая серый мрак, и в них, словно солнечный свет, засиял и забился живой дар, замурованный, спрятанный ото всех.
Аргент прикрыл глаза, которые больно резануло золотое сияние, а Безумный Король завопил и бросился на эту стену, сдирая плесень и паутину.
— Это оно! — вопил он, пальцами расширяя трещины, обламывая куски разрушающейся штукатурки. — Зеркало Правды!
Вмиг его серый замок наполнился стонами и мучительными криками, Уна с Дереком едва не упали, едва устояли на ногах, когда пол под ними вспучился и дрогнул, и все то, что она ранее принимали за серые тени, за рваные тряпки, за костяные остовы, завернутые в истлевшие ткани, вдруг задвигалось, учуяв запах дара, распалось на отдельные изможденные тела, и поползло, поковыляло на слабых ногах к солнечному свету дара.
Оголодавшие за много лет жуткие слуги короля-некромага накинулись на стену, разрушая скрывающую дар штукатурку, отколупывая ее костяными пальцами, изгрызая ее костяными иссохшими зубами. Свет все полнее заливал зал, и с каждым новым серым пластом, обрушивающимся на пол, было видно, что стена-то стеклянная, прозрачная. В ней, словно в серванте, на многочисленных стеклянных полочках, в тонкостенных хрустальных флаконах, надежно запертых плотно притертыми пробками, стоял дар — много, невероятно много, — а прямо за ней, всего в паре шагов, сидели и играли в шахматы Алый Король и Алый Принц…
Увидев знакомые силуэты, алые шелка, неспешные спокойные жесты, Дерек заорал, как ужаленный, поняв, какую ужасную ошибку вместе с великой победой они совершили. Да, они уничтожили главный козырь Безумного Короля — он никогда не сможет призвать Короля Драконов, — но они же открыли ему путь к Алому Королю. А значит, пророчество должно исполниться…
— Держите его!!! — прокричал юноша, выхватываю свою золотую кочергу. — Держите!
Прорубая себе путь меж пыльными серыми телами, расталкивая мертвых слуг Безумного Короля, он рвался вперед, желая поразить его, желая не допустить встречи, желая всем своим горячим сердцем защитить Алого Короля, находящегося в шаге от гибели, но от его неловко нанесенного удара, настигшего его в последний момент, Безумный Король отмахнулся как от надоедливой мухи, и Дерек отлетел прочь, как мяч пребольно ударившись о стену и оставшись неподвижно лежать под ней.
Уна швыряла свои огненные шары, но они тухли под грудой наваливающихся на загорающийся пожар тел, и смрадный дым поднимался вверх, душа девушку, ослепляя ее и заставляя надсадно кашлять. Огонь е был бесполезен в этом душном истлевшем мире, и Уна тоже выхватила золотую кочергу, яростно отбиваясь ею и отступая от голодных стонущих чудовищ.
Аргент завяз в наползающих на него мертвецах, как в сером болоте, они костяными руками хватали его за плащ, скребли сухими ногтями по груди, словно хотели выцарапать, вырвать его сильно бьющееся сердце, и даже град из черных, остро отточенных обсидиановых пластин не останавливал их. Мертвецов было слишком много.
— Благодарю тебя, Поэт, — с гнусным хохотом кое-как выговорил Безумный Король, и со всего размаху ударил в стеклянную стену своим тяжелым мечом.
Осколки брызнули в разные стороны и градом посыпались на столик, сметая в разные стороны шахматные фигуры. Из разлома посыпались склянки — вдребезги бились они о натертый до блеска королевский пол, разливая нежно звенящий живой дар, — и полезли чудовища, настолько омерзительные и тошнотворные, что Демьен, отскочивший от расширяющегося разлома, на миг замер, словно парализованный, не веря глазам своим.