Алатырь-камень
Шрифт:
«А теперь передохнем», – вздохнул он с облегчением, но тут же услышал предостерегающий голос ведьмака:
– Класть нельзя. Тело один раз кладут и больше его уже не касаются. Так что коли силы есть – неси, а нет – клади и сам спускайся.
– Да ведь он же тогда сбоку лежать будет, – возмущенно охнул Радомир.
– Ну ты сам погляди – он и так еле на ногах стоит, – примирительно заметил Маньяк. – Свалится еще, тогда совсем худо будет.
– Но как же! – чуть не плакал Радомир.
– А вот так! – сердито огрызнулся ведьмак. – Видать, не судьба Всеведу в ирие косточки стариковские согреть. Нет у его друга силенок – я отсель и то вижу, – и вновь князю: – Клади!
Злость снова охватила Константина. Да в конце-то концов, он что им, нанялся тут на дереве выплясывать?! Ну да, нет у него сил, так что – его в том вина? И, засопев, он… решительно двинулся дальше.
По стволу идти было легче, потому что «канат» под ним имел в обхвате не меньше сажени, и устойчивость при ходьбе была отменная. Зато после первых же шагов начались ветви. Те, что оказались по бокам, не мешали, а вот торчащие вверх изрядно стопорили движение, заставляя постоянно менять маршрут, виляя между ними не хуже иного лыжника-слаломиста.
«Ничего-ничего, – подбадривал себя Константин. – Зато у Радомира уши красные будут. И опухшие».
Тут он остановился. Впереди, прямо перед собой, он с ужасом увидел целый частокол копий, устремленных на него. Это были ветви другого дерева. Обломанные, они хищно поджидали его, напрочь перекрыв путь.
– По-моему, мы приехали окончательно, – пробормотал себе под нос Константин.
– Вот тут и клади. Дальше не лезь, – послышался снизу голос Маньяка.
– А вот хрен тебе во всю морду, – заорал сверху Константин и упрямо двинулся вперед.
Странно, но это ему удавалось. Оставалось только удивляться, почему достаточно толстые ветви, упирающиеся ему в грудь, при продвижении вперед вначале гнулись, а потом с треском лопались, будто тонкие прутья. С каждым шагом обретая уверенность в своих силах, Константин продвигался все дальше и дальше, пока не услышал снизу сразу два отчаянных голоса, наперебой призывающие его остановиться.
– Все, царь, пришел ты уже, – зычно гудел голос Маньяка.
– Середка, государь, середка пред тобой. Ты на ней прямо стоишь, – звенел Радомир.
«А ведь ведьмак меня в первый раз за все время царем назвал», – удивленно подумал Константин, оглядываясь по сторонам.
В темноте было видно от силы на метр-полтора, но и этого вполне хватало, чтобы понять, что он действительно находится на самой середине. Вытянув онемевшие руки, он осторожно уложил Всеведа на несколько переплетенных ветвей и, отступив чуть назад, скептически посмотрел, удобна ли последняя постель старого волхва. Показалось, что вполне. Тогда он вновь вернулся к телу, молча склонился и поцеловал его в чистый и холодный лоб, почему-то непривычно высокий… Или он раньше просто не замечал?
– Прости еще раз, – он на прощанье еще раз легонько коснулся руки покойника и вздрогнул. Показалось, будто ледяные пальцы Всеведа чуточку шевельнулись, отвечая на дружеское пожатие. Лоб Константина мгновенно покрылся липкой испариной, но он нашел в себе силы не шарахнуться в испуге, а медленно высвободить руку из безжизненных пальцев старика и, повернувшись, почти спокойно двинуться в обратный путь.
Дорога назад ему показалась увеселительной прогулкой. Он по-прежнему не обращал внимания на ветви, угрожающе нацеленные на него, но те, как бы сознавая его силу, уступчиво склонялись перед ним и молчаливо уступали дорогу.
Когда он подошел к Маньяку и Радомиру, застывшим на месте, злости в нем уже не было. А к лысому ведьмаку он и вовсе испытывал самые нежные чувства, наконец-то осознав, как мудро на самом деле он подхлестывал его, умело дозируя и остроту выражений, и безнадежность интонации, и обреченное неверие в то, что Константин доберется до цели.
– Да, – протянул ведьмак, задумчиво глядя на него. – Дури в тебе, конечно, немерено. С умом дело похуже, но тоже ничего – сойдет. Если бы ты еще научился обстряпывать свои дела через какое-нибудь другое место, то и вовсе хорошо бы было… государь, – добавил он вдруг, произнеся последнее слово с неподдельным уважением.
Радомир ничего не сказал. Он только молча кивнул, соглашаясь с ведьмаком, и вдруг глаза его расширились.
– Перун, – прошептал он завороженно. – Спускается!
Константин обернулся и уставился на небо, где и в самом деле творилось что-то странное. Создавалось такое впечатление, что кто-то могучий и незримый все сильнее и сильнее начинает перемешивать гигантскую фиолетовую похлебку, поверхность которой все быстрее вращалась в огромном котле, перевернутом над головами людей.
– А остальные как же? – вспомнил он всех тех, кто пришел проститься со старым волхвом и терпеливо дожидался на опушке рощи окончания приготовлений к обряду.
– Пока ты возвращался, государь, Радомир уже всех позвал, – пояснил ведьмак и мотнул головой. – Да вон они, подходят уже.
Помнится, Константин еще раз успел удивиться, как много из его дружинников, причем не рядовых, а десятников, сотников и даже тысяцких входило в братство детей Перуна. Когда он подъезжал к роще, их было намного меньше, зато сейчас близ деревьев стояло уже несколько сотен людей. А вон и Вячеслав – глаза сухие, но подозрительно покрасневшие. И совсем недалеко встал. Подозвать или самому подойти? Однако, немного поколебавшись, Костя решил, что ни то, ни другое. Какая, в конце концов, разница?
«И ведь это только те, кто успел, – мелькнуло в голове. – Сколько же их всего?»
А потом думать уже было некогда, потому что Радомир повторил:
– Перун за Всеведом спускается.
Первая молния, ударившая в самый центр огромного погребального костра, была бесшумной, и оттого еще более страшной. Затем последовал оглушительный раскат грома, и тут же сверкнула другая, почти совсем рядом с людьми, стоящими в безмолвном оцепенении. Но никто не то чтобы не стронулся с места – даже не пошевелился.