Академия егерей
Шрифт:
И Фаннар, стоило ему появиться, действительно погнал курсантов к лекарю. Он не разделял их на правых и виноватых, не спросил у меня, что произошло. Просто приказал. Возможно, это было продиктовано тем, что сначала следовало обработать травмы, а потом разбираться в случившемся. Все можно было объяснить, но только не его требование, чтобы все добирались самостоятельно.
Я недоуменно смотрела вслед ползущим вдоль стены младшекурсникам и испытывала жгучее желание шагнуть за ними и помочь. Да, в моей жизни было множество моментов, когда помощь не пришла. Впрочем, ее никто и не ждал, я привыкла разбираться со всем сама. Но это не изменяло того, что помощь может прийти. И эти дети должны были узнать и такую — положительную — сторону жизни.
— Они извинятся за шум, — внезапно произнес Фаннар, отвлекая меня от напряженного наблюдения за передвижением избитых подростков.
— Что? — я повернулась к нему, а Фаннар продолжил говорить так, будто объяснял мне давно всем известные истины.
— Это мальчишки, Астер, для них это нормально. Никто еще не умер от драки.
— Это была не драка, а планомерное избиение. Пятеро против троих младшекурсников — силы явно неравные, не находишь?
Я понимала, что он пытался сказать: насилие в военных учебных заведениях было само собой разумеющимся. Подростки злы и неуправляемы. Агрессию нужно было куда-то выплескивать. Но мне казалось, что учителя должны регулировать этот процесс, а не оправдывать все происходящее тем фактом, что курсанты мужского пола.
Фаннар в ответ только недоуменно пожал плечами. Это движение сказало мне больше, чем все слова: он действительно не видел ничего странного. Не убили же друг друга — и хорошо. А даже если бы и убили, то можно оправдать произошедшее тем, что Академия — место для настоящих мужчин. Впрочем, каким бы ни было мнение Фаннара и обычаи в самой Академии, я не обязана была подчиняться ему.
Я прошла мимо коллеги и мимо выглядывающих с лестницы курсантов разных курсов — в основном старшего, их явно привлек шум, и они спустились вслед за дежурным преподавателем. Младшекурсников я догнала вовремя, один из них пытался мягко сползти по стеночке. Ему бы помогли друзья, но те тоже выглядели бледно, все-таки пары глотков зелья, чтобы поставить их на ноги, было мало. Но пока я хватала подмышки одного, споткнулся второй, а за ним, подвывая, упал на колени один из среднего курса — видимо, неудачно ступил на подвернутую ногу. Чтобы удержать всех, у меня не хватало рук.
Но в следующий момент оказалось, что руки были в избытке.
Олав Штолтен — тот самый, которого я поставила во главу курса, пока они были на моих лекциях — аккуратно забрал подростка у меня из рук. За спиной старшекурсника суетились его товарищи, уже знакомые мне лица. Одно так точно! Этого героя-любовника я постоянно видела возле корпуса для персонала.
— Штолтен, взыскание, — сообщил Фаннар. А мне оставалось только выругаться сквозь зубы. Фактически он был прав, курсанты нарушили распорядок, сейчас им на первом этаже находиться без причины было нельзя. Но мне это не нравилось.
— Какое взыскание? — деланно удивилась я, обернувшись к Фаннару. — Курсанты находятся здесь по моему распоряжению.
— И по какому же? — хмыкнул он.
— Забрала на нужды лаборатории, — это было наглостью, но я имела право назначать курсантов в помощники. Особенно если это можно было оправдать, привязав все к образовательному процессу. Уж выдумать какую-то причину я смогу.
— Как знаешь, Астер, — Фаннар недовольно дернул уголком губы и поднялся обратно по лестнице.
Я мысленно выругалась: не самое лучшее решение выделяться в коллективе, особенно когда в стенах Академии еще и года не провела. И мне даже нравилось общаться с секретарем, хотя, судя по всему, мы просто не касались тех тем, где наши мнения не сходятся. А мириться с тем, что мне не по нраву, я не собиралась.
