Аккорды сердца
Шрифт:
Она угасала на глазах, и её сердце замерло, едва я отнёс птичку в «скорую», переживая самые жуткие мгновения снова и снова, пока врачи пытались реанимировать Нику. Говорят, в одну и ту же реку дважды не войти, но я не понимал, как такое могло случиться в моей жизни дважды. И снова по кругу перемалывал одни и те же мысли. Это всё из-за меня…
По дороге ей позвонила подружка, будто чуя неладное, и мне пришлось всё рассказать, заставив себя просто отключить эмоции. Так было легче. Тогда-то Тая и выложила что Нику надо везти не просто в больницу, а к конкретному врачу,
В тот критический момент я и понял, что ни хрена не знал о девушке, которую втянул в свой грязный, убогий мирок, даже не поинтересовавшись, нужно ли ей это всё на самом деле. Моя маленькая, хрупкая птичка хотела всего лишь справедливости, и когда я удостоверюсь, что она её получит, исчезну из её жизни. Клянусь, только пусть очнётся…
– Как она?
– спрашивает неслышно нарисовавшийся Валентин Сергеевич.
Качаю головой, и тут же появляется доктор, вынуждая нас подскочить.
– Зря вы тут штаны протираете — она пока в себя не пришла и в ближайшее время не ждите, - устало рапортует самый известный кардиохирург и просто спец по сердцам. Моему вряд ли кто-то сейчас может помочь, но птичку он знает хорошо — наверное, поэтому отзывает меня в сторонку, и я следую за ним, как сомнамбула.
– Полагаю, для неё Вы особенный человек, и я могу рассказать… - собирается с мыслями.
– Полгода назад моя пациентка пережила инфаркт и довольно обширный. Её мамы не было рядом, и когда Ника очнулась, слёзно умоляла ничего ей не говорить. Я сохранил эту тайну, хотя мне не следовало, но Вы должны знать, какая эта девчонка упрямая.
Ещё бы мне не знать. Она выстояла даже после таких трудностей, и какой-то сраный недуг не отправит её в нокаут.
– Всё так плохо с её сердцем?
– При правильном образе жизни и без нервных потрясений всё будет в порядке. Но сегодня мы её чуть не потеряли, - качает головой, а в глазах слёзы, и я вижу, что Ника для него уже давно стала кем-то родным.
– То, что ей дали, усугубило состояние сосудов, вызвав очередной приступ, а я ещё в подростковом возрасте обнаружил у неё намёк на кардиомиопатию.
– Что ты сказал?
– вмешивается в наш разговор женский голос.
– Что значит «очередной?» Как давно ты скрывал от меня её состояние?!
Док бледнеет, собираясь найти тысячу и одно оправдание своему молчанию для Ирины Владиславовны, свалившейся, как снег на голову, но тут отмирает Гофман.
– Ира?
– почти шепчет старик, обращая на себя всё ещё зверский взгляд женщины, и я понимаю, что творится какая-то хрень, и это вовсе не из-за недосыпа.
– Ника — твоя дочь?
– А что такое?
– не теряется она.
– Понравилась?
Они долго смотрят друг над друга, будто между ними пролегли годы, и мы с Костиком тихо удаляемся на перекур, оставляя их всех разбираться со своим дерьмом, потому что там явно есть, что обсудить.
– О чём думаешь?
– спрашиваю, глядя как привозят какого-то контуженного деда, орущего, что внуки собирались лишить его наследства, и за это он лишил одного из них хозяйства., о чём нисколько не сожалеет.
Какая-то
– Не могу понять, почему охрана, приставленная к дому Ники, ничего не сделала. Это же твой человек, нет?
– Это мне тоже не нравится, но бабушка ему много лет доверяла свою жизнь. И я тоже.
Лёня даже за нами поехал, помогая искать птичку и лично отправил моего братца в нокаут.
– А где он сейчас?
Меня словно в темечко ударяют, хотя сердце ещё верит в чудеса, но это не тот случай, когда всё можно списать на бред уставших мозгов.
– Твою мать! Когда я стал таким кретином?
Набираю бабушку, но та не отвечает, и паника хлещет через край, разгоняя по венам адреналин.
– Я поведу, - решает Костя, сам догадавшись.
– Я хотя бы подремал, в отличие от тебя.
Сам тащит меня к своей тачке, буквально заталкивая внутрь, и меня начинает нервно колотить. Что если я ошибся? А если прав, то что тогда? Вдруг бабушка уже… всё? Что я буду делать?
– Пушка есть?
– спрашиваю, отгоняя самые жуткие картины.
– В бардачке.
Нахожу искомое, проверяя магазин, но спокойнее не становится.
– Надо было у Гофмана ребят попросить, - спохватываюсь, когда мы уже далеко от больницы, пока мы летим на бешеной скорости, но нас даже никто не тормозит.
– Второй раз он нас вряд ли выручит, к тому же, ему сейчас явно некогда, - здраво рассуждает Костя, а дальше выдаёт мысль, которую я даже допустить не мог.
– А ещё есть подозрение, что Ника его дочь. Думаешь, ему захочется, чтобы она была связана с братом подонка, который её похитил и с кем-то вреде меня? Даже если у него самого руки по локоть в крови, - добавляет еле слышно, сжимая зубы.
В душе я не согласен с его доводами, но внутренний голос настойчиво шепчет, что я ей не нужен. Это я могу утянуть Нику на дно, и мне всё же придётся отпустить свою руку, чтобы у неё была нормальная жизнь вдали от того, из-за кого её сердце может снова пострадать, а потом вообще перестать биться.
– Бля, ну приплыли… - бормочу себе под нос, с удивлением отмечая, как за каких-то несколько дней моя жизнь свернула в сторону бразильской мыльной оперы, которые изредка смотрела ба, угорая над тупостью героев.
Когда мы добираемся до её дома по гололёду, пару раз не чуть не перевернувшись, рядом никого, но это вообще ничего не значит. Зато бабушкина машина, которую она часто предпочитала водить сама, припаркована прямо у входа, а не у ворот, и для меня это равносильно красному сигналу светофора, потому что бабуля своим привычкам никогда в жизни не изменяла. Шлюховатому деду — да, но не привычкам.
– Он тут, - даю понять Костику, и он следует за мной без слов, набирая кому-то сообщение.
Двери не заперты — заходи, кто хочешь. Охраны тоже нет, и это очень хреновый знак, как и тишина вокруг, будто все вымерли, поэтому Костя идёт инспектировать остальные комнаты, прихватив каминную кочергу, и мы разделяемся, обменявшись кивками.