Алатырь-камень
Шрифт:
Константин прищурился и удивленно воскликнул:
– Родион! Вот уж не чаял!
Тот словно ждал этого и тут же открыл глаза. Непослушные губы попытались улыбнуться. Даже обмороженная почерневшая кожа на лице и та чуточку посветлела.
– Здрав буди, государь, – почти беззвучно прошептал он и вновь потерял сознание.
– Что с ним? – посмотрел на старика Константин, каким-то наитием угадывая в нем лекаря.
– Я сделаю так, что он заговорит, хотя ненадолго, – произнес тот со вздохом. – Слушай внимательно, потому что после этого он сразу уйдет в иной мир.
– Тогда не надо, – торопливо сказал Константин. – Пускай лучше он заговорит через день, два, да хоть через десять дней, но останется жив.
– Он не останется, – мотнул головой лекарь. – Меня зовут Бадр-ад-дин Махмуд ибн Усман. Для вас, русичей, это тяжело, поэтому называй меня просто ибн Усман. Я много лет лечил лучших людей Булгарии, да и не только их одних. Но для того, чтобы понять, когда человек жив, а когда он мертв, не обязательно лечить столько лет. Этот человек мертв. Он мертв три дня. Я не могу сказать, какие боги удерживают его душу. Зато я знаю, что он каждый день и каждую ночь молил их о том, чтобы они дали ему еще немного времени. Но их могущество тоже не беспредельно. Если я не дам ему лекарство, он все равно умрет, так и не сказав, что хотел. А теперь повелевай, что мне делать.
– Ах ты, напасть какая, – прошептал Горыня и сконфуженно умолк, когда Константин раздраженно обернулся к нему.
– Ты сказывал, что с ним прискакали четыре десятка людей, – заметил он воеводе. – Поди распорядись, чтоб их напоили, накормили, найди место для ночлега. Да повели, чтоб ни одна живая душа сюда не входила! – крикнул вдогон и повернулся к старику. – Действуй! – сказал он каким-то холодным отстраненным голосом.
Ибн Усман неторопливо извлек из своего небольшого узелка флакон темного стекла. Слегка взболтав его, он ловко запрокинул голову лежащего, разжал ему рот и неспешно стал вливать содержимое флакона.
Затем лекарь встал, молча указал на освободившееся место на лавке, и предупредил:
– Немного подожди и не торопи его. Когда питье начнет действовать, твой воин сразу заговорит. – Он поклонился и вышел из гридницы, оставив Константина наедине с Родионом.
Прошло не больше минуты, когда тот вновь открыл глаза и действительно заговорил. Это была не совсем связная речь, к тому же Родион очень торопился, чувствуя, что силы покидают его навсегда. Наконец он умолк. Ожидание, что тот заговорит вновь, оказалось тщетным. Константин опрометью выскочил за дверь и чуть не сшиб с ног старика, который стоял в шаге от нее. Глаза его были закрыты, а по морщинистой щеке катилась мутная старческая слеза.
– Он замолчал, – почти крикнул Константин. – Он замолчал, не договорив. Дай ему что-нибудь, ибн Усман. Он должен договорить. Если он умрет не досказав, то…
– Скляница пуста, – просто сказал лекарь. – Да она и не помогла бы, даже если бы была наполнена до краев. Я же говорил – он умер три дня назад.
– Но как он тогда говорил со мной только что?! – выкрикнул Константин. – Ты, наверное, оговорился?!
– Знаешь, чем отличается неопытный лекарь от опытного? – неторопливо спросил булгарин и сам же ответил: – Оба они могут ошибиться, определяя болезнь человека. Если лекарь неопытен, то он может ошибиться и в смерти, преждевременно решив, что больной, лежащий перед ним, уже мертв. Но опытный врач такой ошибки не допустит.
– Выходит, он умер, так и не договорив, – растерянно произнес Константин.
– Я же тебе сказал, что этот человек мертв уже три дня. Отчего ты мне не веришь? – мягко, но настойчиво возразил ибн Усман. – Последние три дня я ехал с мертвецом. И с тобой тоже говорил мертвец.
– Мистика какая-то, – пробормотал Константин.
– Так бывает. Очень редко, но бывает. До этого случая у меня был еще один. Давно, лет двадцать назад.
Внезапно он открыл глаза и стал пристально вглядываться в лицо царя.
Загадочный осмотр длился не меньше минуты, после чего лекарь пояснил:
– Я хочу запомнить тебя. Моему хану Абдулле ибн Ильгаму служит много воинов. Хватает среди них и хороших. Есть и великие. Их совсем мало. Таких, как этот, я у него не встречал. Счастлив правитель, которому служат такие воины.
Он низко склонился, неспешно повернулся и пошел к сеням, но у самой двери обернулся и заметил:
– Я не слышал, что он тебе говорил. Но я думаю, что он не ушел бы, не досказав все до конца. Ты что-то упустил. Твоя промашка в том, что ты слушал его умом. Теперь припомни все его слова и пропусти их через сердце. Тогда ты поймешь, что я был прав. Только советую поторопиться, иначе ты можешь не успеть.
– Не успеть куда?
Старик флегматично передернул узеньким плечиком:
– Я не просто лекарь – я хороший лекарь. Мне дано чувствовать запах смерти.
– Ты опять про Родиона? – не понял Константин.
Старик грустно усмехнулся и медленно покачал головой:
– Запах повсюду. Но когда я подъезжал к твоему городу, он был намного сильнее. Смердело оттуда, – и он махнул рукой куда-то вправо. – А теперь думай, – строго добавил он и перешагнул порог.
Константин рванулся было за ним, но затем остановился, круто развернулся и вернулся в гридницу. Там он присел возле Родиона и задумчиво взглянул на него.
– Ну, начало мне было хорошо понятно, – произнес он, обращаясь к лежащему, словно тот мог его услышать. – И середина тоже куда ни шло, а вот в концовке ты зачастил, парень. Про синь-камень мне вообще невдомек. Неужто Бату рискнет…. Да нет, ему не пройти, тем более так быстро. К тому же у нас договор. Тогда что? И при чем тут день Карачуна? А ведь этот день сегодня. Ты же сам сказал. Значит, надо торопиться, но куда? И лекарь тоже советовал поспешить. А еще он говорил про запах смерти, который… который не в городе. Несло его… Откуда?
А если с озера? А там как раз синь-камень… Стоп! – почти выкрикнул он.
Осколки бессвязных слов Родиона наконец-то, как живые, сложились в цветную мозаику, и подсказка лекаря, словно рамка, очертила их, сомкнув воедино. Теперь он знал, что нужно делать, вот только и впрямь не было бы поздно.
Вихрем выскочив в галерейку, где он совсем недавно беседовал со стариком-булгарином, Константин опрометью пробежал ее и резко затормозил в узком переходе перед двумя дружинниками, которых поставил здесь воевода Горыня.