Аквариум
Шрифт:
У меня в магазине кончились патроны. Я прижался к бетонной колонне спиной, разорвал последнюю коробку, начал наполнять магазин. Пальцы тряслись. Не от страха, от усталости. Второй день воюем без передыха.
Раненный Леха, как тасманский дьявол из мультика, волчком метался вдоль стены, поливая огнем и матом невидимого мне противника. Кровью вокруг все закапал, а ему по хрен. Долбит и долбит.
Длинная очередь. Мелькнул трассер. Леший резко присел, зажав автомат между бедром и икрой, здоровой рукой вынул и отшвырнул магазин, выхватил и одним движением вставил новый. Все
– Последний магазин, - крикнул он.
– Еще только Вовин автомат и все!
– У меня тоже последний!
– проорал я.
Он меня, видимо, не услышал, так как в этот момент чуть ли не по пояс высунулся из окна и дал короткую очередь куда-то вниз. Отскочил, тоже прижался к колонне, посмотрел на меня.
– Еще один! Настырные какие, суки!
– повторил он мои мысли.
– Чего прицепились-то?
– Что с рукой?
– спросил я.
– В плечо навылет, - отмахнулся он.
– До свадьбы заживет.
Выстрелы неожиданно смолкли. Практически одновременно со всех сторон. Враг то ли перезаряжался, то ли менял позицию, а может, вообще, решил отступить. Это было бы очень хорошо. Для всех.
В наступившей тишине раздавались только жалобные стоны. Кто-то мучительно умирал четырьмя этажами ниже нас.
Вообще, я сегодня впервые в жизни убил человека. А точнее, четырех. До этого как-то не приходилось. Перестрелки в районе Сарая, начавшиеся после Великой паузы, были недолгими и практически бескровными. Так, чисто отпугнуть наглые рожи, припершиеся на нашу территорию.
Сейчас же я принимал участие в настоящем, жестоком, кровавом бою. Впрочем, никаких особых эмоций, вроде первого шока и раскаяния, не было. Вместо них меня поглотило ощущение какой-то совершенно абсурдной бессмысленности происходящего. Зачем? Ради чего люди с такой яростью пытаются убить друг друга в мире, полном отвратительных тварей. Нас итак почти не осталось, а мы сами, в трезвом уме и твёрдой памяти ускоряем агонию...
Мои мысли прервал Леший, который, кряхтя от боли, приподнялся и высунул в проем наш импровизированный перископ в виде селфи-палки и зеркала. Начал водить туда-сюда.
– Попрятались что ли, - протянул он, внимательно смотря в зеркальце.
– Я бы на их месте сейчас ломился бы в здание, укреплялся на нижних этажах. Слушай, а может они свалили на хрен?
Раздались выстрелы, и мы остались без перископа.
– Не свалили!
– прокомментировал Леха. Потом заорал, - Лови гранату!
– и выкинул в проем палку.
Снова тишина. Только стоны снизу, уже еле слышные. Непонятно чего ждут... Я выглянул в свою сторону, никого не увидел.
– Мужики, может хорош, а!
– закричал Леший, - Повеселились и хватит! У нас патронов, хоть жопой ешь! Мы здесь долго можем сидеть! А у вас вон раненные стонут!
Молчат. Наверное, думают.
– Короче!
– продолжил он односторонние переговоры.
– Вы подходите, забираете своего бедолагу и сваливаете метров на двести за Шестерочку! А мы уходим и никогда больше сюда не возвращаемся! Вы же, блядь, столько народу своих положили, вам что мало?!
Молчат. Леха посмотрел на меня. Я пожал плечами. Хрен поймешь, что означает это молчание.
– Ну что, согласны?!
– крикнул он.
Секунда, две, три... Стена задрожала от автоматной очереди. Длинной, чуть ли не на весь магазин, прошедшей наискосок по всему фасаду.
Вот и ответ. Идите на хуй! Все поляжем, но не отстанем. В натуре, больные...
– Прорываться надо.
– сказал Леший.
– Здесь сидеть, все, не вариант. Пустые почти. С твоей стороны сколько их?
Я снова выглянул наружу. Никого. Спрятались. Выглянул еще раз, специально подольше задержавшись в проеме. Нет, не повелись. А может уже внизу, в здании.
– Двое было.
– ответил я.
– Причем, опытные, стреляют хорошо. Но сейчас пропали куда-то.
– Ну, нас тоже двое. И тоже стреляем неплохо. Давай вон, к дальней лестнице, осторожно спускаемся до второго, там добежим до торца - спрыгнем. Дальше - видно будет.
Со стороны Шестерочки вдруг застучали автоматы. Сразу много, длинными очередями. Мы машинально вжали головы в плечи, ожидая свиста пуль над головой и града бетонных осколков, но вскоре поняли, что стреляют явно не по нам. Леший первым подскочил к проему, выглянул и заржал:
– Ой, как хорошо! Ай да Косяки!
Я высунулся рядом с ним. На наших противников напали горбатые плоды баобабов. Видимо, прискакали, разбуженные устроенной нами канонадой, с проспекта Юных Комсомольцев. В принципе, ничего удивительного. Перестрелку, наверное, весь Город слышал.
Косяки быстрыми, рваными росчерками неслись на людей в зеленом камуфляже, а те, явно хорошо знакомые с этими созданиями, отработанно брали упреждение, и довольно неплохо отстреливались. Вот с ними бы и воевали, вон как здорово получается! Нет, к нам присосались.
– Рванули, - скомандовал Леший, и мы побежали к лестничной клетке. Он слева, почти вдоль наружной стены, я чуть позади по центру.
Дальнейшее произошло молниеносно. Наверное, мы слишком обрадовались появлению Косяков, слишком поверили в удачу, прислушиваясь больше к тому, что происходило снаружи, а не к внутренним ощущениям. Даже Леший, опытный, битый-перебитый вояка, не успел вовремя учуять нехорошее.
Как бы то ни было, когда до проема на лестницу оставалось метров шесть, из этого проема выдвинулись две фигуры в военной форме и в черных вязанных масках с прорезями для глаз на лицах. В руках эти фигуры держали автоматы, направленные прямо на нас. Скорее всего, это были те самые мои кореша из гаражей. Подкрались незаметно и явно ждали нас. Как мы их пропустили? Все-таки, мой косяк! Я за то направление отвечал...
Леший среагировал первым, метнулся влево к стене, поднимая ствол. Не успел. Очередь срезала Леху в прыжке, выбив кровавые брызги из-под бронежилета, развернула и отбросила прямо к оконному проему. Его тело ударилось поясницей о подоконник и, перевалившись через него, полетело вниз.