Алая кровь на белых крыльях
Шрифт:
Подгоняемая ударами прикладов и уколами штыков конвоя, колона Псковичей задержанных по приказу Коменданта города "О подозрительных" шла сквозь сожженные кварталы западных окраин Пскова. За криками конвойных не сразу стал слышан рев моторов и Остины с трехцветными эмблемами появились практически внезапно. Не успели первые конвоиры рухнуть под пулеметным огнем бронеходчиков, как заключенные с криками Ура! Наши! Буквально растерзали Легионеров. Вооружившись трофейным оружием, освобожденные псковичи окружив Надежду Дурново наперебой кричали, что в Концлагере еще остались люди и если им не помочь, то легионеры всех перебьют. Через четверть часа броневики облепленные новоиспеченными бронегренадерами двинулись освобождать санационное узилище
Глава 58 Осень1919 г. Наш Булак удалой, вдруг поник головой…
Однако не нужно думать, что генерал Фош, был бездарной личностью. Просто ему не повезло. Он опоздал буквально на сутки. Не сам лично, а в расчетах. План Фоша, который уже успел освоить нюансы ведения маневренной войны на территории России, строился на действиях кавалерии Булак-Балаховича, которая должна была перерезать русские транспортные коммуникации. Пока Генерал Краснов стягивал все силы к станции Порошино, Булак-Балахович, со своей маневренной группой обошел Чудское озеро с севера и стремительно и скрытно перемещался по направлению к Луге. По последним разведданным, которые он получил через связной самолет в районе селения Вешень, у русских в Луге, находился всего один батальон, поэтому захват станции уже можно было считать делом решенным. Четыре тысячи сабель, двенадцать конных орудий и пятьдесят пулеметов, против тысячи человек у русских при десяти пулеметах. Начавшееся ранним утром ускоренное движение кавалерийской дивизии, из брошенной местными жителями деревни Заполье, было внезапно прервано на самых подступах к Луге. Причиной внезапной остановки был телеграфный столб возле железнодорожного полотна. На столбе висел, повешенный за шею, покойник, одетый в форму хорунжего специального санационного Варшавского уланского полка. Штаны на покойном были спущены ниже колен. Половые органы, столь характерные для лиц мужского пола отсутствовали. Точнее сказать отсутствовали на штатном месте и торчали изо рта. Судя по гримасе, исказившей лицо покойного, процедуру секвестирования излишних половых различий провели еще при жизни.
Станислав Никодимович грязно выругался. Ему было уже наплевать на полученный приказ, он сожалел только о том, что восемь тысяч пехоты и две дюжины орудий ему пришлось оставить генералу Фошу. Из двух дюжин орудий - шестнадцать - шестидюймовые гаубицы Шнейдера. Сравнять с землей этот поганый городишко, и устроить то, что он неоднократно уже делал и в Бахчисарае и в других русских городах! Чтобы никто живым не ушел! А потом пирамиду из отрубленных голов! С имеемыми трехдюймовками такого не получится. Что ж, тем хуже для этого города - разрушить его не удастся, но пирамида из голов получится высокая. Один полк разбившись на сотни стал охватывать Лугу с со всех сторон, а два полка и батареи французских трехдюймовок Бэй-Булак-Балахович решил сосредоточить на направлении главного удара, ударив с запада, чтобы сразу же перерезать полотно железки и, захватив станцию начать "санацию" жителей города. Батальон защищавший город, Станислав намеревался уничтожить с ходу, не давая русским опомниться, от внезапной атаки. Никаких дозоров и охранения на подступах к городу обнаружено не было - скорее всего батальон укомплектован рабочими дружинами, не имеющими никакого понятия о данных терминах. О том, что в это же самое время русские войска прорвали оборону и продвигаются к Пскову, Станислав не знал.
