Аквариум
Шрифт:
Из-под асфальта стремительно вырвался толстый желтоватый штырь и, подбросив парня в воздух, насквозь пробил его правое бедро. А когда окровавленный заостренный конец вместе с обломком кости вышел из ноги сантиметров на двадцать, он вдруг раскрылся широким зонтиком и с силой рванул вниз, намертво прижав орущего Вову к асфальту.
Гвоздь… Бля, как не вовремя!
Мы с Лехой засуетились возле поплывшего от болевого шока Володи.
— Шляпу! Шляпу эту надо срубить! — закричал Леший, выдергивая из-за спины топор. — Только осторожно, в ногу не воткни!
Мы, как два бешеных дровосека, принялись остервенело бить топорами по круглой поверхности Гвоздя. Поверхность была очень плотной, топоры
«Бесполезно… Не вытащим пацана…» — жестоким приговором всплыло в голове. Тут даже и без Дятла он минуты через две от кровопотери скончается, руби — не руби…
Та же мысль читалась и на перекошенном лице Лешего, закусившего губу и отчаянно молотящего топором, и в мутных глазах пришедшего в себя Вовы, который смотрел сквозь меня и судорожно искал что-то подсумках.
— Гранаты… Гранаты дайте, мужики! — прохрипел он. — Хоть гондона этого… Соплю гребанную…
Леха опустил топор, выпрямился, посмотрел на меня. Сколько всего было в этом взгляде: отчаяние, ярость, боль, скорбь и в тоже время — признание неизбежного. Наверное, тоже самое он прочитал и в моих глазах, потому что через секунду, стиснув до скрипа зубы, он с глухим подсердечным стоном достал две эфки, разогнул усики и вложил гранаты Вове в ладони, прижав его трясущимися пальцами рычаги. Взял парня двумя руками за виски, прижался лбом.
— Прости, Володя… — тихо проговорил он. — Ты — настоящий пожарный!
— Нормально, — прохрипел тот. — Бороде — привет…
Леший подобрал его автомат, толкнул меня в бок и побежал. Дятел был уже метрах в тридцати.
Я молча похлопал Вову по плечу, чувствуя подзабытое ощущение набухших в глазах слез, всмотрелся в грязное лицо, стараясь навсегда запомнить его черты, потом резко развернулся и побежал вслед за Лешим.
Бежали очень быстро. Откуда только силы взялись…
— Вон туда прыгаем! — прокричал Леха через плечо и нырнул за массивную гранитную тумбу, служившую основанием одного из кованных чугунных фонарей, расставленных по всей набережной. Прыгнули. Присели. Одновременно натянули потуже шлемы и выглянули из укрытия как раз в тот момент, когда Дятел настиг Володю.
Навсегда в моей памяти останется эта дикая, безобразно жестокая и абсурдная картина. Как тавро, которое раскаленным железом ставят на крупе лошадей, на сетчатке моих глаз выжгло образ пустынной сумеречной улицы, посреди которой, истекая кровью, лежит прибитый к асфальту огромным живым гвоздем человек, зажавший в обеих руках гранаты, а сзади на него накатывается дрожащая от нетерпения огромная мерзкая студенистая масса. Голова Вовы повернута в небо, в глазах застыло какое-то неземное, словно уже перешагнувшее за грань жизни, умиротворение, а на губах играет чуть заметная грустная улыбка. Не знаю, может быть в тот последний момент нашему другу открылась наверху не серая, хмурая мгла, а бесконечный голубой океан, по которому величественно плыли белоснежные корабли облаков… Не знаю. Вряд ли, конечно. Но так хочется верить…
Дятел поглотил тело парня. Прямо вместе с Гвоздем, вырвав из асфальта длинный трехметровый стержень, как сорняк из грядки. Сквозь полупрозрачную кожу мы видели, как Вову буквально закрутило внутри, словно белье в стиральной машинке… А потом вместо него мелькнула череда ярких вспышек, приглушенно шарахнуло два раза почти слитно, а потом еще два. Видимо сдетонировали Вовины гранаты, которые он так и не достал.
