Аккорды сердца
Шрифт:
Поднимаюсь вверх по лестнице, находя тела парней одного за другим, и я вздыхаю от облегчения, убеждаясь, что они просто под снотворным. Всё же Лёня хоть и солдат, но явно не все мозги в горячих точках отшибло, а это уже не так плохо, только зря надеяться тоже не стоит.
На втором этаже останавливаюсь, слыша шум из кабинета. Заглядываю внутрь, видя картину маслом — сейф взломан, золотишко падает в сумку вместе с украшениями и ценными бумагами, среди которых наверняка завещание, которое он уже уничтожил, состряпав новенькое.
Мысль о том, что бабушка уже хорошенько взъёбывает в аду деда, злит, и я стреляю
– Лёня-Лёня… Я ведь тебя частью семьи считал, а ты всё это время, сука, просто был с ней, ожидая удачного момента? Работал на отца?
Если я ждал раскаяния, то точно не к тому обратился.
– Деньги всем нужны.
– Если у тебя были проблемы, ты всегда мог попросить о помощи. Думаешь, отец тебе хоть копейку выплатит? Да он уже шмотки собирает, чтобы свалить за границу, потому что знаешь, чего он никогда не мог вынести? Того, что его дети — сплошное разочарование.
Неожиданно хмыкает, и это просто шок — я в жизни не видел, чтобы он хоть улыбку из себя выдавил.
– Мне плевать на твоего отца. Он почти потерял свою компанию, но твой брат придумал хороший способ привлечь инвесторов на его сторону, заработав пару очков в свою пользу. Кто знал, что половина бизнесменов нашего города предпочтёт развлекаться не со шлюхами, а с такими девочками, как твоя Ника?
– его просто на глазах меняется, становясь гримасой, и в мою голову бьёт чудовищным осознанием.
– Так ты с Сашкой заодно, падла?
– По-моему, у тебя мозг в бороду ушёл, Эль, - раздаётся за спиной, и мне ясно, что у Костика тоже крупные неприятности.
– Зря ты вернулся и испортил мне всё веселье. Сидел бы себе сейчас в своей Европе и горя не знал. Я бы прислал тебе приглашение на похороны.
Братец держит в руках дедовское охотничье ружьё, и его пальцы дрожат, а зрачки расширены — впрочем, ничего нового.
– А что, бабулины деньги покоя не дают?
– Ты нихрена не знаешь!
– орёт, выходя из себя, пока с двух сторон на меня направлены пушки.
– Отец всегда меня с тобой сравнивал, ставя в пример, но когда он начал терять бабки, умудрившись ещё и в долги влезть, у меня наконец-то появился шанс себя проявить! И теперь я — любимый сын, я, а не ты, понял?! Тебя даже рядом не было!
Вот это поворот…
– Малыш, да ты, оказывается, просто ревновал?
– Не смеши, - хохочет, и ружьё ходит ходуном в его корявых пальцах.
– Тебе просто надо было сдохнуть вместе со своей девкой ещё тогда!
Больной смех резко обрывается, когда его затылок и очень старая ваза встречаются в равном бою. Последняя с треском крошится в знакомых старческих руках, а у меня есть доля секунды, прежде чем Лёня снова сделает выстрел. Успеваю спустить курок, прежде чем это делает он, и на этот раз попадаю прямо в лоб — всё же именно он учил меня стрелять, и как же, должно быть, обидно умереть вот так…
– Ба, а ты у меня, оказывается, Суперженщина, - восхищаюсь своей старушкой, когда та устало опускается рядом с Сашкой, стирая кровь с брови и отнимая ружьё, оказавшееся даже не заряженным.
– Тряпка… - берёт Сашку за волосы и отпускает его голову
– Думаешь, меня в моём же собственном доме может ушатать такая глиста? Не смеши.
Смотрю на неё, отмечая, что методы с Никой у них очень похожие.
– Это была твоя любимая ваза, нет? Ты же меня едва не прибила, когда я её по пьяни чуть к праотцам не отправил.
– Внук у меня тоже любимый только один. Жаль, конечно, что ты с левой резьбой, но мне надо с этим просто смириться, а?
– Да, - выдыхаю, когда мне великодушно позволяют себя обнять.
– Видимо, придётся. Только один вопрос, ба.
– Ну?
– замирает.
– Зачем спиздела насчёт болезни?
Кажется, Штирлиц никогда не был так близок к провалу.
***
Моё путешествие по закоулкам темноты всё же заканчивается. Открываю глаза, пытаясь не сойти с ума от слишком яркого света и от целого вороха воспоминаний, тут же ударивших в голову. Всё, что произошло, кажется сном, но я знаю… помню, как всё было, и это выталкивает в реальность.
Константин Евгеньевич сидит рядом и читает книгу. На его плечах медицинский халат, и только эта белая ткань окончательно примиряет меня с очередным моим приступом, который навсегда мог отправить меня очень далеко. Это я хорошо понимаю даже сейчас.
– Очнулась?
– спрашивает спокойно, будто даже не сомневался, замечая моё пробуждение, но видеть его здесь — подтверждать свою слабость перед всеми остальными, а это совсем не греет душу.
«Просто порадуйся, что снова жива…»
Хвала богам и врачам, мне ничего не мешает принять сидячее положение, а значит, дышала я в последние дни сама, но главный вопрос, волнующий меня сильнее всего, заключается совсем не в этом.
– Где он?
Сталкер спас мне жизнь, и просто отблагодарить его за это будет недостаточно. Нам надо поговорить, и я чувствую эту потребность в его присутствии так остро, что в груди становится горячо.
– Он…уехал, Ника, - признаётся учитель, за секунду отправляя меня на самое дно.
– Разобрался со всеми делами и вернулся.
В смысле, уехал? Вот так, не попрощавшись? Не оставив даже пару слов? Решил просто разрубить эту нить, значит…
– Он сказал что-нибудь?
– не хочу звучать с надеждой, только всё равно не выходит спрятать все чувства.
– Только, чтобы ты не беспокоилась о его брате и всём остальном. И просил передать ещё кое-что, - протягивает мне телефон, а там открыт аккаунт Эля с его фото, где он в солнечных очках на фоне лазурного моря. Улыбается, гад.
Я даже не знала, что у него есть эта соцсеть, и что подписчиков у нас с ним почти одинаковое количество…
– Эй, друзья!
– приветливо машет своим фоловерам, пока Веня в забавных мини-очках, гавайской рубашечке и панамке от солнца чиллит у него на руках, умиляя всех, в том числе меня. Играет моя, вернее, уже не моя песня, ударяя по нервам переделанными фразами и другим, чуждым ритмом, но я жадно вглядываюсь в его лицо, не обращая внимания ни на что.
– Прежде чем вы решите полюбить этот хит и заслушать его до дыр, вы должны знать, что изначально он был написан и исполнен другим человеком. Более того, этот замечательный и во всех отношениях светлый человек не собирался её никому и никогда отдавать.