Аквариум
Шрифт:
— Может это все вокруг не то, что мы каждый по-своему думаем? Не наказание за грехи… Никакой не параллельный мир или альтернативная реальность… Не кома, в которой мы все лежим, гадим под себя и бредим… Не чей-то глобальный эксперимент… Никакая не сраная матрица! Даже не ад и не преддверие ада, а наоборот — преддверие Жизни? Не жизнь после смерти, а смерть перед жизнью? Может надо заслужить возвращение?
— Куда? — снова спросил Леший. — В свой мир?
— Ну да!
— А есть ли он, вообще, тот мир, Егор? Вот, что значат для тебя слова «Мой мир»?
— Как, что значат?! Мир, в котором я родился и вырос, где у меня была работа и семья, где светило солнце и росла трава. Мир, где не было этого бессмысленного, жестокого абсурда и зубастых мутантов… Где,
— А почему ты уверен, что там было правильно, а здесь нет? Кто тебе это сказал? — он со щелчком вставил магазин на место, начал снаряжать следующий. — Я вот, последнее время не верю в реальность своих воспоминаний. Может и не было никакого солнца и травы? Может всегда было вот это? — даже в темноте я почувствовал, как Леха провел в пространстве рукой. — Есть вот стена, автомат у меня в руках, пидоры эти снаружи. Все это можно увидеть и потрогать. А тот мир, он только в голове, как книжка, которую ты прочитал и запомнил. Ты в книге можешь оказаться? Нет! И я нет! Так что, не хрен опять лохматить бабушку, живи здесь и сейчас по местным законам, а про все остальное мало просто не вспоминать, а нужно поверить, как я поверил, что его попросту не существует и никогда не существовало… А все, что мы помним, нам тупо подкинули в голову. Типа, как ложные воспоминания…
— Кто, Лех? — ошарашенно спросил я. — Кто подкинул?
— А кто наполняет полки в магазинах? — тоже заводясь, с жаром спросил Леший. — Кто дома перемещает, кто тебе электричество и воду в Сарай подает? Уроды или Волосатые? Хрена! Есть определенная, четкая логика, просто мы в ней до конца не разобрались. Есть кто-то там, не знаю, наверху, внизу, справа, слева… Есть! Контролируется весь этот цирк, не может оно так само по себе все происходить. Не знаю — программа это, боги, инопланетяне, шумеры… Знаю только, что кто-то есть. И только этот Кто-то сможет тебе рассказать, что происходит на самом деле… Если захочет, конечно… — он перевел дух. — Насчет того, твоего, мира я могу, конечно, ошибаться, может и есть все-таки он, или был, каждый верит в то, что хочет, но про то, что здесь — я тебе говорю точно! Никакой это не бред, а полноценный реальный мир со своими законами и догматами. И раз уж мы про это все заговорили, могу подкинуть тебе немного фактов, так сказать пищи для размышлений.
— Сделай милость, — пробурчал я.
— Ты, бля, слушай, не ерничай! Я тебе раньше про это не говорил, думал опять дергаться станешь… Так что, — цени!..
Он помолчал, потом выдал:
— Во-первых, — мы не стареем.
— Как это? — не понял я.
— А вот так! Ты здесь сколько, год примерно?
— Больше даже…
— Все равно мало, чтоб почувствовать, — продолжал он, — А я — четыре. Борода — семь, а Сашок покойный, когда кони двинул, двенадцатый год здесь проводил. Так вот, он говорил, что в зеркало на себя смотрит и видит ту же рожу, что и раньше. Ну шрамы, конечно, появились, лицо осунулось, но ни морщин, ни седых волос, никаких признаков, что двенадцать лет прошло. Да и по физическим ощущениям, сила, выносливость — все осталось. И Борода подтверждает, что за те годы, что он Сашка знал, тот не изменился ни капли. Командир, кстати, и сам про себя тоже самое говорил. Типа такой же бычара, как был, никакой одышки и простатита… Я вот тоже никаких ухудшений по физике у себя не заметил. И в зеркале — такой же красавец…
Я молчал, переваривая услышанное.
— Теперь — второе. — голос Лешего в темноте звучал как-то особо торжественно. — Последний год, который ты помнишь там, в своем мире?
— Две тысячи шестнадцатый, — не понимая к чему он клонит, ответил я.
— А теперь, прикинь, — и я тоже. И Борода, и Валуев, и Бабушка, и Светик, и Серега с дядей Мишей, мир их праху, все — из две тысячи шестнадцатого года. Хотя местный стаж у всех разный.
— Ни хрена себе! А почему мне не сказали?
