Академия
Шрифт:
Он смутился, видно поняв, что сказал что-то лишнее, и было смешно видеть смущение на лице, изборожденном шрамами, шрамиками, шраминами. С первого взгляда их не было видно, но когда парень краснел или бледнел, они проявлялись как силуэты людей на фотобумаге. Похоже, что он не очень-то тратился на хороших лекарей. Затянулась рана, да и черт с ней — шрам его совсем не беспокоил. Не до красоты, зато денежку сэкономил.
— Сейчас ставки будут делать — прокашлявшись сообщил вышибала — И ты можешь поставить.
— Ставки?! — удивился я — На бой с Алленом?! Ничего себе…похоже, тут у вас все налажено! Настоящая арена!
— Что есть, то
— Постой! — командую я, и глядя в глаза вышибале, тихо говорю — Поставь на меня. Не пожалеешь!
Вышибала с сомнением оценил мою щуплую фигуру, посмотрел на мои длинные, ухоженные пальцы, на лицо, на котором не было ни следа от чьих-либо кулаков, и со вздохом помотал головой:
— Нет, парень…прости, но…Аллена-то я знаю, он знатный боец. А ты против него не тянешь!
— Пожалеешь потом! — ухмыляюсь я — Предупреждаю!
Вот теперь вышибала промолчал, посмотрел мне в глаза долгим взглядом, повернулся и пошел на свое место в углу. Там он повесил футляр на незамеченную мной вешалку, приделанную к стене, и встал рядом, всем своим видом олицетворяя несокрушимую мощь и неподкупность. У меня отлегло от сердца — и сам не сопрет, и других не подпустит. Да и не знает он настоящей цены инструмента. И слава богу. Не надо искушать людей без нУжды.
А тем временем события развивались очень даже бурно. Трактирщик громогласно объявил, что ожидается бой между двумя музыкантами за право новенького исполнять свою музыку на сцене «Якоря». И что тот, кто выиграет — будет играть и петь, а проигравший плакать и жаловаться на свою несчастную судьбу.
Ну что же…отдаю должное красноречию мужика и отмечаю его способности маркетолога. Народ зашумел — засвистели, захохотали, завопили, застучали ладонями и кулаками по столам — с минуту ничего не было слышно, кроме этого рева. Выждав эту самую минуту, трактирщик поднял руку, дождался, когда зал притихнет, и громко объявил:
— А теперь все желающие могут сделать ставки — на победу, на время, и на результат.
Хмм…победа — это понятно. Время — тоже понятно, типа на каком раунде ляжет побежденный. А на результат? «Это еще куда?!» Может на количество травм? А как они определят их количество?
Решив не забивать себе голову излишними размышлениями, я прошел к тому месту, где трактирщик принимал ставки и записывал имена поставивших, подавая им небольшие дощечки с нанесенными цифрами и обозначением суммы. Я даже подивился — а хорошо придумано! Все четко, без каких-то там разночтений. Вот табличка, вот твоя ставка — получи! Или отвали. А наделать таких табличек грошовое дело. Трактирщик все равно будет иметь свой процент с тотализатора — как и все букмекеры. Хороший бизнес! И никому не мешает жить.
Кстати сказать, я с самого начала пребывания в этом мире заметил, что аборигены делают ставки на чем угодно, буквально сходу, за секунды принимая решение. Например — идет по улице пьяный, шатается. Стоят двое мужиков и смотрят на его передвижения. Один говорит: «Не дойдет до столба, свалится!» Второй мужик: «Дойдет! Ставлю три файта!». И понеслось! Упал мужик — три файта переходят к первому. Шикарно? Шикарно! И так во всем.
А уж поединок — это дело святое, займи, да поставь! И между прочим, как я узнал, в рабских ошейниках по земле империи ходят очень много тех, кто занял, да и проиграл на неверно сделанной ставке. Нормальная такая практика — обращать в рабство должника до тех пор, пока не отработает свой долг, или пока его не выкупят родственники или друзья. Что в общем-то бывает достаточно редко. Могли бы — выкупили на стадии судебного разбирательства, или даже раньше.
— Пропустите музыканта! Пропустите! Ему сейчас драться! — зычно закричал трактирщик, углядев меня за спинами желающих сделать ставки, и толпа расступилась, с интересом разглядывая меня со всех сторон. Я же сделал грустную, едва ли не плаксивую физиономию, и горбясь, хромая прошел к «букмекеру», слыша за спиной разочарованные голоса: «Это он-то?! Против Аллена?! Да Аллен троих матросов недавно уработал так, что зубы потом по полу собирали! Дункас, да ты спятил, что ли?! Аллена против этого мальца выпускаешь! Совесть-то есть?»
— Тихо, господа! — прикрикнул трактирщик — Никто не собирается убивать парня! Вы же знаете, у меня запрещены поединки до смерти! Это приличное заведение! (кто-то присвистнул, в толпе послышались смешки) Хотите — делайте ставки! Не хотите — не делайте, если кишка тонка! Здесь ставят настоящие мужчины, бабам — лучше на выход!
— Чего это на выход?! — завопила толстуха в цветастом платье, из которого едва не вываливались груди — Мы что, не люди, что ли?! Как раком поставить, так сразу Мойра — дай! Мойра, милая! А как ставку сделать — мы не люди! Что же это такое делается, богобоязненные гости! Сейчас мы с девочками поднимем юбки повыше чтобы бежать не мешали, и наладимся отсюда подальше, в соседний трактир! Если не дадите сделать ставки!
Толпа грохнула смехом — представление продолжалось! Визжащих и хохочущих шлюх по рукам передали к доске, где улыбающийся трактирщик принялу них теплые, пахнущие женским потом деньги (на груди хранят, видел!). Ну а я пока прислушивался к разговорам — похоже что на меня тоже ставили, но…немного, Совсем немного! И это хорошо.
Я приготовил деньги — одиннадцать статеров, плюс мелочишка. Трактирщик принял, подмигнул и тихонько сказал:
— Болею за тебя!
Я благодарно кивнул, и ковыляя побрел к сцене, изображая всем телом немощь, детские болезни, которые скоро меня доконают, и всеобщую недостаточность. («У папы недуг! У меня общая недостаточность! Люди! Возлюбите друг друга! Уважайте друг друга! Вон чего несу! Вон какой бред!»)
Меня проводили взглядами, зашумели, захохотали, тыча пальцами мне вслед, и принялись деловито обсуждать и делать ставки. Ну что же…придется научить этот народ, что не все то дерьмо, что не блестит.
Аллен был хорош. Явно, что проводил немало времени на тренировках — тело мускулистое, сухое. И в шрамах. Один шрам так вообще над сердцем — как выжил парень, совершенно непонятно. То ли копье, то ли меч прошили его насквозь, выйдя из спины прямо возле позвоночника. Вмятина над соском уродливая, глубокая, как если бы кто-то выкусил из грудной мышцы здоровенный кусок мяса.