Аквариумная любовь
Шрифт:
— Черт, эти черно-белые фильмы один хуже другого, — заныл Йоуни на улице. — Я вообще не могу на них сосредоточиться. Они все какие-то ужасно плоские и при этом страшно высокохудожественные. Тарковские там всякие и прочая чушь. Скука смертная. Мне вообще кажется, что все эти заумные киноклубы — сплошное ханжество: много ли ума надо, чтобы превозносить авторское кино и поливать грязью все американское? Американский фильм, видите ли, по определению не может быть хорошим. Зато все восточные — просто само совершенство! Всякая хрень, типа «Семи самураев». Сплошное размахивание мечами. Разве нормальный
Йоуни подсадил меня к себе на спину и, раскачиваясь из стороны в сторону, побежал вниз по улице.
На рыночной площади сегодня распродажа. Пожилая женщина уговаривает нас купить одеяло цвета ревеня. Я тычусь головой в спину Йоуни и отчаянно киваю.
Раньше у нас дома был сине-белый полосатый стул. У него было пухлое тугое сиденье из шелковой ткани. Краска на витой спинке местами облезла.
Я лежу на животе на стуле. Тишину комнаты нарушает лишь усталый звук тикающих часов. Я ничего не делаю. Я лежу на животе, чувствуя, как мое тело медленно немеет, словно что-то теплое и колючее поднимается от бедра все выше и выше.
Никто не запрещает мне лежать на сине-белом стуле. И все же я вздрагиваю всякий раз, как слышу голоса. Приглушенные шаги, крики с улицы, поворот ключа в замочной скважине. Я вздрагиваю, краска приливает к щекам, онемение усиливается, распространяясь по всему телу.
Я могу часами лежать на стуле, сама не вполне понимая, почему мне это так нравится. Никто никогда не заставал меня за этим занятием. Я никогда никому об этом не расскажу. Но иногда желание приходит прямо посреди игры, и тогда я все бросаю, бегу в комнату и ложусь на стул.
Йоуни спит. Кровать скрипит, когда он ворочается во сне, бормоча что-то невнятное себе под нос. Я готовлюсь к вступительным в универ. История финской литературы и литературоведение. Экзамены в июне.
Глухой звук, словно стук в окно. Я поднимаю глаза, но ничего не видно. Йоуни шевелится.
— Сара, — шепчет он.
Я закрываю книгу и пристраиваюсь к нему под бок. Он лежит, плотно закутавшись в одеяло, волосы торчат во все стороны. Глаза сонно моргают.
Я кладу руку ему на лоб и люблю так, что сердце щемит. Так, словно меня проткнули острой спицей.
— Ты моя самочка, — говорит Йоуни.
— Угу, — отвечаю я.
Он прижимается ко мне:
— Сара…
— А?
— Я хороший любовник?
Он смотрит мне прямо в глаза. Я отвечаю не сразу:
— Что значит хороший любовник?
— Ну, ты ведь знаешь, о чем я.
— Откуда же мне знать? У меня было не так уж много любовников.
— Ну ты же должна чувствовать!
— А-а…
Мы замолкаем. Йоуни с тревогой смотрит на меня:
— Ну? Хороший или нет?
— Для меня
— Это не ответ!
— Йоуни, — говорю я. — Пойми, меня никто не может удовлетворить, по крайней мере обычным способом. Поэтому в этом смысле я несчастна, но в остальном я с тобой очень счастлива.
Я перевожу дыхание в страхе, что снова сказала что-то не то.
— А в этом смысле ты всегда несчастна?
Он смотрит на меня так пристально, что я не выдерживаю и отвожу взгляд.
— Нет, ну иногда, конечно, счастлива. Например, когда ты меня связываешь или придумываешь что-нибудь интересное.
— Но не во время секса?
— Во время секса на меня все начинает давить. И мне все время кажется, что чего-то не хватает. Что я не смогу дойти до конца, понимаешь? Я холодная женщина.
Йоуни берет мое лицо в свои руки.
— Слушай, не надо так. Мне не нравится, когда ты так говоришь.
Он произносит это почти шепотом, и на его лице лежит безмерная грусть.
— Что же делать, если так оно и есть.
Неожиданно он смеется.
— Кто-нибудь обязательно избавит тебя от этого комплекса, в мире огромное количество мужиков, способных на это!
— Милый, — ласково мурлычу я, пытаясь загладить вину. В порыве чувств я крепко обнимаю его. — Им тоже придется учить меня, им тоже нужно будет сначала узнать меня. А это займет уйму времени и сил. Ничто никогда не дается даром. И все равно вряд ли это им удастся.
— С чего ты взяла?
Я поднимаю глаза.
— Не знаю.
Йоуни хватает меня за плечи:
— Сара! Брось меня! Думай о себе. Ни к чему продолжать этот балаган…
— Не говори так!
Я прижимаюсь к нему. Он не реагирует и не отвечает на мои ласки, но потом вдруг оттаивает, берет мою грудь в рот и сжимает ее губами так сильно, как будто от этого зависит его жизнь.
— Все будет хорошо. Мне не нужен никто другой. Ты должен мне верить. Я никогда не смогу полюбить никого другого!
Вечером Йоуни бродит по квартире как неприкаянный. Курит одну сигарету за другой, рассеянно наигрывает мотивчики на рояле, включит телевизор — выключит, почитает газету — отбросит в сторону.
— Может, откроем бутылочку вина? — спрашивает он.
— Так недолго и спиться, — вяло отвечаю я.
— Ну, до этого еще далеко.
Я загибаю пальцы. Вот уже две недели, как мы каждый день что-нибудь пьем. Не до беспамятства, но все же.
— Мне даже страшно становится, до чего мы с тобой докатились, — вздыхаю я.
— Мне тоже, — говорит Йоуни. — Вот и давай выпьем, чтобы было не так страшно.
Он открывает холодильник.
Через пару часов Йоуни начинает меня раздевать. На лице у него решительное и одновременно несколько испуганное выражение. Я не знаю, что он задумал. Вероятно, он в очередной раз решил попытаться довести меня до оргазма. Я снова стараюсь думать только об этом чертовом слиянии душ и ни о чем другом. Йоуни продвигается медленно и осторожно, стараясь уделять клитору как можно больше внимания. Мужчины ведь теперь такие просвещенные в этом вопросе. Судя по выражению лица Йоуни, именно эту цель он и преследует.