Алатырь-камень
Шрифт:
– И ради этой сказки весь переполох устроен? – недоверчиво поинтересовался Торопыга. – Мало ли что умирающий в бреду поведает. Нет, про ханский обман – оно конечно, а вот колдуны, синь-камень…. Сам посуди, государь, ну откуда здесь монголам взяться? Пусто кругом.
– Я бы не устраивал, но вот беда, – развел руками Константин. – Родион сказал, будто колдун ругался на Бату за то, что тот послал таких жадных воинов в тот раз. Если бы они самовольно не изменили свой путь, то еще тогда все было бы кончено, а из-за их глупости пришлось ждать столько лет.
– Ну и что? – недоуменно нахмурился Торопыга.
– Всеведа вспомни, – посоветовал Константин. – Тысячный отряд
– А день Карачуна сегодня, – негромко откликнулся Николка, задумчиво поглаживая рукой камень. – На нем хорошо топор точить, – похвалил он синеватую глыбу. – Вон какой шершавый. Ежели его распилить, то столько точил получится, что… ой! – отдернул он руку и пожаловался: – Колется.
– А ну-ка покажи, – заинтересовался Константин.
– Да пустяшное дело, государь, – засмущался Торопыга. – Даже руда не выступила.
– Давай-давай, показывай, – поддержал Вячеслав, мгновенно поняв, чего именно хочет друг.
Руку Николки с маленьким черным пятнышком, еле видимым на среднем пальце левой руки, они разглядывали чуть ли не минуту, затем переглянулись между собой.
«Обычный электрошокер, причем очень слабенький», – говорил взгляд воеводы.
«Только откуда здесь динамо-машина?» – вопрошали глаза Константина.
– А по-моему, Родион все-таки что-то напутал, – задумчиво произнес Николка. – Ну какие тут могут быть монголы? – Он плавно обвел засыпанные свеже-выпавшим снегом окрестности озера. – Нешто мои люди меня не предупредили бы? Тогда выходит, что и они и я зазря твой хлеб-соль едим. Верно я говорю, Вячеслав Михалыч? – повернулся он за поддержкой к воеводе.
Тот в ответ неопределенно пожал плечами и посоветовал:
– А ты все же получше всмотрись. То ли мне мерещится, то ли в глаз что-то попало, но какие-то черные точки в кустах промелькнули. Вон, пригорочек впереди. Сдается, он повыше камня будет, так ты до него доскачи и глянь, – посоветовал он добродушно.
Едва Торопыга удалился, как Вячеслав взволнованно повернулся к другу. Солидная важность верховного воеводы всея Руси мгновенно слетела с него, и на Константина смотрело лицо юного спецназовца. А сквозь волнение уже проглядывала прежняя, столь хорошо знакомая Константину по былым годам, лихость и бесшабашный задор:
– Будет драка, Костя. Это я тебе точно говорю. Есть одна примета, которая всегда сбывается. Как только у меня в голове Высоцкий или Трофим [201] зазвучит – все. Считай, что мордобитие обеспечено. Иногда сам удивляюсь. Вроде все в порядке, а я кого-то из них с утра напеваю. К чему бы? И на тебе, то на дороге засаду устроят, то вообще в абсолютно мирном русском городе ребятки местные пристанут, чтоб я с ними тренинг провел. Вот и сегодня с самого утра в ушах мелодия звучит, аж подпевать хочется.
201
Трофим – поэт, композитор и певец Сергей Трофимов. По мнению многих, включая и автора этой книги, один из самых лучших бардов России, если только не самый лучший.
– А кто поет?
– Трофим, – нахмурился Славка.
– Это что – хуже?
Воевода как-то странно покосился на него и явно ответил не то, что на самом деле думал:
– Считай, что они одинаковы.
– А чего хмуришься? – не отставал Константин.
Славка открыл было рот, затем закрыл, потом опять открыл и, указывая в сторону города, сказал другу:
– А вот и первая подмога.
Тот обернулся. Действительно, к ним во весь опор уже неслись всадники.
– Только что-то их много, – пробормотал Константин. – С нами всего два десятка ехало.
– Так Минька мастеровых своих на коней посадил, а их у него не меньше. Вон как в седле держатся – яко пес смердячий на заборе, – процитировал он известное выражение Петра I.
– А остальные?
– Этих я не знаю, – насторожился Славка. – Слушай, уж не монголы ли? – И он потащил клинок из ножен.
Но тревога была ложной. Как оказалось, старик-лекарь сразу после разговора с Константином не отправился спать, хотя ему и предложили местечко среди своих. Некоторое время он сокрушенно разглядывал безмятежно посапывающих булгар и юрматов, перебирая в сухих старческих пальцах янтарные четки-бусинки.
Затем, вздохнув, лекарь вышел на улицу, протер лицо снегом, извлек из своих пожитков молитвенный коврик, разулся и, встав лицом к югу, то есть к Мекке, приступил к совершению утреннего намаза. Он прочитал первую суру из Корана, сделал два положенных рак-ата [202] , но на этом его салят ассубх [203] не закончилась. Немного подумав, он прочитал еще и другую суру, последнюю [204] , показавшуюся ему особенно важной.
202
Рак-ат – поклонение, падение ниц. Их количество в намазе строго регламентировано. Во время утренней молитвы необходимо совершить два рак-ата, во время полуденной – четыре и т. д.
203
Салят ассубх – ежедневная утренняя молитва на заре (между рассветом и восходом солнца).
204
Последняя сура – имеется в виду 114-я сура Корана «Люди».
Затем лекарь не спеша поднялся, свернул коврик и отправился будить Рашида, назначенного ханом старшим над этими десятками…
– Наш хан Абдулла ибн Ильгам сказал тебе, русский царь, что клинки его воинов будут с тобой до тех пор, пока камень не станет плавать, а хмель тонуть [205] , – спрыгнув с коня и легко, кошачьей грациозной походкой ступая по снегу, подошел к Константину Рашид. – Я что-то не видел утонувшего хмеля, и по пути сюда мне ни разу не встретился камень, всплывший из воды, – первым улыбнулся он своей незамысловатой шутке.
205
Речь идет о торжественной клятве булгар, которая заканчивается словами: «разве тогда нарушим договор свой, когда камень начнет плавать, а хмель тонуть». Именно так, заключая союзный договор, поклялся Абдулла князю Константину.