Аккорды кукол

Трапезников Александр

Галя попыталась встать, но у неё закружилась голова. Она попыталась вспомнить, что произошло. Вспомнила, но плакать не было ни сил, ни желания. Слезами тут не поможешь. Она хорошо понимала, что её ждет, какую участь ей уготовили, хотя даже и в самых страшных мыслях не могла представить того, что замыслил Магомет. Меня убьют, подумала вдруг она. И больше всего ей стало жаль маму и отца. Потому что они уже никогда не увидят её. Гера не сможет её отсюда вытащить. Он даже не знает, где она.

Чтобы согреться, Галя начала прыгать и бегать из одного конца камеры

в другой. Затем увидела торчащий в мясной туше нож, забытый кем-то из продавцов. Вытащив его, она потрогала острое лезвие. Это был хороший нож, длинный и тонкий, настоящий мясницкий. Пригодится, решила она, сунув его под овечью шкуру. Хоть какое-то оружие, которым можно попытаться себя защитить.

Неожиданно она услышала снаружи какой-то шум и лязг, быстро метнулась в свой отсек и накрылась шкурой. Вытащила нож, прижимая его к груди. Сердце отчаянно колотилось, но она лежала тихо, не шевелясь, закрыв глаза.

Дверь в камеру открылась. Вошли, как она поняла, двое.

– Ну, вот она, - сказал один, и Галя по голосу узнала жирного хозяина магазина.
– Этот болван, кажется, даже не связал её.

– А к чему?
– ответил второй.
– Еще бы на цепь посадил! Ты кончай с этими средневековыми глупостями.

– Девчонка красивая, пойдет по высшей цене, - продолжал Магомет. Хочешь посмотреть? Можно её вытащить да раздеть, сам убедишься. В первом сочку.

– Да мне-то до лампочки, пусть лежит, - отозвался второй.

Чуть приоткрыв глаза, Галя едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть от радости: второй человек был в милицейской форме.

– В фургоне много будет?
– спросил милиционер.

– Два десятка девчонок, да пацанов с дюжину. Сейчас они на овощной базе, к утру будут здесь. А дальше - прямая дорога на Кавказ.

– Я сам поеду с фургоном, - произнес Рзоев.
– Возьму с собой Клементьева. Так будет спокойнее.

– Пожалуй, ты прав, - согласился Магомет.

Захватив с собой несколько бутылок вина и выключив свет, они ушли. Дверь в камеру захлопнулась.

Галя с трудом разжала стиснутые зубы. Ее била дрожь.

4

С Колычевым что-то произошло: лицо перекосилось, губы задергались, глаза стали совершенно мутными, будто в них плеснули кислотой, и вращались они из стороны в сторону. Он продолжал держаться пальцами за виски, а потом повалился на пол, скрючился, подтянул колени к подбородку, изо рта хлопьями пошла белая пена, словно сорвался кран у огнетушителя. Голова билась об пол. Показался длинный, как у собаки, язык.

Карина пришла в ужас. Это было похоже на эпилептический припадок. Надо как-то помочь, иначе он разобьет голову или откусит себе язык. Навалившись на Алексея всем телом, она схватила его за руки, но он вырывался. Пена летела ей в лицо. Карина прижала его голову. Борьба длилась минут пять, и, когда казалось, что она вообще не закончится, Колычев внезапно успокоился. Грудь его слабо вздымалась, руки превратились в набитые ватой тряпки, голова болталась на тонкой шее, как соломенная. Карине удивительно легко удалось поднять его и дотащить до дивана.

В

сознание Алексей не приходил. Он лежал, закатив глаза и тяжело дыша. Смочив полотенце водой, Карина вернулась в комнату и положила ему на лоб. Припадок кончился. Чем он был вызван? Алексей ни разу не говорил ей, что страдает каким-то недугом. Ей сейчас было и жаль Колычева, и страшно - это чувство не проходило, словно она только что боролась не с ним одним, но и с кем-то еще, засевшим внутри него, пытавшимся покинуть тело или изменить его физическую структуру, как происходит в фильмах про оборотней. Она не любила мистику, не признавала её, считала все это бредом. Но теперь ощущала нечто, вызывающее омерзение и ужас.

Чтобы избавиться от неприятного чувства, Карина распахнула все окна, включила радио, телевизор и снова уселась возле Колычева. Она смотрела ему в лицо, поглаживая светлые волосы. Когда Алексей пришел в себя, она приготовила крепкий чай с лимоном и начала поить его с ложечки, вливая между губ.

– Ничего, ничего...
– шептала она, поправляя подушку.
– Скоро пройдет... Только не пугай меня больше... Тебе лучше?

– Гораздо, - прошептал он, глядя на неё не только осмысленно, но даже как-то чересчур пристально.
– Что со мной было? Обморок?

– Я бы сказала - припадок. У тебя эпилепсия?

– Вроде того. Но припадки бывают не часто, раза два в год. Извини, что это случилось в твоей квартире.

– Хуже, если бы произошло на улице.

– Да, ты права. Еще бы отвезли в вытрезвитель. Один раз со мной так и было. Приняли за пьяного. Впрочем... Все дело как раз в алкоголе. Мне нельзя пить.

– Никому нельзя пить, - успокоила его Карина.

– Но особенно таким, как я. Я ничего не болтал?
– вдруг спросил он. Иногда со мной бывает.

– Нет, ты бился головой об пол и хотел откусить себе язык.

– Никого не звал? Никаких имен не произносил?
– продолжал допытываться Алексей.

– Ты просто как шпион, - усмехнулась Карина.
– Да, звал своего резидента. Только я не разобрала, как его имя.

– А зачем тебе вообще знать?
– серьезно ответил он.
– Рано еще. Каждый должен созреть. Пройти по ступеням. Познать.

– По-моему, тебе надо отдохнуть, - забеспокоилась Карина.

Его голос, вся эта бессвязная речь пугали. О чем он говорит? Она чуть придержала его за плечи, когда он попытался встать. И Алексей вновь обессиленно откинулся на подушку.

– Я ведь не случайно тебя выбрал, - прошептал он.

– Ну конечно, - согласилась Карина, думая о другом.

– Нет, ты не понимаешь!
– рассердился Колычев, но это получилось забавно, поскольку он не мог даже толком поднять голову.

– Естественно, не понимаю, - снова согласилась она.
– Ты лежи.

– Любовь - это одно. Это всего лишь мостик между двумя существами, слабым голосом произнес он.
– И совсем другое то, чем ты занимаешься. Вся твоя жизнь. Тот мир, в котором ты существуешь. И там, в этом мире, должна быть ты.