Алатырь-камень
Шрифт:
– И когда вырос, сопля зеленая? – растерянно развел руками Вячеслав.
– А ты пока займись нашими союзничками, – посоветовал ему Константин, кивнув в сторону булгар и юрматов, с любопытством наблюдавших за действиями изобретателя и его людей. – Они ж такого никогда не видали – не перепугались бы. А лучше всего вообще отведи их подальше. Пусть вначале издали посмотрят.
Воевода послушно кивнул, постепенно приходя в себя, и пошел пояснять.
Константин тем временем вновь оглянулся, на этот раз в сторону города. Воевода все медлил с выводом своих людей, зато Минька разошелся не на шутку. Он всегда был взрывной, но отходчивый, вот и теперь как ни в чем не бывало командовал своими людьми. Да так бойко – залюбуешься. Правда, выходило не совсем по-военному, но главное, что его все понимали и действовали дружно и быстро.
А пушчонки были и впрямь невелики, калибром миллиметров восемьдесят, не больше.
– Вначале бомбы, – крикнул Минька, и сразу же трое его людей метнулись к возку и вытащили оттуда по чугунному ананасу с рифлеными, как у лимонки, боками и косо торчащим фитилем.
– Долетит ли? – усомнился один из мастеровых.
– Навесом бить будем, – азартно крикнул Минька, тщательно прицеливаясь и поднося пылающую головню к фитилю ядра, уже вложенному в пушку.
Неторопливо запалив его, он, насвистывая, подошел к другой, затем к третьей. От первого фитиля оставался лишь угрожающе жалкий хвостик, когда он вернулся и поднес головню к заряду.
Заждавшаяся пушка радостно выплюнула круглый чугунный колобок, стремительно полетевший навстречу лаве, уже развернувшейся хищным полумесяцем. Крутая навесная траектория полета не успела смениться на падение, как раздалось хрипловатое рявканье другой и, почти сразу, третьей пушки.
В этот миг первая бомба, будучи еще в воздухе, разорвалась, осыпая атакующих всадников жалящими черными осколками. Спустя секунду бабахнула вторая, еще через мгновение – третья. Жалобно ржали кони, пронзительно визжали всадники, выбитые из седел, но лава, потеряв десятка три, продолжала неуклонно нестись к холму.
– Табань, табань! – подгонял Минька мастеровых, прочищавших стволы от нагара – не дай господь, если в нем останется хоть одна непогасшая искорка. – Хорош! Теперь заряды и по ядрышку. А на третий раз доставайте картечь, – предупредил он подносчиков, деловито поджигая первый фитиль, и тут же скомандовал сам себе: – Огонь!
И снова все произошло как в первый раз, с той только разницей, что траектория полета бомб была не столь крутой. Еще три десятка монголов легло в снег, но лава неслась, не замедлив хода.
– Обкуренные они там, что ли? – зло сплюнул Вячеслав и пожаловался Константину: – Я, честно говоря, думал, что они испугаются огненного боя, а им хоть бы хны.
– Я тоже надеялся, – согласился тот с другом. – Но где же воевода?
– Я ему ухо откушу, если через минуту не выедет, – грозно пообещал Вячеслав.
– Если доживем, – пробормотал себе под нос Константин, но Славка услышал.
– С таким-то наводчиком, – тут же откликнулся он. – Непременно доживем. – И крикнул изобретателю во весь голос: – Вот уж никогда не подумал бы, что в разгар боя буду стоять себе, как барин, а ты воевать, да еще как!
Минька, польщенный похвалой, зарделся и отвернул довольное лицо, а Славка устремился к дружинникам.
– Ну что, орлы! – весело заорал он, щуря глаза и внимательно прикидывая расстояние до противника. – Пришла и наша очередь! Арбалеты, товсь! – зычно скомандовал он дружинникам, которые мгновенно изготовились к стрельбе. – Залп!
Русичи били метко. Всадники шли кучно, так что если какая-то из стрел и миновала первую шеренгу, то обязательно находила жертву во второй. Где-то с полтора десятка человек недосчитался монгольский строй, но лава по-прежнему неслась вперед.
– А у меня убойнее получается! – совсем по-мальчишечьи завопил Минька, в очередной раз поджигая фитили.
Только один изобретатель знал, насколько опасно то, чем он сейчас занимается. Хорошо, что самых старых мастеров, которых он самолично учил, как именно, а главное – сколько времени надо прочищать стволы, с ним сейчас не было. Молодые же и не подозревали, что с каждой секундой сокращенного времени ровно на один шанс увеличивается опасность оставления малюсенького катышка непрогоревшего пороха, а следовательно, непроизвольного взрыва. Сейчас изобретатель оценивал его вероятность уже как пятьдесят на пятьдесят.
– Зато у меня быстрее, – откликнулся Вячеслав и снова скомандовал: – Пли!
На этот раз все произошло почти одновременно, картечь смешалась со стрелами, и монгольский строй, разом утратив еще десятка четыре воинов, несколько сбился с бешеного ритма скачки, ставшей не такой уверенной.
– Оп-па! – весело завопил Славка и разухабисто затянул: – Тут мои честные вопли услыхал честной народ. И хотя народу было чем заняться… [206] Пошли, пошли, родимые… Залпом, пли!
206
Здесь и далее Вячеслав поет песню Сергея Трофимова «Петушки».
Константин оглянулся. Из настежь распахнутых городских ворот выкатывали волны всадников во главе с воеводой. Но уж больно неторопливо все это происходило, точно в замедленной съемке.
– Я с испугу чуть не помер, я с испугу протрезвел, и ору себе, как баба-роженица… Залпом, пли! Эх, твою мать, а они и правда не поспевают!
Да, теперь становилось ясно, что полк воеводы действительно не успевал, тем более что часть монгольской конницы – сотни три, – повинуясь гортанному окрику нарядного всадника, скачущего впереди, уже разворачивала коней в сторону города, рассчитывая своей самоубийственной атакой пусть не остановить, но сдержать русичей, выигрывая драгоценное время.
Впрочем, его было и так предостаточно, чтобы успеть не один, а три раза управиться с жалкой горсткой людей, упрямо сгрудившихся возле синь-камня.
Новый залп картечи снес около двадцати человек, еще один – арбалетный – и десятка полтора на льду, но остальные-то, остальные почти рядом, метрах в трехстах, не больше. Вот уже полетели в ответ и первые монгольские стрелы.
– Теперь наш черед, царь, как ты и обещал! – подбежал к Константину Рашид. – А то на нашу долю так ничего и не останется!