На этот раз Дятла наконец-то проняло. Каплевидное туловище разорвала напополам кривая, расширяющаяся кверху, огненная трещина, и в небо метров на десять ударил фонтан слизи. Он бил и бил, секунд пять не меньше, заваливая все вокруг дымящимися желеобразными кусками. Они со смачными шлепками падали в радиусе полусотни метров от жерла новорожденного вулкана. Несколько попало и нас; пришлось сбивать с одежды эти горячие, мерзко пахнущие сгустки, так как они тут же начинали прожигать экипировку.
Наконец фонтан иссяк, и на месте, где только что находился так задолбавший нас Дятел, осталась только небольшая куча исходящей паром рваной и больше непрозрачной оболочки.
Все… Бобик сдох…
Мы тяжело привалились спинами к прохладному граниту и молчали. Вокруг начинало темнеть. Надо было бежать в коробку, но сил не было. Ни физических, ни моральных. Вымотал нас Дятел. Хорошо вымотал… Если б не Вова…
— Красиво ушел Володя… Мужик. — Наконец тихо сказал Леший. — Я бы тоже так хотел. Не на зубах у какой-нибудь твари, не извиваясь под Гвоздем, а вот так — ярко, громко, зная, что победил…
Темно. Закрываю глаза, открываю — без разницы. Темно и тихо. Слышу только свое дыхание, иногда выдохи Лешего, сидящего рядом. Мы находимся в сыром и холодном подвале спортивного лицея, стоящего напротив высокого здания бывшего офиса Роснефти.
В нашей коробке. В одном из специально оборудованных в радиусе пешеходной доступности от Сарая небольших убежищ, где можно переждать ночное время. Здесь есть несколько банок тушеной говядины, пятилитровая бутыль с питьевой водой, вонючие влажные матрацы и, главное, тяжелая стальная дверь, запирающаяся изнутри. Снаружи заметить ее сложно. Она завалена всяким хламом, и только Леший знает, что и где надо отодвинуть, чтобы к ней пробраться. Помещение размером где-то шесть на шесть метров, дверной проем напротив входа заложен кирпичом. Это все, что я успел запомнить, когда мы второпях освещали фонарями внутренности коробки перед тем, как захлопнуть дверь и задвинуть ржавый засов. Торопились по понятным причинам. Снаружи было уже темно, и на плечах висела целая стая разного зверья, осмелевшего после гибели грозного Дятла. Твари еще некоторое время не уходили, терлись около двери. Мы слышали их рычание, стоны, подвизгивание, толпа собралась приличная. Кто-то долго копошился в мусоре, один раз даже проскрежетало когтями по двери с отвратительным, пробирающем до мурашек звуком. Но вскоре все стихло. Местная молодежь, любящая гулять по ночам, поняла, что здесь ловить больше нечего, и удалилась искать других дебилов, вышедших на поверхность в это время суток.
Мы долго оттирали с лиц, рук, одежды кровь в свете фонариков. Потратили большую часть воды, но все равно были похожи на мясников. Потом устало привалились к стене и выключили фонари. Наступила темная тишина… Или тихая темнота, не знаю, как правильней.
Спать не хотелось. В голове все еще мелькали кадры последних секунд жизни Володи. На душе было хреново. Чувство какой-то всепоглощающей безысходности, казалось бы, давно запертое в самый дальний шкаф подсознания, снова нашло себе дорогу в мозг и теперь больно скребло по нему острыми когтями запретных мыслей. Наконец я не выдержал. Тихо спросил:
— Как думаешь, может он вернулся?
— Куда? — после долгой паузы спросил Леший.
— Ну, туда… Домой, в тот мир…
Тишина. Через некоторое время послышался звук разрываемого картона, а потом ритмичные металлические щелчки. Леший снаряжал магазин.
Вообще, мы этой темы старались не касаться. Было такое негласное правило. Изменить ничего нельзя, так и незачем рассуждать, предполагать, гадать…Но сейчас меня вдруг проперло, поэтому, так и не дождавшись ответа, я продолжил: