Акимуды
Шрифт:
Под утро Посол пригласил всех танцующих к нам в номер продолжать веселье. В гостиницу нас всех не пропустили – кто-то предложил ехать в сауну, поехали в сауну, накупили водки, включили громкую музыку, девчонки прыгали в сауне по диванам, разбрасывая вокруг себя одежду, орали, парились, бросались с визгами в ледяной бассейн – заснули мы все вместе вперемежку на полу.
Утром в сауну нагрянул губернатор, коротко стриженный, с волевым квадратным лицом, с чиновниками, цветами и шампанским. Мы стали опохмеляться. Ели горячий
Как увидел народ Посла, бледнолицего от выпитой водки, так и встал – от мала до велика – на колени, рухнул головой в снег. Замер народ. Посол стоял в волчьей шапке-ушанке, в растегнутой шубе и дико озирался. Последним упал на колени сам губернатор, моложавый мужчина с опытными глазами. Посол молча ждал, что будет дальше.
Из толпы упавшего на колени народа выделился старик – лет девяноста, с картузом в руке. Он встал с колен и издалека пошел на нас, наступая на согнутых людей. Подойдя к Послу, он снова упал на колени и закричал протяжно:
– Батюшка ты наш!
Посол не вымолвил ни слова. Губернатор подполз к старику на коленях и тоже крикнул:
– Батюшка ты наш!
Направо от нас сверкала куполами церковь. Был холодный солнечный день.
– Батюшка ты наш! – вновь прокричал губернатор.
– Батюшка!.. – подхватил народ.
– Мы пришли поклониться тебе, – продолжал губернатор. – Мы знаем, кто ты есть – ты наш царь!
– Царь!.. – ухнула площадь.
– День начался неплохо, – шепнула мне на ухо Зяблик.
Стоящие вокруг площади, как живая изгородь, омоновцы и просто городские полицейские тоже рухнули на колени с дикими, просветленными лицами. Быстрые руки народа схватили Посла и водрузили его на пьедестал, рядом с каменным Лениным. Церковь ударила в набат – когда звуки набата закончились, народ поднял голову и посмотрел на Посла.
Посол подумал и сказал твердым голосом:
– Братья и сестры, я знал наверняка, что вы не подведете меня!
Площадь ответила на эти слова утробным воем радости и векового облегчения. Грянул гимн:
– Боже, царя храни…
– Хорошие слова, – одобрила Зяблик.
Внезапно, после гимна, на площади появились девушки в белых дубленках и белых кружевных платках. Они принялись раздавать страждущим бесплатно бутылки водки. Начался всенародный праздник. Губернатор пригласил Посла в здание городской Думы на главной площади – площади Ленина.
– Как ты относишься к Ленину? – спросила Зяблик Посла.
– Отстань, – огрызнулся Акимуд.
В Думе все уже было накрыто. Столы ломились от разносолов. Огромные осетры, как птицы, носились в воздухе. Губернатор склонился к царю:
– Ко мне прибегают ночью помощники из трактира «Золотой ярлык», будят, говорят, приехал к нам в город человек, очень похожий на царя.
– Как называется ваш город? – спросил Акимуд.
– Великие Помочи, батюшка, – молвил губернатор. – Один из самых старых городов на Руси. Святой город! Имеются иконы Андрея Рублева. Возьми меня в услужение. Буду преданным рабом твоим, батюшка.
Почетные граждане города плакали от переполнявших их чувств. Все превратилось в демонстрацию любви к русскому царю.
Неожиданно среди гостей появился Куроедов.
– Можно тебя на минуточку? – прошептал он Зяблику.
– Ты меня любишь? – поинтересовалась Зяблик.
– Прекрати! Ты что, решила свергнуть конституционный строй?
– Брошенный мужчина не может быть тайным агентом, – жестоко ответила Зяблик.
Вернувшись в гостиницу, в номер, заваленный букетами цветов и подарками, Акимуд затосковал. В нем словно проснулся какой-то недуг. Зяблик всполошилась. На желто-коричневом, холмистом диване он лежал, вялый и бледный. Он жестом попросил задернуть занавески нашего номера люкс.
– Что с тобой? – не унималась Зяблик.
Акимуд мутным взглядом посмотрел на меня:
– Ты пойдешь со мной в Ливан за кедровым лесом?
Мы с Зябликом переглянулись.
– Я – создатель колеса, – кивнул нам Посол. – Раньше люди росли под землей, как трава. Проделаешь мотыгой дыру в земле – оттуда лезут люди.
– Он бредит, – ужаснулась Зяблик.
– Молчи! – шепнул я.
– Или взять Бабу-ягу со змеиным хвостом… У нее грязь под ногтями, выкрашенными в красный цвет. Она легка, как пушинка, – питается душами умерших. А я прошу, – голос Посла приобрел болезненную силу, – выпустить мертвецов, пожирающих живых!
– Милый! – вскричала Зяблик.
– Да, – сказал Посол. – Мы грубы, злы, жестоки. Наши решения объясняются нашими капризами, пьянством, распущенностью. Человек создан для того, чтобы трудиться на нас. Вот и всё.
– А как же любовь? – не поняла Зяблик.
Он внимательно посмотрел на нее:
– У тебя есть булавка?
– Есть в сумке.
– Достань.
Зяблик стала копаться дрожащими пальцами в сумке.
– У женщин в сумке никогда ничего не найти, – заявил Посол.
– Сейчас найду, – пообещала Зяблик.
– А вот шумеры, они знали, эти древние шумеры, что такое Акимуды. Они называли наш остров по-своему:
Тильмун.
– Шумеры? – переспросил я.
– Тильмун, – через силу повторил Посол.
– Я нашла! – закричала Зяблик.
– Что ты нашла?
– Булавку!
– Хорошо, – очень слабым голосом откликнулся Посол. – Сделай для меня доброе дело. Проткни ей свой язык.
– Зачем? – Зяблик в панике посмотрела на него.
– Надо.