Аквариум
Шрифт:
– Пока, - дрогнувшим голосом сказала она.
Егор молча поднял руку, улыбнулся дочке, развернулся и медленно побрел вдоль вечерней Реки мимо зажигающихся фонарей и уходящего заката. Вокруг снова беззвучно ломались колонны, опрокидывались балки, летели вниз плиты перекрытий. Рушилась навсегда привычная старая жизнь. Шел мучительно долго. Машина осталась в самом начале набережной. Наконец, добравшись до нее, он открыл заднюю дверь, залез в темноту тонированного салона, лег на сидение, свернулся калачиком и завыл. Сначала тихо, потом все громче и громче. Нащупал рукой задний ремень безопасности, сжал его зубами и продолжил выть, сотрясаясь от подступивших
Через полтора часа Егор приехал домой. Было уже темно, когда он, поставив машину в паркинг, зашел в подъезд. Вызвал лифт, поднялся на десятый. Соседям, наверное, крупно повезло, что они в этот момент не ехали с ним в лифте. Такое лицо они бы забыли нескоро...
Дома он выпил сразу три волшебные таблетки и, не раздеваясь, упал на кровать. Через полчаса Егора накрыл тяжелый душный сон без сновидений. Последний этап осознания и принятия наконец наступил...
***
С того момента прошло уже больше недели. Больше недели жизни овощем. День "Х" был назначен еще тогда, по пути домой. И сегодня он наконец пришел.
Фильм закончился. Братья Багровы успешно замочили всех злобных пиндосов. Один из них остался жить в Америке, другой полетел домой, прихватив с собой страшную лысую проститутку. Заиграла финальная песня.
"Да уж. Прощай, Америка... Навсегда." - подумал Егор.
На журнальном столике перед ним лежал листок формата А4, исписанный плотным карандашным текстом. Почерк был его. Егор с удивлением взял бумагу и начал читать.
"Обгрызанными ногтями мыслей приподнимать краешки памяти, заглядывая в прошлое, вспоминая прожитые годы.
Болезненно морщиться, успокаивать заколовшее вдруг сердце и с неизбывной тоской понимать, что душа ничего не забыла: ни обид, ни ошибок, ни боли и страха, только время отбросило ненужную шелуху слов и образов, оставив лишь голые и жесткие, словно удары бича по спине, образы прошлых бед.
Злость, горькое сожаление и какое-то наивно-детское желание повернуть время вспять и вбить те недостающие сваи в фундамент разрушенной жизни...
Среди проносящихся в памяти чередой пустых серых глазниц будней мелькнут изредка искрящиеся живые глаза настоящих минут, в которых было хоть немного тепла, счастья и искренности, и грустная улыбка тронет уголки рта, затуманит глаза соленой водой, но через секунду снова, будто кнутом, хлестнет по сердцу накатившее воспоминание о чем-то другом, жестоком, пыльном и бесцветном...
А затем зло смеяться над самим собой, неожиданно осознав, что всего, что так тревожит и калечит душу до сих пор, уже нет, все это пыль, липкая пыль прошлого, осевшая на коре растревоженного, словно пчелиный улей, мозга и пустившая свои бесчисленные корни в самые далекие его уголки. Нельзя жить днем прошедшим, надо тянуть за собой ржавый вагон настоящего, как Путин Россию, в светлое будущее. Пусть через пот и кровь, через сжатые до хруста зубы, стертые до мозолей руки. Смотреть не назад, не под ноги, а вперед, в то самое прекрасное далеко, угадывая, что ждет тебя за следующим поворотом. И верить в это угаданное.
Но сил во что-то верить уже нет, а значит нет и самой Веры. Надежда смята неизбежностью. Любовь растоптана ложью и подлостью. А впереди все чаще и чаще мерещится зловещая темная бездна и бесконечное падение, которое, может быть, уже началось.
И, наконец, сдирая ногти, колени, цепляясь зубами и руками в каждую травинку, в каждую соломинку на краю, вдруг замереть, в последний раз улыбнуться равнодушному и такому высокому небу и, разжав пальцы, добровольно начать падение вниз, туда, где нет ни прошлого, ни будущего, ни настоящего, где есть лишь скучная и до изнеможения бесполезная вечность..."
"Ни хрена себе!" - подумал Егор.
– "Это я, когда успел настрочить?"
В памяти было пусто. Неожиданно открывшийся в нем, видимо, под действием таблеток писательский талант оказался сюрпризом.
"А неплохо написано! Главное - в тему. Разжать пальцы и все... Ну, пусть лежит. Типа - прощальная записка..."
Пора было приходить в себя и исполнять задуманное. Внутри не было ничего. Ни волнения, ни страха, ни осознания смертного греха. Вообще, никаких ощущений, которые, по идее, должны сопровождать самоубийцу. Как-будто просто надо встать, одеться и пойти вынести мусор.
Действие выпитых утром таблеток потихоньку ослабевало. Чтобы ускорить процесс, Егор заварил себе крепкий кофе. Жена этот напиток не пила, так что кофеварку забирать не стала. Благородный поступок. Сахара давно не было, поэтому Егор размешал в горячей, темной, пахнущей Бразилией, жидкости большую ложку меда, сел, закурил и стал маленькими глотками вливать в себя бодрость.
Посидел, уставившись в потолок. На ум, видимо, под влиянием прочитанного пришли воспоминания из далекого детства. Дача, где он каждое лето жил с дедом и бабушкой. Теплый летний вечер. Солнце еще не село, но уже низко висит над горизонтом, наполняя пространство каким-то особенным, золотым и невесомым светом, в котором все вокруг кажется волшебным и сказочным. Он несется на своем Салюте по дачной улочке, со всей силы крутя педали и уворачиваясь от веток сирени, нависших над дорогой. Над ним - бездонное розово-голубое небо, а впереди огненный закат и целая жизнь, полная еще не случившихся чудес...
Егор открыл глаза. 15:00. Блин, попил кофе... На целый час отрубился. Ладно, пора!
Помылся под душем, побрился, оделся в более-менее чистое, включил телефон. Ни одного звонка. За полторы недели - ни одного. Ни с работы, ни от знакомых, ни тем более из Испании. Вот так... Обулся, поднял крышку электрического щитка, перещелкнул все тумблеры, открыл дверь и замер на пороге... Вернулся в дочкину комнату. Стоял, смотрел на доску. Читал написанное детской рукой предложение снова и снова. Потом резко, со всей силы влепил себе пощечину, аж в ушах зазвенело, и быстрым шагом покинул свою квартиру.
Вышел на улицу. Ледяной ветер с дождем чуть не свалили с ног.
"Ни фига себе погодка! Сейчас точно сентябрь? Может я тут в коме до ноября провалялся?"
Добежал до паркинга, сел в машину. Завел двигатель, посмотрел на себя в зеркало, отметив, что, судя по осунувшемуся посеревшему лицу, сбросил килограмм десять. Действие транквилизаторов еще ощущалось, за руль садиться инструкция категорически запрещала, но тут уж, извините. Доеду как-нибудь...
Ехать было не очень далеко. Километров восемь, до улицы Белореченской. В начале семейной жизни они с женой снимали квартиру в том районе, там же родилась дочка. И там же он когда-то купил добротный подземный гараж, как первое вложение в недвижимость. Вложение оказалось неудачным. Вскоре они переехали в новую квартиру, а продать гараж так и не получилось из-за очередного кризиса. Неликвид. Последнее время он использовался для хранения зимней резины и разнообразного, теоретически нужного, хлама. Но место, чтобы загнать машину, оставалось.