Алакет из рода Быка
Шрифт:
— Мингюль! — Алакет наклонился над ней, но ответа не было. Глаза ее закрыты. Сбросив с себя меховую одежду, Алакет закутал подругу. Мороз сотнями острых игл впился в прикрытое одним кожаным халатом тело, но Алакет не замечал этого. Он крепко привязал к своему поясу поводья обоих коней. Потом взял на руки Мингюль, голова ее безжизненно упала ему на плечо. Проваливаясь в снег, Алакет тяжело зашагал навстречу бурану и вскоре потонул в белесой мгле.
Шло время… Кромешная тьма одела перевал. Буран утих. В разрыве туч показалась серебристая луна. Возле каменной пирамиды на перевале, тяжело переводя дыхание, остановился человек в изорванной одежде, ведущий за собой коня. Луна осветила рябоватое широкоскулое лицо с раскосыми черными глазами. Огромный рост, широкие плечи, могучая грудь говорили о недюжинной силе. Как и всякий путешествующий в горах, человек этот был вооружен. На сыромятном ремешке покачивается кинжал. К наспех сделанному неуклюжему седлу приторочены лук и колчан со стрелами. Бросалось в глаза, что их наконечники, как и на стрелах Мингюль и Алакета, сделаны из камня и кости. На плече он нес очищенный от сучьев стволик молодой березки, на конце которого прикреплен огромный круглый камень. Ударом такой булавы можно проломить череп старому быку или даже тигру, но рука, владевшая таким оружием, должна обладать железными мускулами.
— Ну, кажется, кончилось, — пробормотал человек, глядя на небо. — Теперь мы с тобой найдем убежище, где можно спокойно дождаться конца зимних буранов.
Он повернулся к коню.
Видно, долгие скитания по горам в одиночку приучили его делиться мыслями лишь с самим собой да с черногривым помощником. Наполняющая его сила, вероятно, не давала ему долго быть под впечатлением пережитой опасности, потому, передохнув, он снова заговорил с конем:
— Но куда же делись те двое? Неужели тоже ушли в буран? Что их гонит так неуклонно и именно по нашему с тобой пути? Судя по походке их коней, оба они динлины, а по следам на привалах — одна из них женщина, и притом не старая. Что гонит их из родной земли? Мы с тобой не слишком медлим, но они все время обгоняют нас более чем на день пути…
В эту минуту взгляд его упал на каменную пирамиду. В глазах путника отразился страх. Вынув из ножен кинжал, он отрезал от своих ветхих лохмотьев лоскут и, бормоча молитву горному духу, положил его на пирамиду. Затем, не оглядываясь, он быстро зашагал прочь, ведя за собой коня.
Пламя костра бросало красноватые отблески на сырые, покрытые инеем стены пещеры, на одной из которых застыла огромная черная тень Алакета, сидящего возле ложа из еловых лап и сухого мха. Суровые морщины перерезали высокий лоб юноши. Он с тоской смотрел на Мингюль, которая вытянулась на ложе, закутанная до подбородка в меховую одежду, свою и Алакета. Лицо ее горело. Помутневшие глаза широко раскрыты. Сухой, раздирающий кашель вырывался временами из ее груди. Больная со всех сторон обложена сухим конским навозом, который хорошо сохраняет тепло. Блик от костра скользнул по лицу Мингюль. Она заметалась: «Вот! Вот! Это Идат и Дугундэй… Они гонятся за моим отцом! Умахет, брат мой… Тебя хотят схватить огненные духи гор! Алакет, любимый, беги! Я закрою тебя от стрел…»
— Голубая козочка моя, успокойся. Я здесь, с тобой, — ласково проговорил Алакет, касаясь щекой горячего лба подруги.
Больная утихла и, казалось, забылась. Алакет медленно подошел к выходу из пещеры. Леденящий холод обжег грудь и лицо. Солнце, одетое туманной мглой, белым призраком вставало над горами. Взяв кинжал, Алакет вышел из пещеры. Отойдя к ближнему, одетому серебристым снежным узором кустарнику, он, ловко орудуя то лезвием, то концом рукояти кинжала, принялся разгребать снег. Он копал долго. Тепло разлилось по закоченевшему телу. Но вот, взглянув под ноги, он тяжело вздохнул и перешел на новое место. Разрыв снег еще в трех местах, Алакет устало оперся на тонкую молодую березу и с горечью взглянул на затянутое белесой дымкой небо. Он снова опустил глаза. Взгляд его упал на склон горы, где снег тоже был разрыт, но гораздо раньше. Юноша подошел к этому месту. Во все стороны от разбросанного снега шли следы раздвоенных копыт. «Олени добывали пищу из-под снега… Вот бы принести Мингюль свежего оленьего жира… Но нет. Олени не пойдут туда, где слышен запах дыма, а я не могу уйти далеко от пещеры. Хорошо, что еще есть мясо в сумах и под седлами коней…»
Алакет хотел идти к пещере, когда взгляд его упал на маленькие заиндевелые листики, незаметно прилепившиеся у стенки разрытой оленем ямки.