Не всегда самонадеянность, наглость и решительность приносят положительные результаты. Расчет Станислава был в принципе верен, и даже то, что о цели его рейда уже было известно Краснову, по большому счету не могли ничего изменить. Еще утром командир батальона получил телеграмму с приказом отступить в сторону Гатчины, для усиления Петроградского гарнизона. Петр Николаевич рассудил верно - терять батальон глупо, а его героическая гибель на улицах Луги ничего не решит - слишком велико численное превосходство. Ошибка Краснова (впрочем не его самого, а его начальника штаба, состояла в том, что информация о батальоне не была должным образом проверена, ни в момент его отправки из Питера, для охраны Луги, ни в момент отдачи приказа об отступлении в обратном направлении - идеальных людей не бывает, и в момент подготовки к наступлению на польско-американские войска она просто была забыта как второстепенная, поскольку речь шла по сути о тыловом вопросе. Сообщение из Луги о том, что командир батальона не выполнил приказ об оставлении города, и занял оборону вызвало у Краснова состояние тихого ужаса! Повторная попытка связать с Лугой провалилась, так как польские кавалеристы уже перерезали телеграфные провода продвигаясь в сторону города. Все, что сейчас мог сделать Петр Николаевич, это отправить в сторону Луги бронепоезд "Русский Путиловец", как самый быстрый из имеемых, в надежде на то, что батальон сумеет продержаться до его прибытия, хотя зная талант Булак-Балаховича, и зная его нрав, было ясно, что вряд ли этим надеждам суждено сбыться.
И "Русский Путиловец" снятый с главного направления, летел на всех парах в сторону Луги, рискуя слететь под откос на ни кем непроверенной железной дороге. Командир бронепоезда знал, что ему предстоит увидеть в городе если он опоздает, и приказал машинистам заблокировать предохранительный клапан на паровозе. Но он, все равно опаздывал.
Лопухи! К такому выводу пришел Станислав осмотрев город в бинокль перед началом штурма. Хоть бы наблюдателей на колокольнях поставили. В воздух взлетели три красные ракеты. Провинциальная пастораль была нарушена топотом шестнадцати тысяч конских копыт. Деревянные домики городских окраин неумолимо приближались, все ближе и ближе железнодорожные вагоны стоящие на станции. Где-то справа, на южной окраине, а затем слева на северной, захлопали одиночные винтовочные выстрелы - очевидно, сотни окружившие город были обнаружены русскими. Поздно! Поздно! Еще двести метров и шашки наголо, и гонять пролетариев по улицам разрубая на две половинки. Над головой хлопнули с шипением три красные ракеты. Какой идиот выпустил? Первые ряды кавалерийской лавы обо что-то споткнулись, и лихих кавалеристов словно из катапульты вышвырнуло вперед. И многие из них полетели, полетели как птицы над землей. Что за черт! Лихая кавалерийская атака словно бы наткнулась на невидимую стену, дойдя до которой у коней подкашивались ноги, и они кувырком катились по земле. В диком конском ржании было практически невозможно расслышать стрельбу, Но вот знакомо взвизгнула шрапнель, ага - трехдюймовки, а вон и вспышки от выстрелов. Батареям развернуться! Однако конные упряжки, устремившиеся вперед, почему-то обезлюдили, оставшись без расчетов. Все-таки эти твари поставили наблюдателей на колокольне, и похоже, что пулемет. Кто-то из кавалеристов сумел перескочить на упряжки с орудиями, и две из них удалось остановить в их безумном беге. Сейчас возле трехдюймовок суетились люди, наводя их в сторону колокольни, но вот упал капитан, сраженный прилетевшей пулей, затем унтер, остальные беспомощно залегли. Дикое ржанье лошадей становилось все тише, по причине значительного уменьшения их поголовья, и теперь сквозь предсмертные звуки умирающих коней, стал пробиваться звук работы нескольких сотен пулеметов. Сотен? Такого быть не может в природе, да еще в этой заштатной дыре, однако именно это и происходило. Оставшиеся в живых залегли за трупами коней, но это не очень то помогало - колоколен обоих храмов били пулеметы, а поставленная на дистанционный подрыв шрапнель методично перфорировала все живое. Похоже, что батальон был не из пожилых пролетариев, ибо пули грамотно расположенных снайперов, выискивали тех, у кого погоны покрупнее. В довершение всех бед пятясь задом наперед на позицию выкатились три "Остин-Путиловца", и уцелевшие булаховцы дрогнули, и стали, кто отползать, кто перебежками откатываться назад. Теперь, когда живых коней уже не осталось было ясно различимо, что пулеметов не несколько сотен, а гораздо меньше, и что помимо них у противника очень много пистолетов-пулеметов. Только вот от этого знания было никак не легче, и применить его было невозможно, ибо оно слишком запоздало. Впрочем, мертвый Бэй Булак-Балахович совершил ту же ошибку, что и Петр Николаевич Краснов, ибо данные они черпали из одного источника - шифровальщик в русском штабе работал на польскую разведку. И этот шифровальщик добросовестно передал проходящую через него информацию. То есть и он оказался жертвой обстоятельств. Именно обстоятельств, а не хитроумных козней Лаврентия Павловича Берии. Просто произошло так, что благодаря душеному обаянию одного человека, вместо одного батальона в Лугу был отправлен другой.
