Аквариумная любовь
Шрифт:
На кухне продолжается звон посуды. Потом снова слышится злобное рычание. Я встаю и иду на кухню.
Сеппо в куртке сидит за столом и жадно пьет кофе. Выражение лица у него прямо как у персонажей фильмов ужасов.
— Доброе утро.
Он бросает на меня злобный взгляд. Заметив, что на мне почти ничего нет, кроме полупрозрачной ночнушки, он тут же отворачивается.
— Ты что тут буянишь? — спрашиваю я.
Он никак не реагирует на мои слова. Потом я вдруг вспоминаю про подарок из
— Это из Лиссабона…
Он смотрит минуту, а потом медленно открывает его. При виде обложки, на которой улыбаются пятеро смуглых парней с электрическими гитарами, он довольно хмыкает.
— Спасибо, — громко говорит он и убирает подарок во внутренний карман.
— Это какая-то местная группа, — поясняю я.
— Понятно…
Сеппо встает.
— Ну… мне пора на работу. Пока.
— Пока.
Он идет в коридор тяжелой поступью, так что в окнах дребезжат стекла. Я слышу, как за ним захлопывается входная дверь. Вот и попрощались. В пять часов я уезжаю в Тампер.
Я сижу одна на кухне, пью остывший кофе и смотрю на улицу. И снова думаю о Йоуни — что ему нравится просто быть, что все его существование наполнено детской радостью, что он умеет в любом деле найти что-нибудь приятное для себя. Он всегда кричит «привет» выскакивающему из тостера хлебцу, потому что «у него тоже есть чувства», а поджаренный хлебец с хорошим настроением гораздо вкуснее, чем хлебец, настроение которого на нуле. Он придумывает для меня всякие сюрпризы и прячет маленькие подарки везде, где только можно. Он с жадностью смотрит мне в лицо, когда я открываю его подарки. Часть из них он тайком стащил из магазина, но не испытывает по этому поводу ни капли вины.
Просыпаясь, он первым делом думает: «Чем бы таким мне сегодня заняться?..»
Я люблю его до беспамятства, до боли в мышцах. Но в постели я с ним не получаю удовольствия.
Мы больше никогда не сможем любить друг друга, как прежде, больше не будет настоящих искренних мгновений. Мы слишком далеко зашли и оказались в тупике. Или точнее, я. Это я во всем виновата, с меня все началось.
Я подумала, какими пошлыми теперь кажутся мне разговоры о том, что в постели все уладится само по себе, лишь бы только все остальное было в порядке. Что если люди в духовном плане подходят друг другу, то и в сексе все будет хорошо. Что секс объединяет двух людей. Ни хрена. Некоторых он только разъединяет. Нас, например.
Я в панике вскочила со стула и бросилась к телефону. Набрала номер Йоуни. Не отвечает. Набрала снова. Опять ничего. Я решила позвонить на радио — он говорил, что у него сегодня эфир. Там сказали, что его нет.
Мне стало так плохо, что безумно захотелось с кем-нибудь встретиться. Ханну Токола. Как я могла о нем забыть?!
Я набрала номер.
— Ханну Токола слушает, — ответил представительный голос.
— Привет, это Сара.
— A-а,
Было слышно, что он удивлен и даже как-то растерян.
Я не выдержала:
— Честно говоря, мне ужасно плохо.
Он закашлялся.
— Что-то случилось?
— Да нет. Слушай, я сейчас в Коккола. Приезжай. Или нет. Не приезжай. Давай сходим в бар.
Ханну засмеялся. Это был хороший знак.
— В бар? Ты на часы вообще смотрела?
— Не-а.
— Времени — без четверти одиннадцать.
— Знаешь, у меня по жизни правило: до одиннадцати не пить. Так что у нас с тобой в запасе еще целая четверть часа. Думаю, за это время мы как раз успеем добраться до ближайшего бара.
— Ну ты даешь…
Он лениво зевнул в трубку.
— Ну хорошо, давай. Встречаемся через четверть часа.
Я собралась за три минуты. Схватила старый велик и, отмотав два километра за четыре с половиной минуты, вскоре была на месте.
Во дворе кабака уже стоял старый «Фольксваген». Ханну успел приехать раньше меня. Ишь как его в кабак потянуло, а еще ломался.
Я вошла внутрь. В баре не было никого, кроме Ханну. Он сидел за стойкой. На нем был темно-зеленый свитер и вельветовые штаны. Одежду ему до сих пор покупает мать.
Зимой он всегда ходил в куцем пальто с меховым воротником, купленным на распродаже «Армии спасения». У него были короткие сальные волосы. Он вышагивал по поселку, крутя головой из стороны в сторону. Вылитый русский турист.
Девчонки в школе от него просто кипятком писали, хотя мне он никогда не казался особо привлекательным — лицо словно вырублено топором.
— Привет, — небрежно поздоровалась я и уселась напротив.
— Привет, — ответил Ханну и помахал мне рукой, хотя я сидела всего в нескольких сантиметрах от него.
Я была и в самом деле рада его видеть. Рядом с ним жизнь казалась проще.
Мы заказали по пиву.
— Ну, как жизнь молодая? — спросил Ханну с наигранной развязностью, как всегда, когда он смущался.
— Я же уже сказала: хреново.
— А че так? Общага не нравится?
Я сделала большой глоток. Времени было без двух минут одиннадцать. Моя жизнь медленно катилась под откос.
— Да не в общаге дело. У меня, понимаешь ли, кризис в личной жизни.
Ханну понимающе кивнул, хотя я прекрасно знала, что он ни черта не смыслит в этих вещах.
— Но не будем об этом, — бодро сказала я. — Как у тебя дела?
— Да ничего особенного… Работа и все такое.
— А как на личном фронте?
Ханну поспешно хмыкнул.
— Ну… была у меня одна некоторое время… но не знаю. Она была такая нерешительная… из разряда тех, кому надо бы вначале врезать хорошенько по башке, а уж потом разговаривать, все равно о чем, хоть о рытье траншеи.
— Понятно.
— А сейчас я встречаюсь с Тойни, где-то уже неделю. Она работает продавщицей в «Анттиле».