Аккомпанемент для балалайки с Вечностью
Шрифт:
Что применительно касается высшего законодательства к сознанию, - то чем устойчивее оно сформируется на троне с непрерывным самоощущением «я есмъ», тем интенсивнее засверкает палитра бессознательного, закрутиться вихрь реактивного ума. В нем можно по желанию усиливать образы, слова, ощущения или же держать их в латентном состоянии, проявляя или придерживая. Но, если «царь» покинет трон, он станет одним из «придворных» – мыслью. Все они вместе взятые не хуже его одного, а он не хуже их. Они центробежными силами несут сознание в разнос в бездну эвристического хаоса, а вседержец центростремительно уберегает их от этого.
Без
В рассмотренном подходе работы сознания и низшей его части – ума в масштабах реальности Абсолюта, энтропия как мера хаоса самоосознаности, с её упорядочиванием уменьшается. В свою очередь, энтропия разброса ума пагубно возрастает, если эти дуальные стороны рассматривать отдельно. В масштабной сетке Абсолюта людей предположительно можно отнести к низшим уровням развития сознания. Индивидуализированные создания наподобие нас делают бесполезные вещи, производят ненужные ощущения от удовольствий, лишние действия, гаммы истеричных чувств и безобразных представлений, провоцируя этим центр сознания еще сознательнее и упорядоченно удерживать взятый курс.
В отдельности мы – скопища жалких привычек, вместе – часть хаоса. Чем сильнее его беспорядочный эвристический ветер, тем крепче должны быть паруса. Брахман как центр сознания крепнет, а его Майя идет в разнос и как будто разваливается. Видимый иллюзорный мир в кавардаке катится в тартарары и мы вместе с ним как антипод упорядоченной осознанности. И бессмертен тот, кто способен гармонично удерживать эти два полюса, ведь Брахманом потенциально может стать любой из индивидуализированных центров глобального единого ума; шанс имеется у каждого.
Ну, чем это не поправка ко второму закону термодинамики в виде закона сохранения энтропии сознания в цельной реальности Абсолюта? Любые законы сохранения чего-либо, следует рассматривать в завуалированных полных системах, а не их части, которые доступны ограниченным субъектам восприятия, недоумевающих по поводу отхода от равновесия или не сохранения-соблюдения полноты, симметрии наблюдаемых систем. Шутка, конечно! Впрочем, в каждой шутке есть намек, и, однако, при возможности перебираемся в центр вихря осознанной реальности. Нечего на периферии всю жизнь на этих каруселях юлозать.
Состояние «я есмъ» очень похоже на аскезу. Самоосознание возникает, когда нет ничего кроме него, никаких иных устремлений. Но, когда вы говорите «нет» своим автоматизмам, тогда бессознательное предлагает вам новые соблазнительные варианты их замещения, новые коды функционирования. Вы либо отвергаете, либо выявляете среди них развивающие и достойные. Или только для технического применения, без отвлечения и привязанности к этим орудиям труда – осознанно выбранным и полезным навыкам, рефлексам, полуавтоматизмам. Если вспомнить про древо жизни, то по аналогии - ближе к корням мы осознанно центрируемся, а в кроне пышем вариациями жизни, игрой ума. Но, все дерево прекрасно в целом.
Вместо понятия – мысль, обобщающе правильнее говорить о своих представлениях о чем-либо: комбинациях из вербальных и невербальных сигналов от органов чувств и производной от них работы реактивного ума. Дело в том, что мысли не так трудно распознать, они логически узнаваемы. Представления же в целом более сложны как китайские иероглифы, по сравнению с буквенным алфавитом. Когда мы вырываемся из власти мыслей и отчасти останавливаем их нескончаемый поток, можно незаметно впасть в зависимость от нераспознанных представлений.
Вихри периферийных представлений созвучны центру, они редко приходят просто так, обычно отзеркаливая нашему мировоззрению. Это – выборка из бессознательного хаоса конгруэнтная нашему «я», подобному аромату цветка, на который слетаются только определенные насекомые. «Насекомые»-наши представления не настолько прекрасны как центр, но и совсем безобразных жучков прекрасный цветок гармоничного сознания навряд ли притянет.
Как и мысли, эти навязчиво подзуживающие образы-состояния могут оттягивать внимание и энергию на себя. Но, хуже всего – они цепляют сознание, при скольжении в тонкие планы. В медитациях люди зевают, скучают, ощущают дискомфорт, создают неверные ощущения-представления о своих занятиях, и в итоге они им быстро надоедают. После чего происходит возврат в мир мыслей и их поклонников - в мир людей.
Все, что оказывает на нас влияние, есть не само влияние, а наше представление-реакция о нем. В этом заключается различие подходов мира людей и тех, кто управляет реальностью силой единого ума. Воздействия можно не допускать или перенаправлять, если считать их собственными, вводя в сферу своей осознанности. Когда мир един, все его объекты есть ты – сам; с ними возможно как разотождествляться, так и полностью отождествляться. Бодрствование становиться сном и наоборот, - все едино и управляемо как это происходит с объектами в осознанных снах. Они подвластны осознающему сновидцу. Люди смиряются с фрагментарностью своих состояний, с отдельностью физического мира, и вследствие этого, признают его болезненные воздействия. Но, можно иначе: считать весь мир самим собой. И изменять влияния внутри своего трансцендентального сновидения.
Как это сделать? – Перенести события с внешнего плана в свой центр присутствия. Усмирить внешние раздражители центрированной безмятежностью. Потерять интерес к миру как к внешним объектам. В безмолвии они либо уйдут из поля зрения и исчезнут, либо по желанию станут полной отождествленной частью нас самих с открывшейся возможностью управления. Манипуляторы людьми на эти уровни редко попадают, потому что их ум захвачен различными корыстными происками и неспокоен.
Если убраны многие полярности двойственной природы ума, то человек меньше устает, он толерантен к дискомфорту, его уже практически ничего не волнует среди людей на пути постижения первопричинности. Окружающая реальность сбрасывает маску навязанных шаблонов и оживает во всей красе своей неповторимости. Необычность человека улавливается в его очаровательной безмятежности и одновременно неистовстве к любым догматическим представлениям. И первое, и второе качество, он практически не интерпретирует для себя, так как слился с этими принципами жизни в их непрерывном совершенствовании.