Над Лугой установилась тишина, сопровождаемая редкими хлопками винтовочных выстрелов снайперов. Вскоре стихла и она. Польша потеряла четыре тысячи закаленных бойцов. А бронепоезд "Рабочий Путиловец" уже приближался к городу. Вперед была послана мотодрезина с добровольцами, чтобы в последний момент не оказаться на боку в небоеспособном состоянии лежа на боку. Путь на удивление оказался свободен. Бронепоезд притормозил, и с него спрыгнула десантная рота прапорщика Сергея Каменского и устремилась перебежками вперед. То, что происходило далее, повергло прапорщика Каменского в полный ступор, ибо на станции он встретил человека, которого не должно было уже быть в живых.
Из воспоминаний прапорщика Каменского:
Нас (в то время еще юнкеров) подняли по тревоге с полной боевой выкладкой ранним утром и, раздав патроны, зачитали приказ Главного штаба: "…явиться сейчас же в боевой готовности к Зимнему дворцу для получения задач по усмирению элементов, восставших против существующего правительства…" Юнкеров честно предупредили: "…решение выполнить свой долг перед Родиной может оказаться последним решением в вашей жизни…" Но никто не покинул строй…
Двинулись по направлению к Зимнему. Город, объятый хмурым осенним туманом, казался спящим. Впрочем, в казармах отдельных полков бодрствовали, но сохраняли нейтралитет "с целью воспрепятствовать боевым стычкам между сторонами". Отряды прибывали к Зимнему порознь, из разных районов столицы и в разное время. Одни в самый день переворота, другие - за сутки, и командир одного такого отряда рассказывал впоследствии, что в то раннее утро "во всем дворце не было ни души… ".
Меня поставили в караул с двенадцати до двух часов ночи у двери, ведущей в зал заседаний правительства, рядом с кабинетом Керенского, который… был в своем несменяемом коричневом френче… Потом меня же послали разыскивать министра Кишкина, "руководившего защитой дворца". Юнкерам из инженерных училищ было срочно поручено из штабелей дров, заготовленных для предстоящих холодов, построить на Дворцовой площади баррикады. При расстановке постов "юнкерам вменялось в обязанность самое осторожное обращение с вещами, находящимися в комнатах дворца…". А их было более тысячи, и многие пришлось запереть.
В 21.40 в Петропавловской крепости прогремел холостой выстрел, который и послужил сигналом к штурму и который легенда упрямо приписывает революционному крейсеру. Холостым же выстрел был потому, что Петропавловка объявила нейтралитет. Следом заговорила "Аврора". Из семи снарядов, выпущенных с крейсера и с миноносца "Забияка", стоявших у Hиколаевского моста, только один задел дворцовый карниз.
Первой атаке подверглась редкая цепь юнкеров, выдвинутая для защиты Зимнего снаружи. Толпы солдат и матросов открыли беспорядочный огонь, и юнкерам пришлось отступить во дворец. Вход в ворота преграждал захваченный броневик, который открыл по наступающим меткий огонь. Женский батальон, успевший занять баррикады, тоже начал отстреливаться. Атакующие толпы приостановились. Наступила заминка. Ею воспользовались большевики, которые выслали парламентеров. Они обратились к членам Временного правительства с предложениями о сдаче. В случае отказа обороняющимся недвусмысленно угрожали "кровавой репрессией". В 23 часа прекратившаяся было перестрелка на улице возобновилась с новой силой. Сестра милосердия, спустившаяся с третьего этажа, где ещё с 1915 года был устроен госпиталь, сообщила, что все палаты запружены матросами и солдатами, проникшими со стороны Эрмитажа и со стороны двора по чёрной лестнице, о существовании которой среди защитников никому не было известно. Теперь никто уже не знал, где защитники, а где нападающие. В одной зале защитники разоружали нападавших, в соседней, наоборот, нападающие обезоруживали защитников. Постепенно юнкера оставили верхние этажи со стороны Эрмитажа и сосредоточились в нижних залах, где находились министры Временного правительства.