Алеф (CИ)
Шрифт:
– Нет.
Пожалуй, стоит говорить с Виктором помягче. Я ведь хочу, чтобы он вернулся.
– Где ты живёшь?
Молчание.
– С матерью?
В динамике щёлкает, и через секунду раздаются гудки. Я отдаю трубку Фёдору и прохожу мимо него к двери. У крыльца меня ждёт машина.
– В офис, - говорю я, забираясь на заднее сиденье.
Года три назад, когда я лежал в кровати, собираясь выйти в реальность, в комнату проскользнула Ева. Она прошлёпала по полу босыми ступнями и залезла
– Привет, - сказала она, поудобнее устраивая голову на подушке.
– Почему ты не спишь?
– А ты?
– спросил я, отодвигаясь к стене, чтобы дать ей побольше места.
– Не хочется.
– Тебе завтра рано идти в школу.
– Ну, и что? Я от этого быстрее не засну.
Я улыбнулся в темноте её словам и предложил:
– Если не хочешь спать, можно во что-нибудь сыграть.
Ева обрадовалась.
– Давай в правдивую историю, - предложила она шёпотом.
– Это как?
– Для этого нужно, - Ева придвинулась ближе, - рассказать о себе историю, только чтобы всё было правдой. Так что сначала поклянёмся не врать, ладно?
– О'кей, - ответил я.
– Обещаю.
– Я тоже, - Ева подняла вверх руку, как бы принося клятву.
– А про что должна быть история?
– Мы посчитаемся. Кто выйдет, тот загадывает, о чём рассказывать. Чур, я считаю!
– Ева начала декламировать стишок, указывая поочерёдно то на себя, то на меня: - На золотом крыльце сидели… Я вышла!
– через несколько секунд воскликнула Ева и захлопала в ладоши.
– Ну, - сказал я, улыбнувшись, - загадывай.
– Сейчас-сейчас, что-нибудь придумаю, - Ева подняла глаза к потолку.
– Ага, вот. Расскажи, почему мама нас бросила.
Вопрос застал меня врасплох. Я не знал, что ответить, и молчал. Ева нетерпеливо потеребила меня за руку.
– Ты обещал не врать, - напомнила она.
– Маме не нравилось, что я работаю в своей фирме, - ответил я уклончиво.
– Почему? Ведь теперь нам живётся гораздо лучше.
– Ну, ты же знаешь, что мы продаём.
– Мёртвых детей?
Я кивнул:
– Точно.
– Ну, и что? Ведь им всё равно. Да, и потом, они ведь сами умерли, разве нет?
– Мама считает, что мы не должны этим пользоваться.
– И поэтому она нас разлюбила?
– Нет, - я положил ладонь Еве на голову.
– Только меня.
– Неправда. Если б она нас любила, то не ушла бы.
– Но ведь вы остались со мной.
– А разве ей нельзя приходить?
– Можно.
– Так почему же она ни разу не зашла?
– Не знаю, милая.
Ева помолчала.
– Пап, а как это вообще бывает?
– Что именно?
– Ну, почему люди могут разлюбить?
Хороший вопрос.
– Ну, - я оглянулся вокруг в поисках чего-нибудь,
– Видишь стакан?
Ева кивнула.
– Представь, что это человек. Теперь смотри: у стакана много граней, но тебе видны сейчас только четыре, значит, ты, хоть и знаешь, что это стакан, но судишь о нём только по этим четырём видимым граням. Согласна?
– Наверное.
– С обратной стороны стакан может оказаться и битым, и грязным. Значит, ты видишь не сам стакан, а его образ, который построило твоё воображение, опиралась лишь на эти четыре видимые тебе грани. Это называется гештальт.
– Как?
– Не важно. Суть в том, что, если повернуть стакан другой стороной, и она окажется, скажем, с трещиной, то твоё сознание сразу перестроит готовый образ, и, хотя ты будешь знать, что стакан тот же, его образ станет немного другим.
– С трещиной?
– Именно. Так же получается с людьми. Сначала ты любишь образ человека, состоящий из четырёх граней, а потом видишь пятую и либо любишь этот новый, уже пятигранный, образ, либо нет. И это только кажется, что разлюбил того же самого человека, потому что на самом деле того, кого любил, уже нет - он исчез, как только появилась новая грань. Да, и потом, ведь не самого человека любят вовсе, а всегда только его образ.
– Потому что все грани увидеть невозможно, - понимающе кивнула Ева.
– Да. На это не хватит целой жизни.
– Жаль, мы не бессмертны, - вздохнула она.
Больше мы с Евой не говорили. Через несколько минут она заснула у меня на плече, а я почти до утра лежал с открытыми глазами.
Я вспоминаю всё это, пока еду в машине, глядя в тонированное окно на небоскрёбы и пешеходов.
Киберград растёт быстро. Сейчас он уже не тот, что несколько лет назад.
Я тоже изменился. Раньше меня обуревали мечты, нелепые и наивные, почерпнутые из книг и фильмов. Мои друзья походили на меня. Нас томило предчувствие великих свершений, и мы надеялись стать знаменитыми, богатыми и счастливыми.
Помню, как мы пили пиво из тёмно-коричневых, то ли запотевших, то ли запылённых бутылок. Обречённые жить на каменных островах городов, поднимаясь вместе с асфальтом всё выше и выше над землёй, слабея с каждым новым достижением цивилизации. Мы родились в странное время, когда вокруг не было ничего, за что можно было бы уцепиться, во что стоило поверить. Нас приучили к мысли, что всё, что нас окружает, - плохо и порочно. Мы не нашли ничего лучше, как отвергнуть действительность и отдаться иллюзии. Нашей верой стало отрицание, оно делало нас сильными и цельными, давало право на место под солнцем. Мы спешили урвать у жизни - пусть даже поддельной - всё, что можно.