Алая кровь на белых крыльях
Шрифт:
Как и положено белым людям, несущим нелегкое бремя белого человека, на борту, точнее сказать на бортах "плавучего острова" все спали. Некоторые философы и интеллигенты конца двадцатого и начала двадцать первого века со слезливым умилением и соплями в голосе любят повестовать о том, какой это нелегкий, тяжкий, почетный и неблагодарный труд нести это огромное бремя. О том серым, никчемным и забитым обитателям вьетнамской деревеньки Сонгми, сожженной дотла напалмом великими белыми людьми, никогда не понять важности миссии белого человека. И они эти философы - Хайек, Вассерман, Шустер, Познер как ни странно правы. Не смогут жители Сонгми понять важности и значимости нелегкой миссии белого человека. Никогда не смогут. Ибо деревня сожжена, а все ее жители мертвы. Этот тот редкий случай, когда наша интеллигенция говорит истину, правда, забывая уточнить подробности,
Кстати именно напалм, точнее сказать аналогичная напалму смесь была на борту "ЛжеМазедерана" плюс порядка сорока тонн взрывчатки. Управлял данным чудом техники с расстояния в несколько миль сам Бекаури с помощью радио. Успешное выполнение данной миссии сулило ему возможность продолжить свои работы в данном направлении - он уже знал, что Лаврентий Павлович слов на ветер не бросал. И он дрожащими и потеющими от волнения руками крутил регуляторы управления, удерживая брандер на курсе. А ведь за успех, ему и Георгия наверняка дадут! А Георгий, как уже успел узнать итальянец, это не опереточные ордена его исторической родины, больше смахивающие на раскатанные скалкой до формы десертных тарелок Яйца Фаберже!
Нос брандера уткнулся в "плавучий остров" нажав на многометровый рычаг закрепленный на форштевне. Рычаг замкнул контакты цепи, и на пульте Бернаури загорелся сигнал, что брандер уперся носом в цель. Он перещелкнул один из тумблеров и один из дизелей брандера остановился, врезультате чего "ЛжеМазедеран", при одном работающем дизеле и повернутом руле, стало разворачивать правым бортом к острову. Контакты на борту брандера крепить не стали, расчетное время прижима, при таком маневре было определено в базе. То, что удар брандера о корпус разбудил английскую вахту значения уже не имело. Суета спросонья и не понимания сути ситуации давали гораздо больший запас времени для реализации замысла операции, чем требовалось. Над рейдом Баку, заслоненного "плавучим островом" от ударной волны прокатился грохот ночного взрыва. Зажигательную смесь находившуюся в танках брандера выплеснуло на плавсредства Каспийской флотилии, и жители Южного города, разбуженные взрывом смогли полюбоваться красочным ночным пожаром где-то в море далеко от берега. Тушить пожар было нечем, да и бесполезно - компоненты для зажигательной смеси подобрали на совесть, а присутствие опилок магния и алюминия, повышало температуру горения до такой величины, что плавились стальные конструкции объятых пламенем кораблей. "Все таки я получу Георгия!" - думал Бекаури, наблюдая с кормы уходящего полным ходом от Баку баркаса, за красочным делом рук своих.
Из детских сочинений:
"Мамочка не выдержала тифа и скончалась. Папа не мог остаться и уехал на фронт… Старший брат лежал в госпитале… Мы остались одни. Я была самая старшая - мне было 8 лет и у меня на руках была сестра 5 лет и брат 7-ми месяцев… На Принцевых островах мой младший брат, оставшийся после мамочки грудным ребенком, не мог перенести этого - он заболел и умер".
"В дом ворвалась… шайка "зеленых" и убила маму и папу, это был такой страшный удар для меня тогда, 13-тилетней девочки, что я несколько дней ходила как помешанная… Я осталась одна на всем большом чуждом свете и с маленькой пятилетней сестрой на руках и никого, никого из близких и родных не было у нас… После сыпного тифа старалась найти себе хоть какое-нибудь дело. Приходилось слабой девочке не по силам работать. Приходилось носить воду, рубить дрова, готовить обед, смотреть за двумя маленькими детьми, но нравственно я была удовлетворена".
Глава 52. Осень 1919 года. Ленточка от бескозырки.
– Куда спешим красавица?
– этот вопрос задал лейтенант Жак Шанель с крейсера "Дюпюи-де-Лом", командовавший патрулем, симпатичной барышне, шарахнувшейся от испуга в сторону. Дикое ржанье его матросов, заставило девушку прибавить шаг. Однако Татьяна Неклюева, не вовремя решила сходить к тетушке.
– Стоять! Проверка документов!
