Аквариум
Шрифт:
Надо признать, что клиника не зря содрала с него последние деньги. Прокапали его на совесть, и вышел он оттуда совершенно трезвым и физически здоровым, насколько это было возможно в тридцать пять лет при его образе жизни. Другое дело, что творилось в его голове. Вся меланхолия, что все эти долгие годы копилась внутри, потихоньку просачиваясь то тут, то там, наконец обрела критическую массу и прорвала ослабевшую плотину рассудка, устроив настоящий катаклизм.
Последней слабой попыткой спастись от самого себя стал для Егора поход в городской психоневрологический диспансер, куда он отправился прямиком из частного вытрезвителя. Принимали там бесплатно, паспорт
Заведение было старым, грязным и крайне неприятным. Отстояв минут сорок в регистратуре, Егор оформил документы, написав в графе причина обращения - "тяжелые жизненные обстоятельства", и получил направление в кабинет номер шесть. Около этого кабинета он стоял три часа. Очередь была большая, принимали каждого минут по тридцать. Все стулья были заняты довольно странными на вид людьми самого разнообразного возраста. Кто-то все время чесался, кто-то бормотал под нос одну и ту же фразу, одна грустная пожилая женщина периодически начинала счастливо улыбаться и с интересом рассматривать окружающих, через некоторое время снова впадая в оцепенение.
Оказавшись здесь несколькими неделями раньше, Егор давно бы уже сбежал, так как его явно окружали самые настоящие психи. Но сейчас бежать было некуда. Он стоял в самом углу у фикуса и терпеливо ждал своей очереди.
Наконец, зашел в кабинет, где его приняла женщина лет пятидесяти очень усталого вида. Врач-психотерапевт высшей категории, фамилию он так и не запомнил. Егор начал с самого начала, путанно, но потом все более четко, объясняя творящиеся с ним на протяжении последних лет вещи, закончив рассказ проблемами с женой. Про псевдоглюки и алкоголь говорить не стал. Первое - было прямым путем в дурку, а про второе промолчал, потому что не смог пересилить стыд. Но врачиха была опытной и, видимо, сразу же раскусила Егора на предмет бухла, иронически кивая при явных нестыковках в повествовании.
Однако, отнеслась она к нему, неожиданно для Егора, вполне по-человечески.
– Что же ты тянул так долго, друг дорогой?
– спросила она, опустив очки и смотря ему прямо в глаза, словно усталая мать нерадивому ребенку.
– Мучился, терпел, вон до чего себя довел! В петлю собрался! Надо было раньше приходить...
Помолчала с полминуты. Потом сказала:
– Самый лучший вариант для тебя - полежать у нас месяцок, а потом - в наркологичку, но ты, я так понимаю, от госпитализации отказываешься?
Увидев смущенный кивок Егора, она продолжила:
– Ну смотри сам... Больно у тебя уж все запущено, страшно отпускать...
Однако, отпустила, заставив подписать отказ от этой самой госпитализации и выписав антидепрессант и какой-то особо сильный транквилизатор.
– С ним осторожней.
– наставляла она.
– Дозировка строго по рецепту. Вещь мощная, чуть переборщишь плохо будет, а так продержишься, пока антидепрессант действовать не начнет. Главное - ни капли алкоголя, и из дому две недели ни ногой! Потом придешь на повторный прием, решим, как дальше быть.
– Спасибо...
– пробормотал, поднимаясь Егор.
– На здоровье.
– ответила она. Опять посмотрела долгим взглядом, будто с сомнением, отпускать или нет.
– Ладно, иди. Следующего там позови...
Транквилизаторы действительно оказались убойными. Примерно через тридцать минут после приема мозг обволакивало мягкой, плотной оболочкой, через которую не проникала ни одна мысль, а то немногое их количество, которое оставалось внутри, вело себя тихо и спокойно, блаженно плавая туда-сюда, как рыбки в аквариуме. Единственной странностью, отмеченной Егором, стало то, что план самоубийства так и остался активированным, став казаться еще более легким и единственно правильным. Лениво пролистав инструкцию препарата, он наткнулся на упоминание о том, что суицидальные мысли, если таковые уже имелись, на первых порах приема лекарства могут даже усилиться, поэтому пациенту необходимо находиться под неусыпным наблюдением лечащих врачей. Теперь стало понятно сомнение во взгляде врачихи, когда она отпускала его из кабинета. Ну и ладно. Может так и лучше...
Посидев пару дней дома в состоянии овоща, Егор отправился разводиться с женой. Оказывается, суд давно уже был, решение суда вынесено, все его согласия и подписи имелись, только он об этом не знал. А может не помнил. Овощ может и забыть некоторые события, ничего удивительного в этом нет. Сам процесс в памяти толком не отложился. Егор сидел в кабинете, когда было нужно кивал, что-то подписывал, пропуская монотонный голос работника Загса мимо ушей. Запомнился только удивленно настороженный взгляд жены и красивый цветной витраж в готическом стиле, заменявший оконное стекло.
Вышел на улицу свободным от брачных уз человеком, сжимая в руке свидетельство о расторжении и обновленный паспорт, и хотел пойти домой, чтобы расти там дальше, но его догнала жена и тихо, не поднимая глаз, сказала, что через три дня они улетают жить в Марбелью, и если он, Егор, хочет попрощаться с дочерью, то это возможно только завтра. Потом им будет некогда. "Как быстро они все оформили, - шевельнулось в голове.
– Прямо волшебники какие-то... Да, настоящая любовь не ведает преград. Ни моральных, ни юридических, ни визовых".
И только дома, когда он блаженно улегся на кровать, до него наконец дошел полный смысл сказанного женой. Завтра он увидит своего ребенка в последний раз. Самый-самый последний в жизни раз. Потому что, когда они вернутся навестить тещу или кого-нибудь еще, бывшего мужа и папы уже не будет...
Следующим утром Егор не стал пить таблетки. Он забрал дочь и провел с ней почти весь день. Они ходили в парк аттракционов, весело визжа, катались на всем подряд, смотрели новый мультфильм, хрустя попкорном, а ближе к вечеру прошли пешком почти всю набережную, останавливаясь у каждого ларька, покупая чай, мороженное, кукурузу и бублики. Егор жадно впитывал каждый миг, ловил каждый взгляд и каждую улыбку дочки, и она тоже, видимо, что-то чувствуя, постоянно обнимала его, говорила, что любит и спрашивала, когда он приедет к ним в Испанию. Егор до хруста сжимал зубы, чтобы не расплакаться, улыбался, уверял, что приедет сразу же, как будет первый отпуск, и привезет огромный подарок. Она тоже улыбалась, но в глубине ее глаз, он видел затаенную грусть. Дочка все понимала. Она стала совсем взрослой...
Наконец, осознавая, что дальше оттягивать момент расставания невозможно, Егор включил телефон. Тут же сквозь град эсэмэсок о непринятых вызовах прорвался звонок злой жены, точнее, бывшей жены, которая "оборвала весь телефон", пытаясь их найти, "ведь нормально же договаривались, что недолго!" Через десять минут взвизгнула тормозами машина, она вылезла из нее и быстро пошла к ним. Егор крепко прижал к себе единственного в мире родного человека, вдохнул запах русых волос, провел рукой по нежной щеке и отпустил, чувствуя, как что-то навсегда очень больно обрывается внутри. Жена усадила дочь в машину, застыла в приоткрытой дверце, посмотрела на Егора. Он смотрел на нее. Никаких эмоций. Чужое лицо. Чужая незнакомая баба.