— А мы с Бородой никому не говорили. Просто спрашивали год у новичка, потом важно кивали и все. Зачем вопросы плодить. Тут их итак завались, вопросов этих…
— То есть получается, время здесь и там по-разному идет? — спросил я.
— Блин, Егор! Опять ты со своим «там»! Ты выслушай сначала все до конца, потом будешь выводы делать… Если получится… — усмехнулся Леший. — Короче, большинство людей, которых я знаю или знал, — попали сюда, а точнее помнят, что попали, из шестнадцатого года. Так сказать, наши современники. А Сашок, например, говорил про две тысячи четвертый. И все, с кем он здесь пересекался еще до нас, которые в большинстве уже померли или пропали, тоже были оттуда. А совсем старые из тех, ну это уже чисто со слов Сашка, ну и еще пары пердунов на Рынке, знали старичков из тысяча девятьсот девяносто второго…
— Двенадцать лет… — подсчитал я.
— Именно! — увлеченно подхватил Леха. — Как в армии призыв, духи, слоны, деды и дембеля! Только не каждые полгода, а каждые двенадцать лет. И не одновременно все прибывают, а как-то распределяются по этим двенадцати годам. Дальше — сложнее. Про восьмидесятый или шестьдесят восьмой я ни от кого не слышал. Нету, к сожалению, таких, кто мог бы точно подтвердить, что мол, да, так всегда было. Не доживают просто. Мало у нас долгожителей…
— То есть, ты предполагаешь, что в этом мире… — опять начал подытоживать я.
— Да ничего я не предполагаю! — перебил меня Леший. — Я с тобой делюсь исключительно своими наблюдениями, основанными на реальных фактах. На том, что я сам видел и слышал за время, здесь проведенное. Ты пока не думай глобально про весь мир. Мы же дальше чем на шесть-семь километров от Сарая и не уходили никогда, вот и попробуй ограничить этот свой мир таким радиусом. Мы не знаем, что происходит за Городом. Мы даже про соседние районы мало, что знаем. Да, приходят на Рынок оттуда люди очень редко, рассказывают, что есть там у них свои рынки, свои кланы, свои Уроды. Вообще, иногда такое расскажут — волосы дыбом, наши места после этого раем кажутся. Но все это на уровне слухов, не более. Я же пытаюсь выстроить устойчивую логическую схему, которая опирается на конкретные факты, почерпнутые из исследованного непосредственно нами пространства. Бля, щас язык сломаю!
Судя по звукам, доносящимся из темноты, Леший приложился к баклажке и начал жадно пить. Я молча сидел, ожидая продолжения лекции.
— А теперь самое главное. — громко рыгнув, наконец продолжил он. — Только это — чисто между нами. Хотя, может ты и сам давно догадался… Итак — по порядку. Помнишь спайдермэна в носках?
— Да…
— Дядю Мишу?
— Ну?.. Я так понял, его кто-то укусил. Он ведь в Урода превращался?
— В него самого. Только я думаю, что никто его не кусал… А еще я видел одного зверька с татуировками на плечах, а у другого был проколот пупок, причем висюлька в нем еще была. Золотая, типа ангелочка. Бабская, короче… Да на каждом из них, если хорошо поискать, можно найти доказательства. Только мы же обычно не ищем, а в капусту крошим… Да, если Горгулья цапнет — тут без вариантов, в кого-нибудь превратишься. Но не всех же она покусала? Я сейчас говорю не про Трассера, Гвоздя, змею эту в Реке, не про Дятла того же, не про остальные явления, которые каждый месяц новые объявляются. Может — они физические или какие-нибудь еще законы этого мира. Или формулы, или боги, хрен поймешь… Но все человекоподобные, типа Волосатых, Уродов, Горгулий и так далее — они точно людями были. Теми, из прошлых двенадцатилетних призывов, которых не съели, а которые сами пропали… А есть и совсем свежие, типа дяди Миши.
Нельзя сказать, что я не догадывался, но верить не хотелось…
— А Борода знает? — не придумав ничего лучше, спросил я.
— Борода?.. — он усмехнулся — А ты видел когда-нибудь его руки?
— Ну да… В перчатках все время.
— Нет, Егорка! Без перчаток видел ты его руки? Кисти, пальцы, ногти? Нет? А я видел…
Я ошарашенно потер затылок. Потом включил фонарь и стал изучать свои руки. Да нет — вроде обычные. Пока…
— А зачем тогда в карантин сажать? Если он знает, что в любой момент тот же Бабушка или я, например, можем в обезьяну превратиться, то зачем этот цирк? Тем более, если он сам…