— Это всего лишь взыскание, — равнодушно пробасил курсант Штолтен. — Не первый раз.
— Я поступила так, как хотела поступить, — я улыбнулась и толкнула дверь в кабинет лекаря. Звякнул колокольчик, предупреждая его о непрошеных гостях. Я немного задержалась в небольшой прихожей — все-таки незнакомые помещения, осматривала темные стены в тусклом свете лиройских свечей, но курсанты определенно знали, куда идти. В конце коридорчика обнаружилась дверь. В этой комнате было гораздо светлее. Пока я снова оглядывалась, а пострадавшие занимали койки, появился лекарь — нечто странное в сером балахоне.
Перчатки на руках, капюшон, длинная почти что зимняя мантия… Нет, я тоже не особо обращала внимания на то, как одета, когда сидела в башне в лаборатории. Но к таким лекарям готова не была. Те обычно или в чистеньком, или в окровавленной форме. Да еще запах… Показалось, что от мужчины странно пахнет — вроде бы не неприятно, но все-таки странно.
Но что это за запах, сложно было сказать. Тем более, после того как лекарь, шипя ругательства, открыл емкости с разными составами. Ему предстояли интересные будущие несколько часов — промывать и шить раны, вправлять суставы, накладывать примочки на ушибы. Я поспешила покинуть комнату, моя помощь не требовалась, да и не хотелось, чтобы меня привлекли к грязной работе. Лекари почему-то считали, что алхимики только разделывать мертвых и способны, уж точно не лечить живых. Вот такие вот сложности взаимоотношений между разными специалистами.
В лаборатории было тихо и мрачно. Я выставила в ряд перемешанные бутылочки с зельями, записала те, которые потратила, и застыла растерянная посреди комнаты. Сидеть в лаборатории перехотелось. Но чужие дневники притягивали мой взгляд, поэтому я взяла их с собой и направилась в собственную комнату.
Ночь добегала до середины, а я все никак не могла заснуть. Мне никогда не составляло проблемы представить в воображении тот или иной эксперимент или реакцию. В детстве много времени уделяли развитию интуиции касательно ингредиентов. И мне эта наука давалась легче, чем сестрам. Вот и сейчас я слишком ярко представила все, что вычитала в дневниках.
Нет, я не чувствовала отвращения или тошноты из-за описаний действий и методов, которые этот сумасшедший применял. Бывало, что эксперименты в колледже проводили на условно живых тварях и животных. Не на людях, естественно, но все-таки вскакивать из кресла и заламывать руки с криком «как он мог» было глупо.
А еще я понимала этого сумасшедшего. Дневники буквально жгли мне руки, предлагая пока еще не власть, но едва заметную тропинку к ней.
Ведь последствием экспериментов должен был стать маг невероятной силы! Мощь, на которую мало кто способен в данный момент. Я понимала чужое дикое желание залезть под кожу, раскрыть грудную клетку, разобрать до мышц и сухожилий.
Тот алхимик был гением. Беспринципным и аморальным, но гением. Иначе откуда он выкопал свою теорию? В каком кошмаре она ему привиделась? Мне сложно было вообразить, какие предпосылки привели его к ней. На первый взгляд оно вообще работать не должно и все это бред. Только глядя на Эгиля и читая записи, можно было признать, что это не просто голословные фантазии.
Сумасшедший был гением, но все же идиотом.
Слишком много было пробелов в его рассуждениях. Логичные выводы частенько скатывались в мистику. Формулы были верны, но мое чутье подсказывало, что где-то был изъян. Я знала, что это распространенная ошибка: исследователь так быстро продвигается в своей работе, что иногда подменяет действительное желаемым. Здесь, я подозревала, было нечто похожее. В итоге алхимик скорее бы зарезал Эгиля, чем добился результата.