— Неужели! — Быстрыми ударами кинжала он выбил несколько комьев земли, под которые уходили корешки этой невзрачной травки. Земля гулко звенела под железным лезвием. Положив мерзлые комья за пазуху, юноша быстро зашагал к пещере. Войдя в пещеру, юноша бросил принесенные куски земли на камень возле костра. Мингюль глухо стонала. Алакет, взяв деревянную чашку с растопленным снегом, уронил несколько теплых капель на пересохшие растрескавшиеся губы любимой. Он попытался дать ей поджаренного мяса, но больная не смогла есть. Покачав головой, Алакет разложил оттаявшие земляные комья и извлек ветвистые корешки. Наморщив лоб, юноша мучительно напрягал память: «Что же делала тетка Тынгет, когда лечила маленького Туруга? Кажется, так…»
Придвинув камень к костру, Алакет ждал, чтобы корешки подсохли. Тем временем он прикрепил над огнем конский желудок со снегом, чтобы снег растаял и вскипел. Когда вода забурлила, Алакет мелко искрошил подсушенные корешки и бросил в кипяток вместе с кусками оленьего жира. И тут молнией блеснуло в памяти: «Да ведь я же не знаю заклинания духа трав, а когда болел Туруг, тетка не только сама совершала обряд, но еще звала шаманку… Что ж делать? — Но отчаяние оказалось сильнее сомнений. — Что ж, попробую без заклинания… Хуже, чем есть, не станет!»
Алакет наполнил чашку отваром. Необычный одурманивающий аромат защекотал ноздри. Поболтав, чтобы остудить жидкость, юноша поднес чашку к губам Мингюль. Она глотала отвар, казалось, не замечая этого. Когда чашка наполовину опустела, Мингюль заметалась со стоном на своем ложе. Алакет бережно обнял подругу, положил ее голову себе на колени, и она утихла.
Томительно потянулось время. «Без заклинания средство не поможет, — с тоской думал Алакет. — Что же мне делать?» Алакет не знал, сколько прошло времени: он задремал. Очнувшись внезапно, как от толчка, он со страхом взглянул в лицо Мингюль. Что такое? Горячечный румянец сменился матовой бледностью, но дыхание стало ровней и во всем теле чувствовалось успокоение. Алакет, не веря глазам, смотрел на спящую подругу. Вот черные глаза ее приоткрылись и ясным взором взглянули на юношу.
— Алакет, что случилось? Где мы с тобой?
Юный динлин нежно привлек к себе любимую.
Прошло несколько дней. Мингюль была еще слаба, но запас мяса подходил к концу, и Алакет решился отправиться на охоту. Скоро отдохнувший, бодрый скакун радостно нес седока вверх по тропе. Вот и оленьи следы. Юноша направил коня по пути, которым прошло стадо. Верное животное легко взяло подъем. Всадник спрыгнул с коня. Дальше он осторожно пошел пешком, держа наготове лук и стрелу и внимательно оглядываясь по сторонам. Несколько шагов — и охотник, упав на снег, неслышно пополз между кустарниками. Перед ним открылась поляна, на которой несколько оленей резкими ударами передних копыт разгребали снег, отыскивая пищу. Стадо охранял вожак с могучей грудью и раскидистыми рогами. Он стоял с гордо поднятой головой, чутко насторожив уши и шевеля ноздрями, из которых струился к вершинам деревьев белый пар. К счастью, ветер дул со стороны стада в лицо Алакету.
Охотник весь подобрался. Прищурив глаз, прицелился в одного из оленей. Свистнула стрела. Стадо насторожилось. Но раньше чем оно успело умчаться с поляны, стрела пронзила оленю сердце. Но что это? Изумленный динлин вскочил на ноги. Одновременно с его стрелой вторая стрела прошла через шею оленя. Из-за дерева вышел человек могучего телосложения в рваной одежде, с рябоватым лицом.
— Во имя духа охоты! — воскликнул неизвестный на ломаном динлинском наречии.
По обычаям динлинов, человека, присоединившегося к охотникам с таким возгласом, полагалось допустить к участию в охоте и в дележе добычи.
— Мир охотнику! — по обычаю ответил Алакет.
— Что ж, юноша, — сказал незнакомец, — приведем на поляну своих коней да разделим тушу.
— Так, отец, — кивнул Алакет. Неизвестный был, по крайней мере, вдвое старше его.
Кони были выведены на поляну, и охотники присели возле туши. Незнакомец обнажил кинжал… и… Внезапно на лице Алакета отразилось одновременно изумление и недоверие. На перекрестье кинжала юноша увидел рельефное изображение двух бычьих голов. Незнакомец же ничего не заметил, так как свой кинжал Алакет прикрепил вместо острия к копью Мингюль и оставил его в пещере, а с собой взял только каменный нож, который он смастерил в дороге из плоской гальки, подобранной на берегу горного ручья. Обив узкие стороны ее камнем, Алакет превратил их в острые режущие края. Затем вставил каменное лезвие в расщепленную короткую и толстую палку, крепко обмотал рукоять ремнем, и нож был готов.