Жаку некуда было спешить, да и его матросам тоже. Он вообще не понимал смысла патрулирования в этом районе Севастополя. Никаких ценных объектов здесь нет, только заросли колючего кустарника выше человеческого роста, да и район малолюдный. Впрочем, от кустарника есть польза. Если есть туда с кем сходить. А сходить - тут Жак оглядел остановленнуюим и до смерти перепуганную барышню - есть с кем.
Она сопротивлялась. Но что она могла сделать против нескольких мужчин? После того, как она полоснула ногтями одного из французских матросов по лицу - ее сильно ударили ладонью по лицу, от чего она потеряла сознание. А затем ей связали руки ленточкой с бескозырки, и затащили в заросли. А потом она пришла в сознание от дикой боли. Чтобы она не кричала ей заткнули рот куском ее же оторванного платья. Первым был лейтенант. Таня знала, что именно лейтенант - ее жених мичман Семенов служил на флоте, и она научилась разбираться в знаках различия. А дальше она потеряла сознание. Очнулась она уже в сумерках. Все тело страшно болело, а связанные руки затекли. Она была очень юной и гибкой девушкой, точнее сказать уже нет - ибо первым ее мужчиной стал французский лейтенант. Она сумела согнув и сжав ноги просунуть их между связанными руками, а затем зубами развязать шелковую ленточку.
Ее нашли утром. На той же тропинке по которой она пыталась сходить к тете. Она висела в полуметре над землей на шелковой ленте от матросской бескозырке с надписью "Дюпюи-де-Лом".
На Графской пристани играл духовой оркестр, фланировали оккупанты и редкие пары. Сергея Семенова плышего через бухту к ошвартованному у стенки завода французскому крейсеру никто не заметил. А с чего замечать? Да и зачем? Если туземцу так хочется попасть под винты снующих катеров и кораблей, то никто не препятсвует. На франзузском крейсере шел ремонт, и боезапас во избежание хищения туземцами был перегружен в ошвартованную к борту баржу. Именно к ней и подплыл Сергей. Никакой постоянной вахты на ней не неслось - французы расслабились, и чувствовали себя в Севастополе, как в покоренной колонии. Ну что же, это их проблемы, подумал мичман Семенов, аккуратно выбираясь из воды. Похороны Тани он помнил как в тумане. Так же как и слова священника, когда он вместе с ее родителями пытались решить вопрос о захоронении Татьяны на кладбище. Отпели и захоронили. Целую неделю он готовился как этой акции. Изготовить взрывное устройство для него труда не составило. Единственный вопрос, который он до сих пор не мог решить - уйти вслед за невестой, или еще повоевать. Он решил все в последний момент - взведя часовой механизм -не зная точных имен и фамилий убийц Татьяны, придется уничтожить весь экипаж, а сейчас на борту крейсера лишь часть его - остальные в городе.
Взрыв баржи с боезапасом расшвырял как кукол всех, кто прогуливался по Графской пристани. В городе поднялась паника. Французский гарнизон, поднятый по тревоге, стал расстреливать из пулеметов всех, кто не одет во французскую форму, вместе с мирными жителями, под огонь угодили и патрули Легиона. Только вмешательство Якова Блюмкина, начальника Вспомогательной полиции, сумело остановить дальнейшую вакханалию. Ему удалось убедить адмирало Дарно и генерала Жюно, что бомбардировка города в первую очередь приведет к потерям среди оккупационных войск, подразделения которых сечас ведут беспорядочную пальбу в вечернем городе и также беспорядочно по нему перемещаются. Порядок усталось восстановить. Утром части Легиона прошерстили выборочно город взяв тысячу заложников из местных жителей, вывезли их за город в район бухты Круглая, где расстреляли выстраивая партиями по двадцать -сорок человек. Тем же утром, после осмотра водолазами затонувшего "Дюпуи-де-Лома" стало ясно, что дальнейшему восстановлению крейсер не подлежит.
Севастополь. Из детских сочинений:
"Французы начали ходить по городу и стреляли от 8 час. утра до 4-х часов вечера".
"Начался обстрел… Вот сидим в погребе, темно, горит лампочка, всем не весело, тяжело на душе".
"Раздался выстрел, девушка упала и из головы у нее потекла кровь. На кровь я подумал, что это лента".
"Единственно, что я помню, это что был обыск в нашей квартире, "легионеры " забрали 3 ф. картошки, 11/2 ф. сахара и еще что-то, и мы остались без обеда".
"Вдруг вошла мама, она "легионеров" не боялась, так как ей приходилось часто с ними расправляться. Но видя такую картину, страшно испугалась и сказала, чтобы они уходили, что им нечего здесь делать. Они страшно возмутились, говоря, что какое право она имеет им так говорить. Она отвечала, что имеет полное право, потому что ее дом. Они хотели ее побить, но она им этого не позволила".
Глава 53 Осень 1919 года. Ее звали Анджелла.