Александр Грозный. Исчадия Ада
Шрифт:
Что это был за мир? Или это была просто дверь, открывающаяся в иное пространство и время, он пока не знал. Однако он воспользовался той «ноосферой», как локальным сервером связи, так как увидел, что и у Самуила связь с тем миром продолжала оставаться.
— Значит Самуила я выдернул не с «того света», а из «того мира»? — подумал Александр.
— Всё понял, великий государь, — совершенно серьёзно и с небольшим поклоном, «сказал» лекарь. — На полкорпуса находиться сзади царя?
— На корпус сзади царя. Докажешь, что готов, приближу.
— Понял тебя, государь. И не жалею, что раскрылся тебе.
— Так! Давай сначала обмоешься! Смердит от тебя!
— Не от меня, государь. От тела этого.
Царь отмахнулся и девки подхватили лекаря и окунув в кадушку с водой, прямо туда плеснули жидкого мыла. В четыре руки они сорвали с лекаря верхнюю одежду — сапоги он снял ещё на входе — выдернули из кадушки, сняли штаны и стали отмывать лекаря мочалом. Девицы работали словно профессиональная стиральная машина и уже через пятнадцать минут лекарь был чист и утомлён.
Царь, изредка поглядывая на процесс омовения, налил в гранёный прозрачный стакан из откупоренной бутылки спирта и опрокинул его в себя. Потом, не вдыхая, захватив щепотью квашеную капусту, посмаковал её, проглотил и только потом вдохнул. Приятное тепло скользнуло в желудок и растеклось по телу. Ещё одна щепоть кислой до оскомы капусты добавила блаженства. Царь почувствовал, что жизнь начала, вроде как, налаживаться и глубоко и медленно вздохнул-выдохнул.
Самуил Яковлевич укутался в большое покрывало и взглядом вопросил разрешение садиться.
— Присаживайся, эскулап, наливай, закусывай и рассказывай.
— Я сначала капусточки, с вашего разрешения, государь.
— Тут даже государям выкают, если только оскорбить хотят, — хмыкнул царь.
— Да, что ж такое?! — сокрушённо мотнул головой лекарь. — Снова не так.
— А вот, — развёл руками царь. — Больше молчи и слушай. Ты же, вроде как, говоришь, «путешествовал».
— Не особо прислушивался. Больше присматривался.
— На баб заглядывался? — усмехнулся Александр.
Лекарь смутился и налил себе в стакан спирту.
— Выпить-то можно? — спросил он.
— Пей, конечно, — кивнул головой царь. — Зачем же наливать, коли не пить. Ты в каком году оттуда пришёл?
Самуил выдохнул, крякнул, мотнул, словно лошадь, головой и, хлебнув заранее налитого квасу, обмяк.
— Благо-о-сть, — произнёс он.
— Вот! — ткнул в лекаря пальцем царь. — Уже по-нашему заговорил. Ещё по две-три дозы, и псалмы запоём! Хе-хе-хе!
— Псалмы — это вряд ли! — пробормотал хирург.
— Не перечь царю! — шутливо нахмурясь, «грозно» сказал Александр.
— Да ты деспот, — издеваясь, отреагировал мысленно лекарь.
— А ты думал! Тут иначе съедят в первый же день. Руки о твоё платье вытирать станут. Так и было с Иваном Васильевичем в детстве. Оттого он сильную обиду на Шуйских и Мстиславских затаил, да
— Сейчас ты квитаешься?
— Вот ещё! Мне-то это зачем? Тех, кто меня пытался унизить уже нет, а остальные блюдят чин.
— Может ещё по одной? — спросил лекарь вслух. — Хороший у тебя, государь спирт. Я-то, как врач, в нём толк знаю.
— Пей-пей, да разум разумей. Не дурных люблю питухов. Сразу предупреждаю. Ты мне про житьё-бытьё своё расскажи. Я у тебя в больничке лежал в две тысячи шестнадцатом, а ты до какого дожил?
— До двадцать третьего.
— Ух ты! И как там? Кто президент?
— Президент тот же и дела те же, кроме войны с Украиной за Донбас.
— Ух ты! Решились, таки, наши! Молодцы! С четырнадцатого года ведь бандэровцы Донбас бомбили. И как, Киев взяли?
— При мне, ещё до Киева далеко было. Медленно там идёт. Вязнут наши. Или не торопится командование. Не знаю. Берегут и свой народ, и чужой. Да и зарылись там хохлы в землю глубоко. Шахты старые, да подвалы заводские… А может, бомб и снарядов не хватает. В Сирии ведь много потратили. А вдруг снова германцы полезут? Всё ведь нельзя тратить. Стратегический запас держать надо.
— Да-а-а… Промышленность стояла. Сталину вон сколько времени понадобилось, чтобы перестроиться…
— Не-е-е… Тогда по-другому было. Промышленность на войну работала с тридцатых годов, просто германец так шустро попёр, что заводы пришлось за Урал переносить. Вон, сталинградский тракторный не перенесли бы, потеряли бы нахрен.
— Верно…
Александр Викторович с Самуилом Яковлевичем ещё долго обсуждали политику партии и правительства их бывшей Родины, а потом разговор постепенно затих. И тот, и тот вдруг загрустили. Санька тихо шмыгнул носом, молча влил в себя пятьдесят грамм спирта, закусил рыбным расстегаем и чёрной осетровой икрой и скривился.
— Вот оно мне надо, разбираться в здешней политике. Кто я, и где политика Руси шестнадцатого века. Да ещё кикиморы с лешими и волколаки чёрные и белые. У меня уже крыша едет, Сеня.
— Тогда уж не Сеня, а Саня, — поправил лекарь. — Что, так всё плохо?
— Да, писдец! — тихо прошептал царь. — Всё один и один!
— Аки пчела? — спросил Самуил серьёзно.
Царь глянул на него подозрительно. Не смеётся ли? Крамолы не увидел и, отвернувшись, кивнул.
— В отпуск тебе надо, — в который уже раз посоветовал лекарь.
— Да какой, нахрен отпуск? Куда? Чем заняться? Рыбалку я особо не люблю. И горных речек здесь нет, чтобы хариуза подёргать, а на сеть или перемёты… Хрень это, а не рыбалка. Наливай, да пей, одно слово. Охотиться с луком, тоже не интересно. Я всё-таки предпочитаю ружьецо или мелкашку. А здесь они, даже с моей модернизацией, всё-таки не те. Капсюлей мало производят, да и толку в них для охоты немного. Патроны так и не освоили. Некому осваивать производство. Оборотни не желают в мастеровых превращаться. Им бы ближе к природе…